Пробка - Наталья Андреева

Одинцова приглядывалась к Нине и видела, что та относится к мужским знакам внимания с безразличием. Может быть, она, так же как и Алина, не интересуется мужчинами? И Греков сказал: холодная, мол, как ледышка. А может, просто стеснительная? И здесь не хотелось ошибиться. Алина боялась показаться смешной. Все что угодно, только не это! Ей хотелось быть уверенной на сто процентов, что ответ на заданный вопрос будет положительным. А вопрос уже вертелся на языке. Но не время еще. Не время…

…Это случилось в начале лета. Алина Одинцова уже просматривала красочные проспекты туристических агентств. Что модно в этом сезоне? Куда поехать? На неделю, на две, на месяц?

Лето же выдалось отвратительное! Давно такого не было! Погода с начала июня была холодная, лил дождь, солнце выглядывало из-за туч так редко, что не успевало высушить землю. Это само по себе раздражало. Хотелось уехать туда, где светит солнце и есть лето. Веселая, беззаботная курортная жизнь. Алина уже чувствовала: настало время для решительного объяснения.

«Ты едешь со мной?» Если да, то Нине надо ставить точку в отношениях с мужем. Может быть, стоит поступить по уму? Сначала подать на развод, и только после того, как штамп в паспорте будет поставлен, объявить о своих доходах. Впрочем, он и сам обо всем узнает.

— Квартира моя, я собственница, причем стала владелицей еще до замужества, Юра же там только прописан, — простодушно призналась однажды Нина. — И дом тоже мой.

— Это еще почему? — удивилась Алина.

— Видишь ли, муж человек осторожный. Предпочитает скрывать свои доходы.

— Быть может, и машина записана на тебя? — словно бы невзначай поинтересовалась Алина.

Она уже знала, что на деньги, полученные от нее, Юрий Греков купил новые «Жигули».

— Да, — кивнула Нина.

— А почему он так уверен, что ты никуда не денешься? Что все это останется у него навсегда?

— Потому… — Нина покраснела. Эта привычка у нее так и осталась, несмотря на приобретенный внешний лоск. — Я ведь люблю его. Я всегда об этом говорила.

— Черт меня возьми! — с воодушевлением сказала Алина. — Ведь это значит, что при разводе он останется ни с чем!

— Ну, почти. Я думаю, у него что-то припрятано на черный день.

— Значит, он берет взятки, но недвижимость и крупные покупки на себя не оформляет. А жена, мол, никуда не денется.

— Я дала повод так думать. Мы часто ссоримся, — призналась Нина. — Я даже угрожала ему самоубийством, если уйдет. Он думает, что это для меня вопрос жизни и смерти.

Алина рассмеялась. Потом ласково обняла ее за плечи и сказала:

— Ладно, забудь. Нам надо развеяться.

Она уже позволяла себе маленькие невинные нежности. Дружеские объятия, ласковые поглаживания плеч, нежные пожатия руки. И, чувствуя при этом все большее волнение, внимательно смотрела на подругу. Та принимала все за знаки дружбы. За несколько месяцев женщины сблизились, и много времени проводили вместе. Обе бежали от одиночества и искали приключений, которые могли бы развеять их скуку.

— Куда поедем? — улыбнулась Нина.

— Это зависит от того, когда вернется твой муж.

— Юра останется ночевать на даче. А я сказала, что поеду к маме.

— А если он туда позвонит?

— Ты смеешься? Они друг друга терпеть не могут! Если Юра и позвонит, то на мой мобильный телефон. Хотя я не вижу причины, по которой он мог бы это сделать.

— Что, совсем плохо? — понимающе спросила Алина.

— Да как тебе сказать. Обычно. Но если раньше меня это волновало…

— То теперь уже не волнует, — хором закончили фразу женщины и рассмеялись.

Алина ликовала. Вот оно! Мгновение истинной близости! Так, может, уже пора?

— Лето в этом году отвратительное, — медленно сказала Одинцова.

— Да. Очень.

— Даже за городом противно.

— И эти бесконечные дожди. Они навевают на меня тоску.

— Так, может, в жаркие страны? К счастью, земля круглая.

— Как жаль, что я этого раньше не знала! — с воодушевлением сказала Нина.

— Организационный момент я возьму на себя. Нам надо уехать, и само собой все утрясется.

— А что я скажу Юре? — задала Нина риторический вопрос.

— Об этом мы подумаем потом, а сейчас едем развлекаться. Пить французское шампанское, есть устриц и флиртовать.

Алина имела в виду, что флиртовать собирается с Ниной, а что думала по этому поводу Нина, осталось за кадром. Алина лихо вела машину и улыбалась, не подозревая о том ударе, который готовит ей судьба.

Ведь в этот вечер Нина его и встретила…

… — Ты где сейчас, Толя? — переглянувшись с Юрием Грековым, напряженно спросил в трубку Петров.

