Ученик - Алексей Сережкин

Его удар коснулся челюсти Олега, но тот даже не обратил на него внимания. Олег даже будто зарядился дополнительной энергией от этого слабого касания, как если бы это подпитало его ненависть.

Олег ощерился в улыбке и эта улыбка не сулила ему ничего хорошего.

— Ах, мы еще и отбиваемся? — спросил Олег, с ленцой растягивая буквы. — Мальчик у нас решил огрызнуться? И это мы называем ударом? Это не удар. А вот это удар, — сказал Олег, размахиваясь.

И в этот момент что-то произошло. Будто щелкнуло в его голове, замыкая какой-то контакт. Его слух отключился, окружающий воздух сгустился и стал плотным и в ушах вязко застучало. Мир развернулся в дополнительное измерение и приобрел оттенок кристально прозрачного и слегка сиреневого цвета. Все замедлилось, и стук в ушах внезапно напомнил ему слова из какого-то другого, далекого мира и иной реальности.

«Вдох и выдох. Это главное. Удар на выдохе, достигает цели на вдохе врага». И следующая фраза, которую он никогда не слышал, или слышал, но забыл, ясно и внятно всплыла в памяти.

«Правильный удар начинается уже после того, как атакующий ударил. Но должен достичь своей цели еще до этого момента».

В этот момент кажущаяся бессмысленность и отсутствие логики этого построения не зафиксировалась в его мозгу. Сиреневый свет плыл вокруг него, и окружающие его предметы вдруг приобрели необычайную четкость и ясность.

Он отстраненно наблюдал, как кулак Олега движется к его лицу, но фиксировал это только какой-то небольшой частью сознания. В то же самое время он отмечал, как на выдохе опускается грудная клетка Олега, давая удару дополнительную силу, и, едва уловив момент, когда через долю секунды легкие Олега опять должны были начать набирать воздух для вдоха, он ударил.

Он не давал команды своему телу ударить, это произошло автоматически. Это был один из тысячи ударов, которые он наносил по газетной подшивке, не фиксируясь на каждом из них, всего лишь один из тех ударов, нанося которые он уже не думал, как сжать кулак и каким образом ударить.

Уголком сознания он успел подумать о том, что будет, если и этот удар не причинит никакого вреда, как крыло бабочки, случайно задевающее лицо, но не успел зафиксироваться на этой мысли.

«Вдох-выдох». Он ударил на выдохе и единственная мысль, заполнившая все сознание и руководившая сейчас его действиями, была — «успеть ударить как можно больше раз за один цикл».

Время тянулось по-прежнему тягуче и вязко, но к своему удивлению, он осознал, что эти законы не распространяются на его руки, которые двигались так быстро, что буквально размазывались в воздухе. Он глубоко вдохнул.

С момента первого удара прошло не более 3 секунд, но по ощущениям это заняло целую вечность. Он не знал, сколько раз успел ударить, и в момент вдоха вдруг все вернулось на свои места. В его уши ворвалась гамма звуков, кристальная прозрачность окружающего воздуха исчезла, и он остолбенело посмотрел перед собой.

Какие-то мгновения назад Олег еще стоял перед ним, и его занесенная рука продолжала начатое движение, но ей уже было не суждено достичь своей цели.

Первый же удар, пришедшийся в центр грудной клетки Олега точно на вдохе, выпустил из него весь воздух как из воздушного шарика, заставив обмякнуть все тело, и последующая серия, пришедшаяся в корпус, раскрутила его и отбросила в сторону. Олег отползал от него, лежа на спине, упираясь лопатками в пол, но его ноги соскальзывали, и за каждое последующее движение Олегу удавалось преодолеть всего несколько сантиметров. Глаза были закрыты, рот же, напротив широко открыт и, судя по всему, Олег пытался вдохнуть воздух, но у него это не получалось. Он издавал какой-то тянущийся жалобный звук, переходящий в хрип в те мгновения, когда Олег пытался вдохнуть. Этого ему сделать не удавалось, и в эти моменты Олег выгибался дугой, отрывая спину от пола, удерживаясь на затылке и пятках, создавая некое нелепое подобие мостика, и падал обратно, преодолевая очередную пару сантиметров в своем движении по полу.

Первый шок от происходящего начал потихоньку проходить и внезапно он ощутил дрожь и обхватил себя руками за плечи. Лицо по-прежнему кололо иголками, по нему текло что-то липкое и вязкое, но это перестало доставлять ему дискомфорт. Боли не было, его вновь за этот длинный, ужасно длинный день переполняли эмоции такой силы, что он дрожал и не мог остановиться. Солоноватый вкус во рту сменился ощущением медного привкуса и он сглотнул. Не глядя на Олега, он подошел к своим вещам и аккуратно переоделся. Его футболка действительно была запачкана кровью и, осторожно стащив ее через голову, он приложил ее к онемевшему лицу. Вытершись футболкой как полотенцем, он произнес вслух, невольно улыбнувшись:

— Да, а умыться действительно не помешало бы.

Улыбка причинила ему боль и он почувствовал, как из немедленно треснувшей губы опять потекла кровь.

Схватив портфель за потрепанную ручку, он направился к выходу из раздевалки. Олег все так же тихо подвывал, но похоже уже смог сделать вдох и теперь начал судорожно кашлять, обхватив грудь обеими руками, тем не менее совершенно не делая никаких попыток подняться.

Повинуясь какому-то импульсу, он внезапно остановился и с высоты своего роста взглянул на Олега, пытающегося подтянуть ноги к груди, уже охваченной руками.

— Вот это мы называем ударом, — сказал он тихо, сделав ударение на местоимении «мы». — Привет от Корейца, он при случае просил передать, — добавил он еще тише и, не уверенный в том, что Олег его расслышал, пошел к двери.

Шум, донесшийся из-за нее, свидетельствовал о том, что урок только что закончился, и весь класс направлялся в раздевалку. Он глубоко вдохнул, открыл дверь и сделал шаг наружу, захлопнув ее за собой.

Глава 22

Дверь захлопнулась за его спиной. Дверь была почти такой же, как в его подъезде, деревянная с тонкой фанерной филенкой, прибитой не очень прочными гвоздями. Дома он часто невольно думал о том, возможно ли пробить эту фанерку кулаком. Фанера была не очень толстой, примерно 5 миллиметров толщиной, он часто использовал похожую при конструировании моделей. Иногда он задумывался о том, как классно было бы, если бы дверь вообще была из шпона и тогда ее наверняка можно было бы эффектно выбить одним ударом. Иногда он останавливался рядом с ней и ковырял пальцем небольшие шляпки гвоздей, такие же, как на почтовых посылках. Фанера была старая, потрескавшаяся от времени, часть гвоздей вылетела и дверь всегда шумно хлопала и дребезжала, когда захлопывалась за ним.

Эта дверь была почти такой же.

Дверь хлопнула и закрылась. Он прижался к ней спиной и прикрыл глаза. То, что осталось позади, относилось к тому, во что ему сложно было поверить даже сейчас.