Победитель - Мэри Лю

– Если в какой-то момент передумаешь, дай мне знать. Хорошо?

– Не волнуйся, Дэниел, – отмахивается Иден от моих тревог. – Ничего со мной не случится. Все не так страшно, как может показаться. И потом, ты ведь будешь рядом.

– Да. Я буду рядом, – тупо повторяю я.

Люси приглаживает его растрепанные светлые кудряшки. Еще одно напоминание о доме. И о маме. Я закрываю глаза, гоню дурные мысли. Потом протягиваю руку и щелкаю Идена по носу.

– Ну, – говорю я, – чем скорее они приступят, тем скорее все закончится.

Еще несколько минут – и я сажусь в военный джип, а Идена в Центральный госпиталь везет специальная медицинская машина.

Все с ним будет хорошо, убеждаю я себя, поднимаясь на нужный этаж. Лаборант проводит меня в помещение с перегородками из толстого стекла. А если с ним все будет хорошо, я это переживу. Но руки у меня потеют. Я снова сжимаю пальцы в кулаки, пытаясь прогнать дрожь, и порезанную ладонь пронзает боль. Иден внутри стеклянного лабораторного бокса. Несмотря на все усилия Люси, его светлые кудри растрепаны, теперь на нем тонкий больничный халат красного цвета. Ноги босы. Два лаборанта помогают ему забраться на длинную белую кровать, один закатывает ему рукава, чтобы измерить давление. Иден морщится, когда холодная резина прикасается к коже.

– Успокойся, малыш. – Голос медика из-за стекла звучит приглушенно. – Сделай-ка глубокий вдох.

Иден бормочет в ответ: «Хорошо». Он кажется таким маленьким рядом с ними, даже не достает ногами до пола. Ступни чуть покачиваются, а он смотрит в направлении разделяющего нас окна, ищет меня глазами. Я сжимаю и разжимаю кулаки, наконец касаюсь ладонью стекла.

Судьба всей Республики зависит от моего младшего брата. Будь здесь мама, папа или Джон, они бы, вероятно, рассмеялись нелепости происходящего.

– С ним все будет хорошо, – заверяет меня лаборант, стоящий рядом, впрочем, не слишком уверенно. – Сегодняшние процедуры совершенно безболезненны. Мы только возьмем образцы крови, а потом дадим ему лекарства. Кое-какие образцы мы отправили в лабораторию Антарктиды.

– Вы меня успокоить пытаетесь? – огрызаюсь я. – «Сегодняшние процедуры совершенно безболезненны»? А завтрашние?

Лаборант виновато поднимает руки.

– Извините, – бормочет он. – Я оговорился… я не это имел в виду. Обещаю, вашему брату не будет больно. Может быть, лекарства создадут некоторый дискомфорт, но мы принимаем все возможные меры предосторожности. Я надеюсь… гм… что вы не сообщите нашему блистательному Президенту о моей промашке.

Вот, значит, что его беспокоит. Если я рассержусь, то побегу к Андену жаловаться. Я прищуриваюсь, глядя на него:

– Я ничего ему не скажу, если вы не дадите мне оснований.

Медик снова извиняется, но я больше не обращаю на него внимания. Я смотрю на Идена. Тот просит о чем-то, но говорит так тихо, что я ничего не слышу. Лаборант в ответ отрицательно покачивает головой. Иден проглатывает слюну, нервно смотрит в моем направлении, потом закрывает глаза. Лаборант берет шприц, осторожно вводит иглу в вену на руке Идена. Тот сжимает губы, но даже не пикает. Знакомая тупая боль долбит меня в затылок. Я пытаюсь успокоиться. Если впаду в панику, то спровоцирую очередной приступ, а это не пойдет на пользу Идену.

Он сам решился на эксперименты, напоминаю я себе. Гордость распирает грудь. Когда Иден успел вырасти? Мне кажется, я моргнул и упустил этот момент.

Медик извлекает иглу из вены, прозрачный цилиндрик теперь заполнен кровью. Он прижимает что-то к руке Идена, потом накладывает повязку. Другой лаборант кладет несколько таблеток в его раскрытую ладонь:

– Проглоти их все вместе.

Иден закидывает в рот таблетки.

– Они горьковатые, так что лучше одним махом.

Иден морщится, таблетки не идут в горло, но водой ему удается протолкнуть их. Он ложится. Лаборанты везут его койку к какой-то цилиндрической машине. Не могу вспомнить ее название, хотя слышал его всего час назад. Они медленно закатывают его в аппарат, и теперь я вижу только голые пятки брата. Я медленно отрываю ладони от стекла, на котором остаются отпечатки. Минуту спустя из цилиндра раздается плач Идена, и мое сердце сжимается. Наверное, ему больно. Я скрежещу зубами так, что чуть не ломаю челюсть.