— Начальник, только давай договоримся сразу: оформишь мне явку с повинной.

— Идет. Только тогда ты приедешь сам.

— Уже еду. И Пашка… — хрипло выдохнул Анатолий. — Пашку чтоб отпустили. Я с другом был.

— Ладно, Павла с тобой не было. А как же камешки?

— Камешки я ему принес. Утром, на следующий день. Он даже не знал, что в свертке. Ничего не знал. Отпустите братана.

— Хорошо, Толя. А как же с Ниной? Экспертиза показала…

— Грохнули ее, да?

— Откуда знаешь?

— Догадливый, — нехотя ответил Анатолий. — Чего бы ей стреляться при таких бабках? Только, начальник, мы, когда в дом вошли, она уже была того.

— А когда вы вошли в дом, сколько было времени?

— Я на часы-то не смотрел. Вроде как в полночь. А может, и раньше. Темно было. А в доме-то свет. Повсюду.

— Значит, она уже была мертва?

— Мамой клянусь!

— А входная дверь открыта?

— Точно.

— Вы вошли и увидели ее в гостиной на диване. Мертвую.

— В кровище. Волосы чуть не до пола свесились. Красивые у нее были волосы.

Греков сидел, напряженно прислушиваясь к разговору. По его щекам стекали капли пота.

— В доме кто-нибудь был? — напряженно спросил Петров. И покосился на Юрия Грекова. Тот словно оцепенел.

— Кажись, был, — нехотя сказал Анатолий. — Потому я и подумал, что ее грохнули. Недосуг мне было проверять, начальник. И светиться. Я камешки схватил — и тикать.

— А… друг?

— На крыльце ждал.

— Откуда знал, где лежат украшения?

— Мать брякнула. Нинка ей как-то сболтнула: в гречке, мол, на кухне. Смехом сказала. Мать еще подумала, что она не в себе. Странная стала. И нервная какая-то. Дергалась все время.

— Следовательно, ты знал, что украшения хранятся в емкости с гречневой крупой. А кухня находится на первом этаже… — задумчиво сказал Володя и вновь покосился на Юрия Грекова. Тот тыльной стороной ладони вытирал пот со лба и щек.

— Точно. Только, начальник, убийца-то уже домой ехал.

— Постой… Откуда ты знаешь, кто убийца и что он уже уехал?

— Так столкнулись же мы!

— Где столкнулись?

— Дело было так. Подъезжаем мы, значит, к поселку, и тут Па… друг меня толкает локтем в бок. Гляди, мол, «Жигуль» на обочине. Мужик колесо меняет. Увидел нас и машет рукой: тормози, мол, помощь нужна. Я, само собой, не остановился. А когда отъехали, Па… друг меня снова толкает локтем в бок и говорит: «Знаешь, кто это был?»

Анатолий вдруг замолчал.

— Ну? — нетерпеливо спросил Петров.

— Такая петрушка получается. Если я скажу, кто это был, то откуда ж я его знаю? А? Я-то к Нинке в дом был не вхож!

— А Павел вхож. Понятно. Тебя мужик на «Жигуле» не узнал, а Па… друг пригнулся. Ну, этот момент — что узнал его Павел — мы опустим. Так кто же это был Толя?

— Да вроде как муж Нининой сестры, — нехотя сказал Анатолий. — Имени не помню.

— Чьего имени? Сестры?

— И сестры, и мужика ее. На хрен мне это?

— И почему же ты, Толя, подумал, что он убийца?

— Ну как же? Когда мы в дом-то вошли, она была уже того. Мужик ехал куда? От поселка. На правой стороне машина стояла. Они были родственники, значит, Нинка его в дом впустила. Небось денег у нее занял, а отдавать нечем. Вот и грохнул, а деньги взял.

— А что, в доме были деньги?

— А как же, начальник? Вроде как в спальне ее, наверху. Мы тоже хотели там пошарить, да я ж тебе говорю: там кто-то ходил.

— А почему не убийца? Анатолий задумался.

— Что молчишь, Толя?

— Думаю.

— Подумать тебе сейчас самое время. — Петров вздохнул, потом задал еще один вопрос: — Во сколько вы видели мужа Нининой сестры? Николаем его, кстати, зовут.

— Я так думаю, в начале двенадцатого.

— Точно?

— Ага. Ну, не позже половины.

— Понятно. Пока доехали, пока через забор перелезли, в дом вошли, камешки ты нашел, обратно через забор перелезли… И в полночь вас засекли. А он, значит, пока из дома вышел, машину завел, отъехал, колесо спустило, он его снял… Снял ведь?

— Чего?

— Колесо, говорю, было снято? — Ага.

— Значит, получается, что вы его встретили в начале двенадцатого, как ты и говоришь. Ну, минут двадцать двенадцатого. Получается, что вышел он от Нины еще до одиннадцати. — И Петров вздохнул.