Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон

Колеру казалось, что, занимаясь погружениями к затонувшим судам, человек может отправиться туда, куда ему заблагорассудится. Он прочел в журнале для ныряльщиков о группе энтузиастов, которые в 1967 году наняли судно, чтобы нырнуть к «Дориа». Один из этих парней, Джон Дьюдас, поднял со дна компас судна. Для Колера Дьюдас был человеком какой-то особенной породы. В дни, когда у ныряльщиков не было современных приборов, когда они замерзали в своих мокрых костюмах и молились, чтобы их наручные часы не наполнились водой, Дьюдас погрузился на 250 футов и достал нактоуз компаса с «Андреа Дориа». Для Колера, который начал распознавать удары «отбойного молотка» азотного наркоза и настоящее значение слова «холод», Дьюдас был первопроходцем, солдатом удачи, гладиатором и дельфином в одном лице.

По мере накопления опыта Колер создал собственную марку храбрости. Во время одного из погружений к «Сан-Диего» он протиснулся сквозь прогнившую дыру в отсек, темный от разлитого топлива. В условиях нулевой видимости он запихал в свой зеленый сетчатый мешок фарфор, светильники, подзорную трубу и сигнальные свистки, затем поделился всем этим изобилием со своими напарниками на борту судна. После этого погружения о нем упомянули в журналах для ныряльщиков. На других затонувших судах («Орегон», «Релиф», «Коимбра», «Резор») он вкапывался в ил и заплывал в обрушившиеся отсеки, а это самый верный способ потеряться. Он всегда уходил оттуда с достаточным запасом воздуха в баллонах. Чаще всего он выплывал из этих опасных помещений с добычей в руках. Все это время у него развивалась ненасытная страсть к трофеям. Чем больше он поднимал, тем больше ему было надо.

Однажды Колеру позвонил Мэрфи и позвал на конфиденциальную встречу. Он рассказал ему о группе из шести ныряльщиков, на самом деле — шайке, которая, как полагал Мэрфи, была с Колером одной крови. У шайки не было официального имени, но некоторые называли их «отчаянными». Они были страшны, говорил Мэрфи, в своем стремлении к добыче, а также в том, как они жили. Но они были одними из лучших ныряльщиков Восточного побережья.

— Они ныряют на сумасшедшую глубину, Колер, — продолжал Мэрфи. — Они выходят на такие места, на которые не выходит никто. Они похожи на тебя.

— Ты можешь меня познакомить? — спросил Колер.

— Послушай, кое-кто считает их пиратами, которые потрошат затонувшие суда…

— Ты просто должен меня познакомить, — сказал Колер.

Мэрфи пригласил всю ватагу на один из рейсов клуба ныряльщиков к «Орегону». Колер тоже был там. Мэрфи представил их друг другу. «Отчаянных» было шестеро — пять рабочих и один аэрокосмический инженер, и у каждого за плечами было, по меньшей мере, десять лет опыта глубоководных погружений к затонувшим судам. Они вели себя на борту шумно и вызывающе, но на месте кораблекрушения преображались. Колер наблюдал, как ватага трансформировалась в одно целое, — когда подавались друг другу сигналы рукой, и люди выстраивались, очевидно, по некоему плану. Они заталкивали одного из своих, Пинки, в небольшое отверстие в грузовом трюме со стороны кормы, затем по очереди набивали мешки рамами иллюминаторов, бутылками с контрабандным виски, тарелками и другими предметами, которые подавал им Пинки. Каждый член команды, похоже, предугадывал любое движение напарника, поэтому ни одного лишнего жеста не было, и максимальное количество трофеев переходило в их мешки. Колер никогда не видел настолько слаженной работы. Он вырос, восхищаясь красиво построенными машинами, и теперь ему казалось, что он может бесконечно наблюдать за действиями этих парней.

На поверхности «отчаянные» отмечали свою добычу, напиваясь пивом, ругаясь, на чем свет стоит, поглощая столько холодного мяса, что его хватило бы на плавучую деликатесную лавку. Они посмеивались: «Где, черт возьми, твои трофеи? Если тебе надо поймать лангуста, ты это можешь сделать с чертовой пристани». Колер улыбнулся и спросил, можно ли в следующий раз нырнуть с ними.

«Отчаянные» не любили посторонних, но им понравился Колер: парень не отставал от них в выпивке, он терпеть не мог тех же капитанов наемных судов, что и они, но лучше всего было то, что в нем был их пиратский дух. Они сделали ему предложение. «Ты отвечаешь за пиво, — сказали они. — Приносишь пиво и выходишь с нами в следующий рейс».

