Князь Воротынский - Геннадий Ананьев

– Магметка, своих людишек жалеючи, не лезет на Кремль. Чего ему рать сквозь огонь вести да на стены лезть, если он не хуже нас понимает, что сдюжим мы здесь самую малость, потом сами ворота откроем, если не захотим в вонище задохнуться. Иль не видите, что людишкам присесть даже негде. Стоймя стоят. Долго ли такое по силам? И от мора как убережешься?

Последний вопрос подействовал особенно отрезвляюще. Чума или холера всегда там появляются, где многолюдно и грязно. Особенно, если никуда от естества не денешься: по большой и по малой нужде каждый справит, а зловонье им, чуме да холере, самая благодать. Унылое молчание нарушил князь Андрей.

– Вот что, бояре думные, спасать необходимо люд московский. А путь к тому один…

Помолчал, собираясь с духом произнести главное свое слово. Все ждали, что позовет сейчас князь всех к мечу и поведет на басурман. Еще повелит открыть оружейные лабазы, чтобы раздать оружие всем добровольцам из простолюдинов. Кто с тревогой ожидал этого повеления (кому смерть мила, даже на ратном поле?), иные, вдохновившись, что смогут показать себя в бою, защищая стольный град; увы, князь Андрей вымолвил после паузы совсем неожиданные слова:

– Откупиться от Магмет-Гирея. Дары пошлем с миром.

– Иль государь Василий Иванович одобрит такое? – усомнился князь Воротынский. – Небось, полки от Волоколамска уже спешат. Князь Вельский тоже, должно быть, спохватился. Думаю, удара в спину рати нашей ханы-братья поопасаются. Думаю, оттого и не лезут на штурм. Самое время царевым полком, моей дружиной, стрельцами и добровольцами, а их найдется достаточно, ударить по басурманам. Здесь, в Кремле, посвободней станет, да и втянем в сечу татарские тумены, тогда Дмитрию Вельскому сподручней в спину станет ударить.

Глас вопиющего в пустыне! Никто не поддержал, в общем-то, опрометчивый совет князя Воротынского, все ухватились за предложение царева брата. Начали прикидывать, какие дары повезти. Тут полная у всех заинтересованность. Но когда стали определять состав посольства, желающих оказалось не густо. Вспыхнула даже перебранка, кому по родовитости фамилии возглавить посольство. Только на сей раз не свое преимущество каждый думный боярин отстаивал, а другому кому-либо место свое уступал.

Перебранку остановил князь Иван Воротынский. Споривших призвал утихомириться, а князя Андрея попросил:

– Дозволь, князь, мне на переговоры к Магметке ехать. С мечом не пускаешь, с миром пусти. А коль неудача постигнет, смело изопью смертную чашу. Продолжатель рода, если Бог не обошел нас своей милостью, появился, должно, на свет. Род не сгинет. Дозволь?

Не громко просил князь Воротынский, а надо же – все услышали. И приумолкли, ожидаючи слова князя Андрея. А тот, помедля самую малость, согласился:

– Будь по-твоему. Бог в помощь.

Собрались скоро. Несколько подвод нагрузили соболями, песцами, куницами и белками. Меду хмельного бочек десяток из кремлевского винного погреба, изделий разных (украшений для жен ханских, посуду) из злата и серебра, не скупясь, прихватили – и тронулись. Впереди – князь Воротынский с малым числом бояр и дьяков под стягом белым, следом – обоз. Внушительный. Любого жадюгу умилостивит.

Не все, конечно, предназначалось братьям-ханам. Половину обоза послы полагали раздать мурзам и нойонам. Чтоб и они свое слово молвили, когда ханам докладывать станут о посольстве.

Давно уже послы царевы отучили в Крыму мздоимцев от дармовых подарков, только хану их вручали, да еще тому, кого надеялись подкупить ради выгоды. А чтобы ради того, чтоб хану благосклонно доложили, от такого унижения избавили себя послы российские. Теперь вот, отбросив гордость, решили идти тем порядком, какой был при татарском иге. Не до гордости, не до чувства собственного достоинства.

Выехав за Спасские ворота, князь Воротынский ужаснулся увиденным. Все, что было вчера еще шумными посадами, чадило головешками. Ни одного уцелевшего дома. Только сиротливые трубы, черные от копоти, торчали над грудами головешек, оставшихся от некогда красивых теремов, осанистых домов и лабазов. Чад, который в Кремле казался невыносимым, здесь был еще более едучим. «Нет Москвы! Моего терема тоже нет!» Ему не было времени наведываться в свои палаты, никто из дворни его не разыскал: наверняка считали, что он бьется с татарами в Коломне, а разместиться в Кремле им есть где – специальный дом у князя в нем есть. Даже с небольшой конюшней. Как у всех думных бояр, у кого палаты за кремлевской стеной.

И еще что поразило Воротынского, так это многолюдье у кремлевской стены: будто толстенным ожерельем охватили Кремль крестьянские брички, груженные домашним скарбом, а под этими подводами теснились детишки, бабы да и мужики. В Кремле им места уже не хватило, вот они и прилепились к стене, возможно даже не осознавая, что случись штурм, они погибнут первыми. Все до единого.

Но если и понимали это, все равно – куда им деваться? Не в огне же и дыму гибнуть. А мудрый царь Иван Великий верно в свое время поступил, повелев вокруг Кремля очистить добрых полверсты от домов и даже церквей, чтобы пожар от посадов, из Китай-города и Белого города не мог перекинуться на Кремль, а случись штурм, чтобы не было где штурмующим укрыться от пушечных ядер и дроби рушниц, от болтов каленых, метаемых самострелами. А она, эта полоса, вон еще какую службу несчастным людишкам служит. «Поспешать надобно, – думал с горестью Воротынский. – На все унижения идти, только штурма не допустить». Последние угрюмые трубы, как вздернутые в небо обгоревшие руки, последние дымящиеся пепелища, – и окружила послов татарская сотня. Воротынский приказывает:

– Полдюжины белок и пару соболей сотнику. Пусть к ставке хана сопроводит.

С откровенным удовольствием принял сотник дар, пообещал без помех доставить до ханской ставки, привел, однако, послов и обоз к темнику. Чего как раз и не желал ни князь Воротынский, ни сопровождавшие его бояре и дьяки: знали они повадки нойонов, что пока на мзду не вынудят, дальше шагу ступить не дадут. Хорошо стервецы понимали, что никто на них жаловаться не станет. Не осмелится.

Так, собственно говоря, и начали развиваться события. Темник встретил послов в маске совершенной незаинтересованности. Выслушав цель посольства, сказал с хорошо наигранным равнодушием:

– Мы позовем писаря, подготовим письмо хану и пошлем с этим письмом гонца. Ждите. Каков будет ответ хана, да продлит Аллах его славную жизнь, так и поступим. Подарки можно отправить с гонцом. Решение тогда может оказаться более выгодным для вас.

Князь Иван Воротынский, склонив голову, хотя делал это, буквально насилуя себя, попросил темника: