Путь к свободе - Иван Митрофанович Овчаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миром господу помолимся!
Процессия двинулась вдоль выстроившихся рядов войск.
Петька увидел в конце площади множество возов с капустой и сеном. Вдруг часть возов свернула за угол и остановилась, другие потянулись в противоположную сторону, объезжая площадь. Потом возчики, словно боясь нарушить торжественность богослужения, остановили возы, загородив ими северный выход с площади.
Петька посмотрел туда, где шла процессия, и увидел, как генералу Губатову преподнесли икону. Он торжественно взял ее костлявыми руками, поднес к губам, поцеловал и передал адъютанту.
Вдруг с обеих сторон площади застрочили пулеметы. Сено на возах зашевелилось, и кочаны капусты покатились по мостовой. На возах стояли люди с винтовками, опутанные патронташами и пулеметными лентами. Нищие и калеки бросали костыли, в руках у них появлялись обрезы и бомбы. Раздались беспорядочные выстрелы и многоголосая брань. Все на площади пришло в движение. В толпе плакали, стонали, охали, лошади бешено рвались на людей, поднимались на дыбы.
Послышались испуганные выкрики:
— Махно! Махно!
Петька соскочил с ограды и бросился бежать через дворы, прячась за стенками. Вскоре он оказался на Портовой улице. На углу переулка он увидал Володьку и Шурку. Около них стояли «парный» извозчик, городовой и женщина, которую Шурка назвал королевой без «ле». Шумный понял, что друзья его арестованы. «Смелость города берет», — подумал он и крикнул что было силы:
— Лови, бей городовых, бей буржуев!
Он вынул из кармана кошелек, отчаянно размахивал им в воздухе, как размахивают револьвером. Володька и Шурка подались вперед, навстречу Петьке.
— Это красные, факт! — кричал Володька.
Городовой дал выстрел в воздух и скрылся за углом. Женщина, прижавшись к стене, дрожала. Шумный крикнул друзьям:
— Стойте! Извозчик, давай!
Володька быстро вскочил в пролетку и втащил за собой растерявшегося Шурку. Шумный сунул в карман руку с «револьвером» и уверенно скомандовал:
— В порт!
Извозчик стеганул лошадей, и они во весь опор помчали друзей к порту. Володька и Шурка, возбужденные от радости, шептали Петьке:
— Что там? В чем дело?
— Махно! — строго ответил Петька.
— Эх, мать честная! Но ты прямо черт! Вот спасибо! Вот здорово!..
Не доезжая до набережной, Шумный остановил извозчика. Друзья слезли с пролетки и направились к «Юпитеру».
В порту было спокойно. Пароходы и катера стояли на месте. Только не было шхуны, на которой приплыл в Мариуполь рыбак Березко.
— Почему нет погрузки? — буркнул Володька.
Только теперь Шумный заметил: в порту царит странное безмолвие, около каждого парохода прохаживались часовые.
Подойдя к «Юпитеру», Петька обомлел: он узнал в часовых тех самых нищих, которых встретил утром.
— Ну, ну, давай сюда! Вот ты откуда, — пробасил часовой, который утром разыгрывал матроса без руки.
— А! — вскричал другой часовой, молодой, с женским лицом. — Щедрую милостыню он нам подал! Нам, дружище, не надо подавать, мы сами возьмем!
— Снимай бушлат, гони сюда шкеры[5]! У батьки Махна тоже морячки есть!
— Братишка… — пытался было заговорить Шумный.
— Еще рассусоливать будешь! — закричал махновец и положил руку на кобуру.
— Товарищи, ведь это грабеж! — возмущенно воскликнул Шумный, озираясь кругом. Шурка и Володька стояли рядом почти голые — махновцы уже успели раздеть их.
— Ты посмотри на этого щепка! — крикнул махновец своему товарищу, «занимавшемуся» Володькой и Шуркой, и ударил Шумного прикладом в живот.
— Разбойник, что делаешь?! — заорал с корабля Евсеич.
— Снимай! — орал на Шумного махновец, не обращая внимания на Евсеича. — Не то я тебе голову размозжу! — Он рванул Шумного за воротник и вытряс из новенького бушлата.
«Лишь бы ботинки не сняли», — лихорадочно думал Петька: в ботинки он запрятал деньги, которые ему дал Березко. Но ботинки были старые, и махновцы на них не польстились. Шумный в одном белье, держась за живот, тихо побрел по трапу. На палубе сидели раздетые и обозленные матросы.
Вскоре после того, как в городе затих бой, в порт прилетело с десяток махновских тачанок с установленными на них пулеметами. Одна из них подкатила к «Юпитеру». Сзади на тачанке было написано: «Хрен догонишь!» Спереди: «Хрен уйдешь!» Из тачанки, запряженной четверкой взмыленных лошадей, выпрыгнул боцман «Юпитера». Он был опоясан пулеметными лентами, у левого бедра висел тесак, у правого — револьвер и две бомбы. Он первым поднялся на пароход.
— Слушай, ты мой боцман Быбко? — спросил капитан, как бы не узнавая его. Капитан был в сборной, рваной одежде, но в форменной фуражке с «иконостасом».
— Да, був твой и подчинявся тоби, а теперь надо мной ниякой власти, я сам соби и царь, и бог, и начальство. Я — анархия и за нее отдам и живот и голову. Теперь я що захочу, то и сделаю.
— Постой, — остановил его капитан. — Ты вот что сделай: прикажи, чтобы отдали наши вещи.
— Этого, хлопцы, я не можу, бо я нэ брав и я нэ приказував. Они вам нэ дают, цэ их воля.
— Так что же, это, выходит, правильно? — отозвался Евсеич.
— Мовчи, зловредный старик, мовчи… — пригрозил боцман Евсеичу пальцем.
Затем боцман объявил, что он не желает слушать никаких жалоб и просьб. Он заглянул в трюм, где сидели четыре белогвардейских солдата.
— Сыдить, суки! Ось управимся в городе, потом и вас пожарим у топках, попечем на угольках, научим, як против свободы идты.
— Мы мобилизованы, — умоляюще крикнули из трюма солдаты.
Боцман обратился к команде:
— А вы, мырные граждане, если хочете слободы, запысуйтесь в анархию, к Махно. Тики цэй чоловик доведэ до маяка настоящой слободы, ныхто бильш як вин.
Все молчали.
— Ну, Петро, — воскликнул боцман, — ты смельчак парень и добряк! Я тэбэ прямо люблю. Пойдем со мной. Як сына буду кохать тэбэ. Ты у мэнэ орленком будешь летать.
Шумный с ненавистью сказал:
— Робу отдайте.
— Отдам, если пойдешь со мной.
— Я хочу плавать, — проговорил Шумный и, взглянув на Евсеича заметил, что помрачневшее лицо его прояснилось.
— Я думав, що ты моряк, а ты просто серяк, тэбэ еще добрэ бить надо.
Боцман скинул фуражку и поклонился команде:
— Ну, гоп-компания, прощай, не помынай лихом. Адью!
На другой день на пароход явился прапорщик и сообщил, что из штаба получен новый приказ: белое командование заключило союз с батькой Махно о совместных действиях против большевиков и в знак крепкого союза устроило «лобызание» белых офицеров с махновскими командирами. Даже генерал Губатов театрально-торжественно обнял Махно и прослезился.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Немецкие войска оставляли Керчь.
По всему Крыму немцы передавали власть белым и, оставляя город за городом, уходили на Украину.
В Крым, считавшийся