Колер устроил им водопад пива и потом еще целый год поил их. Он раньше не встречал людей, которые так крепко гуляли. «Отчаянные» устраивали дебоши в пиццериях накануне погружений, они выставляли голые зады перед проходящими мимо семейными яхтами, надевали пластмассовые свиные пятачки и хрюкали на капитанов соперничающих зафрахтованных судов, все это время поглощая столько выпивки и еды, что могли посрамить студенческую забегаловку. В промежутках между увеселениями они учили Колера тому, чему нельзя было выучиться ни за какие деньги.

Как армейские сержанты, они срывали с Колера его гражданскую экипировку и одевали его в снаряжение, подобающее великим искателям кораблекрушений. Его снаряжение? Это ерунда, вместо него надо купить вот что. Его фонари? Их место в мусорном баке, надо купить себе мощнее — это ведь Атлантика! Его нож за пятьдесят долларов? Слишком крутой. Пользоваться надо дешевым ножом, чтобы не искать его, если что, и не рисковать жизнью из-за какой-то железки. Уроки были четкими: если ныряльщик собрался туда, куда никто пойти до него не решался, у него должно быть соответствующее снаряжение.

Затем эти люди приступили к отсечению старого мышления. Они заставляли Колера изучать схемы палуб и фотографии, чтобы определить самые «хлебные» места кораблекрушения: ныряльщики, которые опускались на дно и вслепую шарили руками в поисках трофеев, никогда не поднимали наверх столько добра, сколько человек, знающий, что и где нужно искать. Они проповедовали коллективную этику, когда ватага работала вместе и делилась трофеями: Колер всегда должен быть готов взять к себе в мешок вещи другого ныряльщика и закончить за кого-то тяжелую работу или сделать что угодно, что будет способствовать наибольшей общей добыче. А как насчет ненасытности Коллера к трофеям? «Отлично, крошка, но только не внутри группы. Внутри группы, запомни это, никто никого не надувает!»

«Отчаянные» проводили свои самые лучшие уроки по пути к местам кораблекрушений, и их методика была древней и надежной. Они обсуждали, как угол наклона затонувшего судна открывал место, где лежат наиболее ценные вещи. Они объясняли, что красивее использовать мозги и стальной клин, в отличие от грубой силы и кувалды. Они были ходячими энциклопедиями несчастных случаев во время погружений. Они изучали опаснейшие ситуации, приступы кессонки, случаи гибели под водой, детально разбирая каждый такой случай, пока не доходили до его причины, чтобы предупредить его повторение. Много лет изучая, как погибали другие, они полагали, что ныряльщик, вооруженный такими знаниями, имеет меньше шансов закончить подобным образом.

Ныряльщики забрасывали Колера инструкциями к выживанию. Они учили его, что пока он дышит, с ним все в порядке, дни учили его реагировать на возрастающую панику спокойствием и контролем ситуации. Они вбивали в него страх перед стремительным, без декомпрессии, подъемом на поверхность, и когда они говорили: «Да я лучше перережу себе глотку, чем испытаю приступы кессонки», он им верил, потому что видел людей, которые поднимались на борт судна с кровавой пеной у рта и сдавленным сердцем. Они постоянно предупреждали об эффекте «снежного кома» — ситуации, когда ныряльщик игнорирует мелкую проблему-другую, чтобы оказаться перед лицом других проблем, которые, соединившись с первыми, обрекают его на гибель. «Всегда решай первую проблему, моментально и как следует, — говорили они, — или тебе конец».

Колер прислушивался к каждому слову. Когда они брали его к самым опасным местам кораблекрушений, он делал то, что полагается: набивал мешки и оставался целым. На следующий год он участвовал во всех рейсах, которые фрахтовали «отчаянные». Для этих людей Колер был салагой, тем не менее он привнес в их группу то, чего они до сих пор не видели. Парень не знал ни скептицизма, ни цинизма, у него не было недостижимых целей, не было чрезмерно великих идей. Он верил, как в Самого Бога, что они способны поднять колокол с носа «Коимбры», несмотря на то, что затонувшее судно имело четыреста футов длины, лежало в ледяной воде на глубине 180 футов и никто из ныряльщиков не был еще на носу этого судна. «Это отличный способ нас всех угробить, умник», — говорили они ему, кидаясь в него банками из-под пива. Но, как бы они ни смеялись над фантазиями Колера, как бы они ни старались сокрушить его уверенность, как бы их ни забавляло его раскрасневшееся лицо, когда он настаивал: «Это реально!», они все-таки задумывались над тем, что Колер может оказаться прав. Через месяц после того, как Колер предложил поднять колокол с «Коимбры», «отчаянные» вооружились дополнительными баллонами, разработали совместный план и стали первыми ныряльщиками, которые обследовали носовую часть затонувшего судна. (Правда, в тот день никому не удалось поднять колокол.)