Вторая жизнь Уве - Фредрик Бакман

– У вас ящик того, накрылся, ну, я и подумал – прям домой занесу, – говорит шкет.

И кивает на согнутую пополам железяку, служившую Уве почтовым ящиком, пока его не снес своим прицепом увалень, не умеющий управляться с прицепом в принципе, – кивает на газету и письмо в руках Уве. Уве смотрит на них. Газета местная, навроде тех, что бесплатно разносят по дворам, несмотря на знак, запрещающий кидать в ящики всякую макулатуру. А письмо – верно, реклама какая-нибудь, прикидывает Уве. Правда, на конверте от руки написаны его имя и адрес, так это типичная уловка рекламщиков. Адресат решает, что письмо от реального человека, вскрывает конверт – и все, попался на маркетинговый крючок. Ищи дурака. Уве не проведешь, заключает Уве.

Шкет топчется, смотрит в пол. Его будто подмывает сказать что-то.

– Что еще? – спрашивает Уве.

Шкет запускает пятерню в свою сальную подростковую шевелюру.

– Дык, я того… Я чё спросить хотел… У вас жену Соней звать? – надтреснутым голосом роняет он в снег.

Уве напрягается. Шкет указывает на конверт.

– Там фамилия стоит. Как у моей училки. Я чё и спросить решил… блин.

Шкет, чувствуется, уже клянет себя за то, что заикнулся о Соне. Поворачивается, чтобы уйти. Уве, кашлянув, бьет ногой о порог.

– Ну да, может статься. А на что тебе Соня?

Отойдя на пару шагов, шкет останавливается.

– Дык, ёлы. Клевая училка была. Я чё и говорю. Я ведь это… как бы… типа ни писать, ни читать не мог… Не шарил ни фига.

«Вот удивил», – хочет съязвить Уве, но сдерживается. Шкет мнется. Смущенно ерошит макушку, словно пытается нащупать там нужные слова.

– Из учителей она одна из всех не считала меня типа конченым дебилом, – мямлит он глухим, будто ватным, голосом. – Читала со мной этого, как его… Шекспира, ну. Там страниц до фигища, а мы с ней дочитали, прикиньте. Я как услышал, что она померла, меня конкретно сплющило.

Уве не отвечает. Шкет не поднимает глаз. Пожимает плечами.

– А больше как бы ниче…

Смолкает. И вот они стоят напротив, мужик пятидесяти девяти лет от роду и подросток, в нескольких метрах друг от друга, стоят и возят ногами по снегу. Словно мячиком перекидываются – ворохом воспоминаний о женщине, сумевшей открыть в обоих такие таланты, каких эти двое сами в себе не подозревали. И ни тот ни другой не знают, как им быть с этим общим знанием.

– Чего с велосипедом-то? – спрашивает наконец Уве.

– Да девушке своей обещал починить. Вон там живет, – поясняет шкет, выворачивая шею к крайнему дому, как раз напротив того, где живут Руне с Анитой. А там живут любители мусор посортировать, когда они не в Таиланде или где еще их черти носят. – Ваще-то она типа это… Как бы не моя девушка. Но типа будет моя.

Уве глядит на шкета так, как мужчины средних лет обыкновенно глядят на молодежь, которая словно изобретает собственную грамматику прямо по ходу речи.

– А инструмент-то хоть есть? – интересуется Уве.

Шкет мотает головой.

– Как же ты его починять собрался, без инструмента? – восклицает Уве скорее в искреннем изумлении, чем возмущенно.

Шкет пожимает плечами:

– Не знаю.

– А чего ж чинить берешься?

Шкет ковыряет носком снег. Сконфуженно трет нос всей пятерней.

– Запал я на нее, короче.

Уве не знает толком, что тут и ответить. Свернув газету и письмо трубочкой, задумчиво хлопает себя по ладони. Долго стоит так, полностью поглощенный этим занятием.

– Мне типа идти надо, – мямлит шкет чуть слышно, делая новую попытку слинять.

– Ладно, зайдешь ко мне после работы, выведу тебе велосипед.

Слова эти произнеслись как бы сами собой. Будто Уве и не сказал ничего, а так – громко подумал вслух.

– Но чтобы со своим инструментом пришел, – предупреждает он шкета.

Тот оживает:

– В натуре?

Уве все так же хлопает бумажной трубкой по ладони.

Шкет сглатывает.

– В смысле, реально, мужик? Я… Ты… Вы то есть… Не, короче… седни не могу забрать! У меня еще другая работа! Может, завтра, мужик? Типа с утреца, короче, заберу, а?

Уве склоняет голову набок с таким видом, будто желает удостовериться: не из мультфильма ли явился сей персонаж. Шкет набирает в грудь воздуха, собирается с силами.

– Завтра, ну? Я приду, о’кей, да? – уточняет он.

– Что за «другая работа»? – спрашивает Уве, точно ведущий «Своей игры», не удовлетворенный ответом финалиста.

