Человек наизнанку - Фред Варгас

Днем Солиман принял душ, побрился, объехал на мопеде весь Авиньон, зарядил батарейку мобильного телефона, сделал множество нужных и ненужных покупок. А Полуночнику вовсе не требовалось все время что-то делать и куда-то бежать. Везде все одинаковое, и люди повсюду одни и те же. Он стоял на посту рядом с фургоном, положив руки на посох, и с легким презрением наблюдал за суетливой толпой, а верный Интерлок лежал у его ног; старику этого было вполне достаточно если не для счастья, то по крайней мере для спокойствия. А Солиман с каждым часом проявлял все большее нетерпение и любопытство. Шум и толчея Авиньона захватили его. Полуночника встревожило его безудержное желание удрать в город, колесить по нему на своем мопеде, хоть днем, хоть ночью, — неужто парню мало Экара? Чем раньше они найдут оборотня, чем раньше распорют ему брюхо, тем раньше Солиман вернется домой, к овцам, и успокоится.

Чуть поодаль Камилла, сидя на складном табурете, ужинала, зачерпывая столовой ложкой рис, обильно приправленный оливковым маслом. Она тоже ждала Адамберга, не испытывая ни огорчения, ни радости. Встреча с ним оказалась не таким тяжким испытанием, как она боялась. И ей не стоило никакого труда его уговорить. Казалось, он и без ее просьбы готов был заняться этим делом. Она не успела еще ничего сказать, как он ее опередил, словно только этого и ждал, сидя босиком на берегу Роны. В отличие от Полуночника, молча стоящего на страже у фургона, Солиман сгорал от нетерпения, стараясь не пропустить появление сыщика и не отрывая глаз от въездных ворот кемпинга.

Адамберг появился в назначенный час: он сидел за рулем служебного автомобиля, которому явно было пора на свалку. Камилла всех представила, мужчины обменялись короткими приветствиями и рукопожатиями. Комиссар, похоже, даже не заметил, что, общаясь с ним, Полуночник подчеркнуто держит дистанцию. Для Адамберга никогда не существовало социальных различий. Он не желал загонять себя в рамки общественных правил, не считал нужным придерживаться условностей и оказывать кому-нибудь почтение; отношения с людьми он строил просто и бесхитростно, поскольку не умел ни подчиняться, ни подавлять. Какая разница, кто главный, лишь бы ему, Адамбергу, не мешали идти своей дорогой.

Единственное, чего он немедленно потребовал, — это дать ему карту Массара. Он расстелил ее прямо на пыльной дороге и долго рассматривал с неопределенно-озабоченным видом. Адамберг вообще был одна сплошная неопределенность: его лицо никогда не отражало того, что происходило вокруг него.

— Какой-то он странный, этот маршрут, — пробормотал комиссар. — Все эти узкие проселочные дороги, развилки. Пожалуй, слишком сложно.

— Этот тип вообще непростой, — сказал Солиман. — Сумасшедшие все такие.

— Он хотел выиграть время и заставить всех поверить, что он пойдет именно этим путем. А сам мог в течение суток пересечь территорию Франции и покинуть страну.

— Во всяком случае, его до сих пор не поймали, — заметил Солиман.

— Потому что толком не искали, — произнес Адамберг, складывая карту.

— Но мы же его ищем!

— Возможно, — усмехнувшись, ответил Адамберг. — Но когда вся полиция будет поднята на ноги и бросится за ним в погоню, он уже не сможет позволить себе роскошь разгуливать по проселочным дорогам и посещать все храмы подряд. Не понимаю, почему он не выбрал автостраду.

— Массар лет двадцать занимался плетением стульев и бродил по всему краю, из деревни в деревню, — сообщила Камилла. — Он хорошо знает все дороги и тропинки, все места, где можно укрыться, а также пастбища и овчарни. Он хочет, чтобы его считали мертвым. А самое главное, он прячет от всех своего волка.

— Он бродит по ночам, — вступил в разговор Полуночник, — убивает людей и животных, а днем отсыпается. Вот почему он так медленно передвигается. Он не хочет, чтобы его видели, — так ему велит инстинкт. И держится подальше от людей — такова его натура.

Около часа ночи фургон остановился в Сотрэ. Адамберг обогнал его и терпеливо ждал у въезда в деревню, окутанную густым туманом. Мысли комиссара, как всегда, где-то витали, ненадолго задерживаясь на карте, волке, Солимане, фургоне, Камилле. Он был признателен судьбе за то, что она привела к нему Камиллу, что благодаря девушке он, возможно, поближе познакомится с гигантским волком. Однако это странное стечение обстоятельств его вовсе не удивляло. Зверь ворвался в его жизнь с того самого дня, когда совершил свое первое кровавое преступление, и теперь встреча с ним казалась Адамбергу вполне естественной и закономерной. Вполне естественно и то, что сейчас с ним рядом Камилла. Ее неожиданное появление на берегу реки, конечно, взволновало его, но не слишком. Эта девушка была частичкой его самого, крохотной, но очень важной, она пряталась где-то на кромке сознания. Поэтому, когда она внезапно оказалась в поле зрения, он, в общем, был к этому готов.

