Не сердитесь, Имоджин - Шарль Эксбрайя

— Ах, дорогая Имоджин, если меня что-то и мучает, то это стыд… Оказаться посмешищем в вашем присутствии… Нет-нет, никогда себе этого не прощу!

— Ну полно, дружочек мой хороший, не надо говорить глупости!..

— Мне и в голову не могло прийти, что старая развалина так владеет дзюдо…

— Да вам бы, Аллан, никогда до этого и не додуматься… Надо быть презренным трусом, чтобы применять запрещенные приемы в честной драке!

— Ах, милая Имоджин, неужели вы и вправду на меня не сердитесь?

Вконец растрогавшись, она погладила молодого человека по щеке и прошептала:

— Ну что вы, Аллан… Разве я смогу когда-нибудь забыть, что ради меня вы рисковали собственной жизнью? Ну а теперь мне нужно отнести чашку чая бедняжке Нэнси. А вы пока расслабьтесь как следует и отдыхайте. Я мигом вернусь.

Слишком переволновавшись, Нэнси так и не смогла заснуть. Глаза у нее лихорадочно блестели, и сердобольная Имоджин даже предложила позвать врача. Однако мисс Нанкетт, услыхав об этом, категорически запротестовала: она вовсе не больна, ей просто не по себе, потому что она впервые по-настоящему поняла, какая опасность грозит ее подруге. Теперь ей ясно, что враг, не колеблясь ни секунды, убьет Имоджин, чтобы завладеть секретными документами. Ее прямо дрожь пробирает, стоит лишь вспомнить, с какой злобой смотрел на Имоджин этот валлиец. Не привыкшая к таким проявлениям чувств, мисс Мак-Картри с трудом сдержала слезы.

— Обещаю вам, дорогая Нэнси, не забывать об осторожности…

— Ах, Имоджин, боюсь, это вас не убережет… Ведь мы же не можем быть все время рядом… Как подумаю, что этот зверюга будет вас постоянно выслеживать и, выбрав минуту, когда нас не будет поблизости, попытается с вами расправиться!..

В дрожащем голоске Нэнси звучала такая уверенность, что Имоджин невольно поддалась ее страхам.

— Но что же мне делать, милая! Ведь не в моей власти ускорить приезд сэра Генри!

— Может, вы хотя бы найдете какой-нибудь надежный тайник, который избавит вас от необходимости постоянно носить документы при себе?

— Разве существует что-нибудь надежнее?..

— Надежно-то надежно, но уж слишком опасно!

— Тем хуже для меня!

— Пожалуйста, не говорите так, Имоджин, а то я просто с ума схожу от страха! Послушайте, а почему бы вам не отдать эти бумаги мистеру Каннингхэму?

— Аллану?

— Уж ему-то вы доверяете?

— Конечно, но какое я имею право подвергать его такой опасности!

— Так ведь об этом никто даже не узнает! Зато это единственный шанс, что бумаги не попадут в руки этого ужасного типа! И потом, уверена, мистер Каннингхэм будет очень тронут таким свидетельством вашего доверия…

От этого последнего аргумента душу Имоджин охватил какой-то легкий трепет. Конечно, если она вручит Аллану свою честь, это будет равносильно самому пылкому признанию, и тогда, кто знает, может, и он наконец-то отважится произнести слова, которых она так давно от него ждет…

— Похоже, Нэнси, вы правы… Надо будет подумать…

Тем временем Каннингхэм, расположившись в гостиной, судя по всему, старательно отдавал должное виски мисс Мак-Картри. Когда она вошла, молодой человек тут же вскочил и ни за что не соглашался снова сесть, пока Имоджин не устроилась напротив.

— Как там мисс Нанкетт?

— Немножечко получше… Бедняжка ужасно волнуется. Боится, как бы на меня опять не напали, чтобы завладеть этим злополучным конвертом с чертежами самолета «Кэмбелл-777». Она хочет, чтобы я отдала его вам…

— Прекрасная идея! Клянусь, что уж у меня-то их никто не отнимет!

— Да в этом-то я не сомневаюсь, только… Аллан, поймите меня правильно. Раз уж мне доверили такой документ… не могу же я передавать его на хранение первому встречному…

— Выходит, Имоджин, я для вас первый встречный?..

— Ах, ну конечно нет, но…

— Послушайте, Имоджин, — вдруг взволнованно проговорил он, схватив ее за руки, — пожалуй, нам пора объясниться… Думаю, вы уже догадались о моих чувствах, не правда ли? Та записка, которую у меня не хватило смелости подписать… Тогда я не решился признаться, так позвольте же мне сделать это сейчас…

Мисс Мак-Картри с трудом различала голос своего визави, настолько оглушительно билось ее сердце…

— Конечно, прошу вас… пожалуйста… — пролепетала она.

— Я люблю вас, Имоджин… Хотите ли вы стать моей женой?..

Шотландка чуть слышно вскрикнула, словно раненая птица.

— Вы рассердились? Вы отвергаете мое предложение?

