Самые знаменитые влюбленные - Александр Соловьев

Для полноты картины судьба, уже приготовившая Бонни и Клайду самое захватывающее романтическое путешествие в американской истории, добавила к декорациям предстоящей драмы еще деталь: осенью 1929 года, за полгода до их встречи, в Америке началась Великая депрессия. Миллионы американцев разом лишились надежд на будущее и почувствовали, что имущим и сильным нет до них никакого дела. Клайд видел, как растаяло хоть какое-то подобие благополучия у его близких и знакомых.

Разорившиеся банки унесли с собой в небытие вклады миллионов американцев, а те, что остались на плаву, закономерно вызывали глухое раздражение – людей теперь влекла в банки единственная необходимость: заложить последнее, что оставалось, – дом, ферму, бизнес. Американская экономика дрейфовала от «плохого» к «худшему», и имидж банков двигался в том же направлении.

Поэтому у среднего американца образ грабителя банка не вызывал резкой антипатии. В отличие от организованных чикагских или нью-йоркских мафиози «внесистемные грабители» рисовались в массовом сознании этакими бескорыстными Робин Гудами, грабившими награбленное ранее. На общественный настрой оперативно отреагировал Голливуд: экраны заполонили гангстерские боевики, из которых самым знаменитым стал фильм «Враг общества» (1931) с Джеймсом Кэнги в роли гангстера-романтика. Дополнительную популярность «борцам за справедливость» приносило то, что они взяли за правило уничтожать хранившиеся в банках закладные на недвижимость. За подвигами налетчиков публика следила со смешанным чувством страха и восторга, как позже – за тематическими телесериалами.

Так что отношение к жизни у Клайда после отсидки сформировалось окончательно. Те, кто забрал у людей шансы на достойную жизнь, должны быть готовы к тому, что он заберет кое-что и у них. Более того, издевательства, которые он перенес в тюрьме (есть данные о том, что его регулярно насиловал сокамерник, которому Клайд в конце концов раскроил череп), только укрепили его в желании отомстить обществу – как в лице банков и придорожных заправок, так и в лице хранителей правопорядка.

Скоро Клайд превратился в грозу владельцев магазинов и богатых прохожих. О своих подвигах он рассказывал любому, кто был готов слушать, и полиция только ждала удобного случая, чтобы снова надеть на него наручники.

Они встретились случайно, в гостях у общей приятельницы. Это была настоящая любовь с первого взгляда, взаимная страсть обреченных. С того момента не было вечера, который Бонни и Клайд не провели бы вдвоем. О непутевом муже Бонни больше не вспоминала. Клайд был на удивление мягок и обаятелен, а уголовный флер ему так шел, добавляя особую мужественность, которая, с точки зрения Бонни, среди добропорядочных граждан не встречается.

Однажды Клайд пришел к ней прощаться: за ним давно следит полиция, и будет безопаснее на время убраться из города. Он обязательно пришлет открытку, в которой сообщит свой новый адрес. Но арест последовал в тот же вечер, когда он укладывал чемоданы.

Полиции были хорошо известны все его подвиги, и на одном из свиданий он признался Бонни, что ему не миновать серьезного срока. Мысль, что нормальное течение жизни должно прерваться на много лет, была для него равносильна мысли о конце света. И спасение он видел только одно – побег.

Бонни вызвалась помочь. Клайд передал ей клочок бумаги с планом дома, где жили родители одного из его сокамерников. Уборная была помечена крестиком – там хранился пистолет 32-го калибра. Ей также сообщили, когда хозяев не бывает дома. Бонни в одиночку тайно конфисковала оружие и уже на следующий день вручила его в ридикюле своему Клайду. В тот же вечер Барроу был на свободе. Его поймали где-то через неделю в Иллинойсе – на другом конце страны. Причем по его же недосмотру: Клайд не догадался сменить номера на угнанной машине. Больше он эту ошибку не повторял.

Но тогда ему еще очень повезло: мать Клайда, Кумми Барроу, сумела добиться смягчения приговора – ввиду бедственного положения семьи. Прежде чем Клайд об этом узнал, он успел проявить собственную инициативу – подговорил напарника, чтобы тот как бы случайно уронил ему на ноги топор. Потеря двух пальцев на ноге казалась Клайду сущей ерундой по сравнению с возможностью «отдохнуть» от ежедневной шестнадцатичасовой работы. Домой он вернулся на костылях…

…и немедленно принялся за старое. Но в этот раз Бонни добилась, чтобы и ее приняли в компанию. Ведь смогла же она добыть ему пушку? Значит, сгодится и еще на что-нибудь. Ее взяли на вылазку в маленький техасский городок Кауфман, который безмятежно спал, пока Клайд с дружками обчищал магазин как раз напротив здания суда. Бонни караулила у дверей. Она первый раз видела Клайда в деле и восхищенно наблюдала, с каким уверенным спокойствием он руководит действиями заметно нервничавших товарищей, когда вдруг сработала сигнализация. Взломщики успели улизнуть с выручкой в последний момент. Все, кроме Бонни. Ей дали три месяца тюрьмы – это были последние месяцы, которые они провели друг без друга. Тюремные месяцы Бонни коротала за сочинением лирических стихов.

Тем временем Клайд и его друзья продолжали заниматься привычным делом – добывать деньги в чужих сейфах и кассах. До поры до времени без особых проблем. Одним апрельским вечером банда Клайда грабила очередной магазин. Клайд в тот раз был за рулем и ожидал подельников снаружи. Хозяину приставили дуло к виску и убедили его открыть сейф. По случайности тот задел дверцей направленный на него пистолет – вот же неловкий человек, в самом деле! Раздался выстрел, и грабители в одно мгновение превратились в убийц. Причем убийцами Клайда и Реймонда Хамилтона назвала вдова хозяина магазина, опознав их на фотографиях. Но она ошибалась, настоящими убийцами были два других члена банды.

Однако это уже ничего не меняло. Через день особо опасные преступники Барроу и Хамилтон были объявлены в розыск по всему штату, а за их семьями полиция установила круглосуточное наблюдение. Для Клайда началась новая жизнь, волчья. Ты жив, пока тебе не изменяет чутье и есть силы бежать. Он знал, что рано или поздно его догонят, но был уверен, что живым в руки полиции он не дастся. «Единственным копом, который ко мне прикоснется, будет патологоанатом», – он потом часто повторял эти слова и оказался прав.

К Бонни все это еще не имело отношения. Правосудие уже свело с ней счеты, и, выйдя из тюрьмы, она имела полное право забыть свое «преступное прошлое» как страшный сон. Жить тихо до старости – но уже без Клайда. Если она сама об этом не задумывалась, ей наверняка напомнила об этом мать. И родственники, и близкие друзья. Но Бонни не хотела без Клайда. Едва оказавшись на свободе, она присоединилась к нему.