Конечно, есть еще этот тип, высокий, сильный, словно созданный для приключений, — а почему нет, собственно говоря? Адамберг ничего не имел против него. Да, этот тип. А почему бы ему не быть? Хорош собой, насколько Адамберг смог его рассмотреть. Ну и ладно, прекрасно, у тебя своя жизнь, у меня своя. Там, у реки, Камилла сначала держалась скованно, потом это прошло. Теперь она держалась спокойно, равнодушно. Ни дружелюбия, ни враждебности. Далекая, невозмутимая. Ладно. Это нормально. Она вычеркнула его из жизни. Да, именно так. Он же сам этого хотел. Все хорошо. А высокий светловолосый парень, — должен же у нее быть парень, так почему бы не этот? Камилла им восхищается, ну и на здоровье. А вот поедет ли она в Канаду — это уже другой вопрос.

Адамберг заметил приближающийся фургон и, открыв дверцу машины, дважды мигнул фарами. Грузовик с грохотом остановился на обочине, габаритные огни погасли. Спутники Камиллы спали рядом с ней, на пассажирских местах в кабине. Девушка растолкала Солимана и спрыгнула на дорогу. Молодой человек, толком не проснувшись и плохо соображая, выполз наружу и помог Полуночнику спуститься по ступенькам.

— Что ты тащишь меня, словно я мешок какой, — заворчал старый пастух. — Черт бы тебя взял!

— Я просто не хочу, чтобы ты упал, — объяснил Солиман.

— Скажите, а ничего другого, кроме этого фургона, у вас не нашлось? — спросил Адамберг, озабоченно оглядывая машину. — Ну, чтобы удобнее было путешествовать?

Камилла покачала головой:

— Знаешь, я уже привыкла.

— Понимаю, — кивнул Адамберг. — Я сам люблю этот запах. У нас в Пиренеях тоже так пахнет. Это овечий жиропот.

— Да, я знаю.

Полуночник прищурился, пытаясь что-нибудь рассмотреть в ночной темноте, его взгляд задержался на силуэте полицейского. Надо же, этот парень единственный, кто не жалуется на овечий запах в фургоне. Физиономия у него, прямо скажем, так себе, но с ним, пожалуй, стоит потолковать. Старик обошел грузовик и властным жестом подозвал Адамберга.

— Он хочет, чтобы ты подошел, — прокомментировала Камилла.

Адамберг приблизился к пастуху, а тот тем временем поправил шляпу и положил тяжелые ладони на посох.

— Послушай меня, парень, — обратился он к Адамбергу.

— Он, между прочим, комиссар, а никакой не парень, — сердито поправил его Солиман. — Комиссар!

— Что касается Массара, тут есть одна вещь, о которой девочка тебе наверняка не сказала, — не обращая на него внимания, продолжал Полуночник. — Он оборотень. У него на теле нет ни единого волоска, понимаешь?

— Да, я понял.

— Все волосы у него внутри. Когда схватите его, не церемоньтесь. Оборотень совладает с двадцатью крепкими мужчинами.

— Ладно.

— И еще кое-что, парень. В фургоне есть одно свободное место, в глубине справа. Можешь его занять.

— Спасибо.

— Но имей в виду, — предупредил старик и покосился на Солимана, — с нами молодая женщина. Надо уважать ее и уважать самих себя.

Чуть заметно кивнув в знак того, что разговор окончен, старик вскарабкался в фургон.

— «Гостеприимство, — провозгласил Солиман, — доброжелательное, сердечное отношение к гостям».

Камилла, усталая после девяти часов за рулем, тихо лежала, вытянувшись на кровати, и слушала, как за занавеской похрапывает Полуночник. Брезентовые полотнища на боковинах кузова были опущены, и в фургоне царила непроглядная тьма. По дороге машина основательно прогрелась, и сейчас внутри кузова было градусов на пять теплее, чем снаружи. Адамберг тоже спал. А может, и нет. Спал ли Солиман, она тоже не слышала. Раскатистый храп Полуночника заглушал звуки их дыхания. Адамберг, нимало не смутившись, занял четвертую койку, которую ему от всей души предложил Полуночник. Его предостережение никому не показалось странным: Полуночник играл в их маленькой компании роль священника; все, что он принимал или отвергал, было для остальных неписаным законом, и они делали вид, будто ему подчиняются. Адамберг сразу улегся спать, не создавая никому проблем. Он лежал на своей кровати, отделенный от Камиллы только узким проходом. Пятьдесят сантиметров — пустяк. Однако ей было даже спокойнее в непосредственной близости от Адамберга, чем с Полуночником и Солиманом, в особенности потому, что последний определенно проявлял беспокойство с самого отъезда из Экара.