– Да типа в кафехе одной по вечерам и на выходных подрабатываю, – отвечает шкет. В глазах его с новой силой вспыхивает надежда спасти им же придуманные отношения с подружкой, которая, похоже, даже не в курсе, что она его подружка, – отношения, существующие обычно только в подростковых головах с сальными вихрами. – В кафехе же есть инструмент. Так я туда велик отопру! – пылко добавляет шкет.

– А на что тебе? Одной работы, что ли, мало? – говорит Уве, тыча трубочкой из газеты и письма в форменный логотип шведской почты на груди у юноши.

– Коплю.

– На что?

– На машину.

Уве ревниво примечает, как юнец слегка приосанился, произнося это самое «машину». Бумажная трубка на секунду зависает. Потом медленно, но аккуратно хлопает по ладони.

– Машину? Какую?

– Да я тут «рено» приглядел! – радостно заявляет шкет, приосаниваясь еще больше.

Тут, на сотую долю выдоха, пространство над обоими мужчинами словно замирает. Как и бывает в подобных случаях. Если представить все это дело в виде киносъемки, камера как раз успела бы крутануться на триста шестьдесят градусов и выхватить лицо Уве, окончательно вышедшего из себя.

– «Рено»? Да это ж дрататень ФРАНЦУЗСКАЯ! На кой хрен брать это ведро с болтами?

Шкет будто хочет возразить что-то, но где там! – Уве аж трясется всем туловищем, словно уворачиваясь от назойливой осы.

– Твою маковку, сосунок! Вообще ни черта не понимаешь в машинах?

Шкет мотает головой. Уве глубоко вздыхает, трет лоб, словно от внезапного приступа мигрени.

– И как же ты велосипед до кафе допрешь, если у тебя машины нет? – наконец спрашивает Уве, понемногу успокаиваясь.

– Да я… это… Не подумал как-то, – говорит шкет.

Уве качает головой.

– «Рено»? Правда, что ли? – повторяет он.

Шкет кивает. Уве с досадой чешет в глазу.

– Как, говоришь, называется забегаловка, в которой ты работаешь? – бурчит он.

Двадцать минут погодя Парване, мало что понимая, выходит из дверей дома. На ее крыльце стоит Уве, мерно похлопывая по ладони трубкой, свернутой из газеты.

– Есть у тебя «У»?

– Чего?

– Ну, знак такой, что за рулем ученик. Так есть или нету?

Она кивает:

– Ну да, есть, а в чем…

– Тогда жди, через два часа за тобой заеду. Будем учиться на моей машине.

Не дожидаясь ответа, Уве разворачивается и топает восвояси по маленькой дорожке.

27. Уве и урок вождения

За почти сорок лет их жизни в поселке, бывало, иной раз кто-нибудь из новоприбывших соседей решался полюбопытствовать у Сони, в чем, собственно, причина вражды между Уве и Руне? С чего бы двум мужикам, двум бывшим приятелям, вдруг взять да возненавидеть друг друга лютой ненавистью?

На это Соня преспокойно отвечала, что тут все элементарно. Просто-напросто, когда эти двое переехали сюда вместе со своими супругами, Уве водил девяносто шестой «сааб», а Руне – «Вольво-244». Пару лет спустя Уве пересел на девяносто пятый «сааб», а Руне – на «Вольво-245». Еще через три года Уве купил девятисотый «сааб», Руне же – «Вольво-265». За последовавшие десять лет у Уве побывало два девятисотых «сааба» и один девятитысячный. За то же время Руне купил себе еще один «Вольво-265», потом взял 745-ю модель, но позже прикупил «Вольво-740», вернувшись к седану. Затем Уве снова взял девятитысячный «сааб», а Руне тем временем облюбовал «Вольво-760». Уве снова купил девятитысячник, Руне же поменял свою машину на «Вольво-60 Турбо».

Но вот однажды Уве отправился в автосалон посмотреть свежевыпущенный «Сааб 9–3», а когда воротился, на дворе у Руне стоял новый БМВ.

– БМВ! – крикнул Уве в сердцах жене. – Можно с таким мужиком дело иметь? А?

Возможно, были у обоих и другие резоны невзлюбить друг друга, говорила Соня. Впрочем, если вам мало этой причины, то вам и остальных не понять. А коли не понять, то что толку про них рассказывать?

Как заметил Уве, большинство знакомых, разумеется, так и не уяснили причин раздора. А все потому, что люди перестали ценить постоянство. Ведь для них машина – так, средство передвижения, а дорога – досадное недоразумение между двумя пунктами. Оттого и развелось на ней столько придурков, уверен Уве. Кабы люди берегли свои машины, стали бы разве гонять как полоумные? Так думает Уве, с неудовольствием наблюдая, как Парване смахивает со своего места подстеленную газету. Ей приходится сперва откатить водительское кресло до упора (иначе не втиснуть пузо), а после – снова придвинуть (иначе не достать до руля).

Поначалу урок вождения идет не очень гладко. Точнее, начинается он с того, что Парване пытается сесть за руль с лимонадом в руке. Не самая удачная мысль. Тут же, без спросу, начинает выкручивать радио, выбирая канал «повеселее». Делать этого ей тоже не стоило бы.