Проходит, кажется, целая вечность, но наконец лаборант приглашает меня войти. Я немедленно проталкиваюсь сквозь строй экспериментаторов в стеклянную камеру и склоняюсь над Иденом. Он снова сидит на краю белой кровати. Он слышит мои шаги, и его лицо расцветает в улыбке.

– Все было не так уж и страшно, – говорит он слабым голосом.

– Ты молодец. – Я сжимаю его руку. – Я тобой горжусь.

И я не лукавлю, я горжусь им больше, чем когда-либо гордился собой, – горжусь тем, что ему хватило мужества воспротивиться мне.

Один из лаборантов показывает мне экран с увеличенным изображением клеток крови Идена.

– Начало хорошее, – говорит он. – Мы поработаем с материалом и уже вечером, надеюсь, введем сыворотку Тесс. Если повезет, через пять-шесть дней она выздоровеет, а мы сможем продолжить работу.

Глаза медика смотрят мрачно, хотя его слова полны надежды. От такого странного сочетания мурашки по коже. Я сильнее сжимаю руку брата.

– У нас мало времени, – шепчет Иден, когда нас оставляют одних, чтобы мы могли спокойно поговорить. – Если они не изготовят сыворотку, что будем делать?

– Не представляю, – признаю я.

Мне не хочется думать о таком развитии событий – от подобных мыслей я еще острее чувствую свою беспомощность, а мне это совсем не нравится. Если мы не найдем сыворотку, то не получим международной военной помощи. Если не получим помощи, то у нас не будет ни малейшего шанса победить Колонии. А если Колонии оккупируют нас… Я вспоминаю мироустройство в Колониях, вспоминаю предложение канцлера. «Люди не понимают собственной выгоды. Иногда их нужно подтолкнуть к правильному выбору».

Необходимо найти способ остановить их до тех пор, пока не будет создана сыворотка. Как угодно замедлить продвижение Колоний и дать антарктидам шанс прийти нам на помощь.

– Нужно сражаться, – говорю я, вороша волосы Идена. – Сражаться, пока есть силы. Впрочем, как и всегда.

– Почему Республика еще не победила? Я всегда думал, что наша армия самая сильная в мире. И в этот час мне хочется, чтобы так и было.

Я печально улыбаюсь наивности Идена:

– У Колоний есть союзники. А у нас нет.

Как, черт побери, ему объяснить? Как сказать, сколь беспомощным я себя чувствую, стоя в стороне, точно сломанная кукла, когда Анден ведет в бой армию, неспособную победить?

– У них армия сильнее, а у нас слишком мало солдат.

Иден вздыхает. Его узкие плечи сутулятся, и у меня комок подступает к горлу. Я закрываю глаза, заставляя себя успокоиться. Расплакаться перед Иденом в такие времена – только этого не хватало.

– Жаль, что не все в Республике могут стать солдатами, – бормочет он.

Я распахиваю глаза. Жаль, что не все в Республике могут стать солдатами.

Теперь я знаю, как мне быть. Знаю, как ответить на шантаж канцлера и остановить Колонии. Я умираю. Мне осталось жить всего ничего, мой мозг медленно разрушается, силы покидают меня. Но кое на что моих сил хватит. Хватит времени, чтобы сделать последний шаг.

– А что, если все в Республике станут солдатами? – тихо отвечаю я.

Джун

Прошлая ночь для меня как сон – вся, до последней детали. Но утро, по контрасту, абсолютно реально – в том, как Дэя словно током дернуло, когда я дотронулась до его руки, в том, как его подбросило при моем прикосновении. Сердце болит и сейчас, когда я выхожу из квартиры. Где-то неподалеку меня должен подхватить джип. Целое утро в сенате. Я пытаюсь выкинуть Дэя из головы, но безуспешно. Заседание представляется теперь таким никчемным – Колонии при поддержке сильного союзника теснят нашу армию, Антарктида по-прежнему отказывается помогать, коммандер Джеймсон на свободе. А я буду разглагольствовать о политике, когда могла бы – должна – находиться на фронте и делать то, чему меня научили. И вообще, что я им всем скажу? Станут ли они меня слушать?

Как нам быть?

Нет. Необходимо сосредоточиться. Поддержать Андена, который снова пытается выйти на переговоры с канцлером Колоний, руководителями корпораций и генералами. Мы оба знаем, что результат будет нулевой… Ничто, кроме сыворотки, не заставит их пойти на уступки. Но даже сыворотки может оказаться недостаточно. И все же. Нужно попробовать. И возможно, Анден согласится помочь Патриотам в реализации их плана, в особенности если узнает все об участии Дэя.

Одна эта мысль вызывает воспоминания о прошлой ночи. Щеки у меня загораются, и я знаю: не от лос-анджелесской жары. Не вовремя, укоряю я себя, прогоняя минувшую ночь из головы. Обычно многолюдные улицы сектора до жути пустынны, словно в преддверии шторма. Наверно, это не так уж далеко от истины.