— Да нет же, Аллан, нет… просто… ведь я же на много лет старше вас…

— Какое это имеет значение! Разве для любви существует возраст?.. Да у вас сердце двадцатилетней девушки! Оно куда моложе моего… Соглашайтесь же, Имоджин! И вы сделаете меня счастливейшим человеком на свете!

— Ах, подождите, не надо так торопиться… я… мне…

Имоджин вскочила и бросилась в кухню. Там, старательно заперев за собой дверь, она выпила целый стакан воды, потом достала из укромного места пакет, снова привела платье в порядок и вернулась в гостиную.

— Вот документы, Аллан, из-за которых я едва не рассталась с жизнью… Передавая их в ваши руки, я даю самое убедительное свидетельство доверия, которое к вам испытываю… Раз уж нам суждено стать мужем и женой, деля горе и радость, что ж, думаю, будет справедливо, если мы разделим и эту тяжелую ответственность…

— Теперь, Имоджин, — торжественно произнес Каннингхэм, принимая у нее конверт и пряча его в карман, — негодяи смогут завладеть пакетом, только лишив меня жизни!

— Ах, дорогой Аллан, если они убьют вас, пусть уж тогда убьют и меня!

В смущении они стояли молча, не зная, как вести себя после этого порыва, вознесшего их на самые вершины человеческих эмоций.

— Вроде бы жениху и невесте положено поцеловаться… — поправ стыдливость, мужественно промолвила Имоджин.

— Я не смел…

Каннингхэм обнял мисс Мак-Картри, и та, зажмурив глаза, уже подставила губы, готовясь к первому в своей жизни поцелую, но Аллан неловко чмокнул ее в лоб. Ах, какой же, право, застенчивый!..

Имоджин изъявила желание выпить перед сном чашечку чая, и Аллан настоял, что займется этим сам, а вернувшись с подносом, торжественно объявил: отныне так будет каждый вечер. Глубоко растроганная вниманием, Имоджин постеснялась сказать жениху, что напиток почему-то оказался несколько горьковатым — может, он от избытка чувств забыл добавить сахару…

Вскоре мисс Мак-Картри, вконец разомлев от розовых грез, поняла, что клюет носом. Поначалу она попыталась бороться с сонливостью, но на сей раз усталость все-таки одержала верх. И, пожелав Аллану спокойной ночи, она, еле волоча ноги, побрела к себе в комнату. Проходя мимо двери Нэнси, хотела зайти и сообщить подруге о помолвке, но сил уже не было. Имоджин долго раздевалась, то и дело погружаясь в тяжелую дремоту. С неимоверным трудом натянув наконец ночную сорочку, она не легла, а скорее упала в постель; но прежде чем окончательно утратить способность что бы то ни было соображать, успела-таки уловить, как свежий степной ветер негромко напевает ей «Свадебный марш» Мендельсона.

Глава одиннадцатая

Наутро Имоджин проснулась с таким же самочувствием, как после бессонной ночи, проведенной в одном купе с попутчиками, предпочитающими скорее вдыхать все микробы, созданные природой, чем хоть чуточку приоткрыть окошко. Язык распух, во рту была какая-то горечь, а голову, словно тяжеленной каской, сдавила отчаянная мигрень. Мисс Мак-Картри попыталась вспомнить, что же это такое она выпила накануне, однако, кроме чаю… Господи, не хватало еще заболеть, когда в доме гостит ее жених! При этой чудовищной мысли к ней мало-помалу начали снова возвращаться былые силы. Имоджин вскочила с постели, но все вокруг вдруг с бешеной скоростью закружилось-эавертелось, и она чудом не грохнулась на пол.

Звать на помощь она не решалась — ведь ясно, что первым на зов примчится Аллан, а ей вовсе не хотелось предстать перед ним в таком плачевном виде. Цепляясь сперва за кровать, потом за стол и спинку кресла, она добралась наконец до шкафа, где в ящике на случаи болезни всегда хранилась бутылка виски. Имоджин открыла пробку и, приладив к губам горлышко, сделала долгий глоток, который в первый момент произвел впечатление потока раскаленной лавы, потом же наполнил ее несказанным блаженством. Целебное виски, вот испытанный друг!.. Разомлев и расчувствовавшись, она смотрела на спасительную бутылку, уже готовая вот-вот запеть какую-нибудь из песенок Роберта Брюса. Но потом, поразмыслив, поняла, что рискует разбудить Аллана, вряд ли привычного к такого рода утренним развлечениям.

В доме царила полнейшая тишина. Должно быть, гости еще крепко спали. Имоджин уже решила снова лечь в постель, как вдруг у нее возникло какое-то странное ощущение, коему, как ни старалась, никак не могла найти название. Будто что-то было не так в ее привычном маленьком мирке. Внезапно ей пришло в голову, что тишина в доме никак не сообразуется с явно дневным освещением. Томимая неясными предчувствиями, Имоджин схватилась за часы и, не веря глазам, приставила их к уху. Четкое «тик-так» с неопровержимостью доказывало: часы совершенно исправны — но показывали они полдвенадцатого дня! Еще никогда в жизни Имоджин не валялась до этого часа в постели! Что подумают о ней Аллан и Нэнси? И почему они не подают никаких признаков жизни?