Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот уже седьмые сутки продолжал преследование таинственных незнакомцев старший надзиратель Гмырь.
Он похудел, оброс, истрепался. В деревнях сердобольные бабы подавали ему хлебушка и молока. Сам он не просил, вид у него был просящий.
В селе Окаемове незнакомцы поменяли телегу. Старая обгорела и сильно воняла целебной Н-ской водой. Поликарп Семенович опасался выдать себя, поэтому близко не подходил и лиц не видел, один раз слышал, как старик сказал: «Жизнь! Неужели для этого страшного дела произвела ты меня на свет божий?!» А мальчишка переспросил: «И впрямь ничего-ничего не останется?..»
Ночевать незнакомцы останавливались в избах побогаче. Гмырь ночевал в канавах. По солнцу он определил, что двигались они очень далеко. Ночами, лежа в канавах и глядя в холодное небо, он грел себя мыслями о своем светлом будущем и своем возможном прошлом: «Возможное дело, если б утоп, щука ухи б у мене отъела и нос. А вот узнаю, кто эти те и что они куда, тогда вообще!»
А незнакомцы поутру садились на телегу и везли свое что-то дальше.
Глава следующаяСветит, да не греетТанюша Глебова-Бурилло зачета в первую ночь. Весь день она теперь шила распашонки, чепчики, а вечерами, покачивая живот, пела колыбельную:
Что случилось, что случилось? Кошка мышкой подавилась. Надо кошке меньше есть. Сохранять живот и честь.(Автор И. В. Бурилло)
Глебов пропадал то в заведении мадам Буфф, то его видели с балериной заезжей оперетки Эльвирой Швидко, говорили, что в трактире Хвостова каждый вечер для него поет цыганский хор Саши Корякина и что он платит им не за песню, а за каждую умильную слезу.
Но Таню это не смущало. Что бы ни сделал муж, все ей казалось необычным, замечательным и достойным восхищения.
Кормилица Зоя ходила гулять с Таниным животом к источникам. Играл духовой оркестр, барышни, укутав лица в меховые воротники, озорно поглядывали на встречных молодых людей, детвора каталась на салазках… И Таня тоже радовалась жизни и замечала, что тут, у источников движения ребенка в животе становились мягче, и сам он рос не по дням, а по часам, будто торопился на волю, чтобы о чем-то предупредить свою матушку.
Деньги имеют ту особенность, что чем их больше, тем они быстрее исчезают.
Как осенью роняет лес багряный свой убор, так и 100 тысяч приданого осыпались красными червонцами, желтыми рублями… Еще вчера деньги раздражали тем, что не помещались в карманах, а сегодня… Хотел в ресторане «Марсель» поручик Глебов швырнуть в лицо «человеку» пачку кредиток, сунулся в бумажник, а там, кроме подкладки, ничего нет!
Первой его мыслью было застрелиться, второй — застрелить кого-нибудь и отобрать деньги.
Из двух зол он выбрал меньшее.
Меблированные комнаты «Россия» держала вдова полковника Корзухина Мария Питилимоновна Швах. Полковнику Корзухину она досталась с прочим трофейным имуществом во время Крымской кампании 1855 года. Приглянулась она полковнику — этакая ватрушка заграничная, и главное, по-русски не понимала ни бельмеса и он смело мог в ее присутствии говорить о военных тайнах и ругаться.
Русскому языку мадам Швах училась у своего супруга, поэтому употребляла в своей речи исключительно армейские выражения: «Аллюр», «Равняйсь, смирно», «Как стоишь, скотина!» и другие. Особенно ей нравились мужчины, умеющие скакать верхом и стрелять из пистолета. Этим она готова была отдать все. И отдавала.
Российское офицерство знало ее слабость, и в меблированных комнатах постоянно квартировал полк отборных молодцов. Германия неоднократно направляла ноты протеста по поводу сосредоточения воинских сил. Это льстило Его Императорскому Величеству, и царь подумывал организовать подобные бастионы по всей территории Российской империи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Осуществить свои планы ему не удалось. Впоследствии в архивах была обнаружена записка «Было бы неплохо…», но что помешало царю закончить, так и осталось неизвестным.
Жуткую бессонную ночь провел поручик Глебов. Мадам Швах тянулась к нему с объятиями, а он ходил по комнате необычно задумчивый, строгий.
Трудно сказать, как бы поручик Глебов про явил себя во время боевых действий. Скорее всего, он бы спьяну оказался в тылу неприятеля и с громкими криками «Ура»! начал бы приставать к женщинам; а может быть, поднял упавшее знамя и только после боя разобрался бы, что оно чужое; а может, вынес бы из сражения раненого командира, как не раз выносил его из ресторана «Марсель».
Мадам Швах тянула к нему влюбленные руки и шептала: «К торжественному маршу!.. Справа, в колонну по одному…» — а он хмурил брови и вышагивал из угла в угол, заставляя себя решиться на задуманное.
…Банк «Бурилло и К°» располагался, конечно же, на Губернской улице. У банковского подъезда, как водится, лежали два мраморных льва. У левого морда была вызывающе хамская (поговаривали, что скульптор ваял, глядя в зеркало), а у другого, с отбитым ухом и выщербленным глазом (телега ломовика наехала), вид был виноватый, словно ему стыдно за своего собрата.
У входа в банк поручик Глебов надел черную маску, попросил прохожего завязать тесемки и смело вошел в дубовые двери.
Служащий банка Прохоров — старенький и с большой оттопыренной нижней губой, потому что часто мусолил палец, пересчитывая деньги, — как только поступил в банк 30 лет назад, каждую секунду ждал, что вот сейчас откроется дверь и войдут грабители. Он ждал так долго, что, когда увидел Глебова, слезы радости выступили на глазах старика.
— Стреляю без предупреждения, — предупредил Глебов.
— Не надо, — попросил Прохоров, — все, что я знаю, я скажу, а знаю я мало.
— Считаю до трех, — предупредил Глебов. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
— Банк обанкротился, — сказал Прохоров. — Мне самому жалованье не платят. Поэзия… поэзия проклятая погубила! Вместо доходов сплошные убытки.
Послышались шаркающие шаги, и появился сам Бурилло. В одной руке он держал счеты, в другой — листок бумаги.
— Дмитрий, что тут происходит?
— Вот, грабют… нас, — доложил Прохоров.
Бурилло покорно глянул на грабителя и протянул ему счеты.
— Это все, что у меня осталось…
Обескураженный поручик взял счеты и отступил к двери.
— Это из последнего… неопубликованного, — произнес хозяин с печалью. И продекламировал:
Налейте чашу пополней. Насыпьте в нее яду. Я выпил горечь прежних дней И в гроб спокойно лягу. Куда несет меня волна Нелегкого призвания? Забыть, заснуть бы навсегда От боли и отчаянья. Но вот приходит новый день. За ним другой и третий… И позади крадется тень. Как призрак из столетий.Екнуло сердце у поручика Глебова. «Как про меня написано!» — подумал. Хотел выстрелить для острастки в потолок, но… дрогнула рука, и попала пуля прямо в молодое гусарское сердце… И пискнуло оно болью, и увидел на миг Глебов всю свою жизнь, и была она такая маленькая, такая незначительная, как игрушечная.
Тело поручика Глебова было доставлено для опознания в городской морг. Нескончаемой чередой двигались мимо женщины, дети, старушки, многие узнавали в нем мужа, отца, сына, но не останавливались, а торопились дальше.
