Самая желанная - Ольга Арсеньева

На глазах Стефано блеснули слезы. Он отошел к окну, рассматривая усыпанный звездами небосвод.

Да, сегодня он действительно посетил клинику для душевнобольных, где находился Гаэтано Антонелли. Последний раз он был там три месяца назад, объяснив медсестре свое долгое отсутствие неотложными делами.

Пожилая женщина проводила синьора Антонелли в комнату сына и тихонько удалилась за свой столик в холле. Ее сердце всегда разрывалось от этих сцен — благородный, седовласый синьор и его несчастный сын, пытающийся залезть на колени к отцу, целующий его слюнявыми губами…

Через пару минут из комнаты Тано донеслись страшные вопли. Прибежавшие санитары не могли оттащить вцепившегося в горло отцу великовозрастного дебила. А когда умалишенного удалось привязать к кровати, он шипел и плевался в сторону Антонелли, пока ему не сделали успокоительный укол.

— Бедный малыш, — сказал отец, опустив искаженное страданием лицо.

— У Тано, вероятно, рецидив. То же самое было три месяца назад… — как бы извиняясь, напомнил врач. — Встречи с вами слишком возбуждают его.

Стефано помнил. Именно поэтому он старался теперь наносить визиты в клинику как можно реже: бедный сумасшедший уже третий раз пытался перегрызть ему горло…

— Милый, перестань впадать в транс. В конце концов мальчик не догадывается о своем несчастье. — Бэ-Бэ усадила Антонелли на диван и протянула ему бокал с вином. — Посмотри, какие у тебя послушные, красивые и умненькие девочки. Мы нарожаем тебе кучу внучат! — Бэ-Бэ подмигнула Кристине и захохотала, как от щекотки.

— Стефано, я очень благодарна вам за идею с приданым. Мне вряд ли придется ею воспользоваться. Я не нужна Вествуду — с деньгами или без.

— Вот это мы и проверим, — сказала Бэ-Бэ.

После долгих уговоров Кристина согласилась на составленный Берберой план. Через два дня состоится большой благотворительный бал во дворце Тинтури. Стефано отправится туда с Берберой и Кристиной, а Вествуд по долгу службы непременно явится снимать это замечательное событие. Позже, когда торжественная часть будет завершена, начнется ужин и танцы, Кристина, улучив момент, поговорит с Элмером. И тот, приглашенный за столик Антонелли, узнает от Стефано о приданом и получит почти отеческое благословение.

Кристина смотрела на заговорщиков скептически. Она пообещала явиться на бал и подумать еще о разговоре с Вествудом, хотя в душе знала, что ни за что на свете не станет прельщать Элмера собой и обещанным приданым.

— За полчаса до начала будь, пожалуйста, здесь. Мы явимся во дворец все вместе на моем «кадиллаке». Пусть ребята Элмера снимут нашу компанию. Не робей, детка. Попытка не пытка! — потрепал Кристину на прощанье по щеке Антонелли.

…Синьорина Ларина получила разрешение надеть на бал вечерний туалет из коллекции высокой моды Живанши, в котором она была запечатлена на афишах осеннего показа. В данном случае это рассматривалось как реклама фирмы и кутюрье. Нечто шуршащее, переливающееся из голубой тонкой тафты с необъятно-пышной юбкой и узеньким открытым корсажем, усыпанным незабудками из стразовых сапфиров. Эудженио собственноручно соорудил из волос Кристины небрежно-роскошную гриву, падающую крупными завитками на плечи и спину. Она еле втиснула пышную юбку в свою малолитражку, пожалев, что не попросила Стефано заехать за ней. Действительно, к чему делать такой крюк?

Прибыв к Антонелли, она обнаружила в холле полностью готового к выходу хозяина и Бэ-Бэ в обтягивающем, сверкающем подобно чешуе платье. Она обмахивалась веером из черных страусовых перьев, а на спинке кресла лежало ее новое норковое манто.

— Веера — гвоздь этого сезона, — вместо приветствия доложила она и, оглядев Кристину, добавила: — Ты выглядишь сногсшибательно. Уж если там окажется Рита, то непременно лопнет от зависти.

— Убийство не входит в наши планы, — остановил Бэ-Бэ Стефано и открыл огромную коробку, лежавшую на диване. — Оставь свою накидку, девочка. Эти меха как раз для твоих нежных плечиков. Между прочим, русская серебристая лиса. — Антонелли накинул на плечи Кристины нежный, пушистый палантин, пахнущий не дубленой кожей, как это положено в московских магазинах «Меха», а чем-то изысканно-пряным. Богатством, наверное.

— Я… я не могу… Это очень дорого, — испугалась Кристина.

— В счет приданого, девочка. И потом — ведь я до противного богат, могу доставить себе маленькое удовольствие. — Антонелли с гордой улыбкой подвел Кристину к большому венецианскому зеркалу. — С такими спутницами меня просто не смогут не заметить!

Несмотря на обилие автомобилей, толчею любопытных и полицейский кордон, окружавший вход во дворец, Кристина сразу заметила автобус с эмблемой телестудии и похолодела. Она надеялась, что Вествуд не будет снимать празднество, что его заменит кто-то другой и разговор не состоится. Но русая голова Элмера маячила над толпой телегруппы, выгружавшей оборудование, и уж совсем не сложно было угадать, что приземистая фигура рядом с ним в темно-лиловом костюме принадлежит Рите.

Собираясь на бал, Кристина решила, что разговора с Элмером не будет. Она лишь покажется ему во всем блеске и исчезнет, как Золушка, в самый разгар веселья. Однако Бэ-Бэ тоже заметила Вествуда и толкнула подругу:

— Ну, все участники представления на месте. Кажется, нам предстоит стать свидетелями знаменательного события. Ты наточила коготки?

— Перестань накалять страсти, Бэ-Бэ. Девочка и так дрожит. — Взяв спутниц под руки, Антонелли направился по ковровой дорожке к распахнутым дверям дворца.

Они шли по ярко освещенному коридору мимо шеренг фоторепортеров и теснившейся за ними толпы любопытных, с завистью и восхищением наблюдавших феерическое зрелище. Пара метров, а на самом деле — непреодолимая пропасть разделяла тех, кто, вынырнув из роскошного автомобиля, направлялся в сияющие недра праздничного дворца, и прохожих, случайно заглянувших за приоткрывшиеся дверцы сказочной жизни высшего общества.

Кристина заметила в толпе озябшую девушку, уткнувшую покрасневший нос в воротник дешевой куртки. Ее восторженно блестевшие глаза впились в проходящую красавицу, в ее платье, небрежно накинутые меха, искрящиеся капельками специального лака разметанные волосы. Вот так, на обочине сияющего потока, стояла Тинка, пожирая взглядом чужое великолепие. Чужое. Платье, меха, да и вся эта роль — чужие. Где-нибудь в московской библиотеке просиживает потертые джинсы ее законный суженый — очкастый паренек «из интеллигентной семьи»…

Сознание ворованного, случайного счастья еще больше будоражило Кристину. Да плевала бы она на великосветские сборища, родись в одной из роскошных вилл этого города. Не многим веселее, наверно, чем школьные дискотеки. Если привыкнуть. А привыкнуть просто невозможно. В банкетном зале все сияет от пышных гирлянд серебряного и золотого «дождя», от игры света, превращенного умельцами в волшебные переливы северного сияния. Будто расплавленные изумруды, сапфиры, рубины насыщают воздух радужным мерцанием, бурлят в пенящихся струях небольших фонтанов, окрашивают все вокруг феерической радостью детской сказки. А цветов, бриллиантов, великолепных нарядов!..