Жена Кукловода - Юлия Данцева

Матрас прогибается под тяжестью его тела. Он наклоняется над ней, медленно разглядывает ее, лаская взглядом каждый миллиметр ее беспомощно распростертого перед ним тела. В его руках оказываются ножницы, ей страшно, и этот страх плавит ее изнутри. Он решительно и спокойно перерезает лямки, потом режет тонкую ткань посередине, между ее грудей, одним рывком срывает ее. Такая же судьба постигает и кружевные трусики. Теплые капли падают на кожу, сладкий, немного душный запах разливается в воздухе. Апельсин, ваниль, корица, вербена… Горячая ладонь мучительно медленно проводит ладонью по плечам, по груди, втирая масло, пальцы больно сжимают набухшие соски. Это уже почти нестерпимо, жжет и плавит. У нее вырывается стон.

- Тшшш, ни звука.

Она послушно кивает. Но это так трудно - не кричать и не стонать.

Оставив в покое грудь, он гладит ее живот, и она беззвучно кричит от нестерпимого желания почувствовать его там…ниже…

Но он отстраняется. Нет… она больше не выдержит… Опускает веки, пытаясь справиться с разливающейся внутри горячей волной…

- Открой глаза. Я хочу видеть их.

Послушно распахивает глаза. У него в руках плеть из множества тонких полосок замши.

Она не может оторвать глаз от орудия наказания, тихо всхлипывает и дрожит.

Бархатистая замша скользит по коже так нежно, ласкает, расслабляет. И вдруг резкий, обжигающий удар. Она непроизвольно вскрикивает, и его ладонь закрывает ей рот.

- Тихо! – это уже даже не приказ. Рычание. Ей жутко, и это еще обостряет и так напряженные до предела нервы. - Если ты не будешь тихой, придется вставить кляп.

Она испуганно смотрит на него, холодея. Он абсолютно серьезен. Она не хочет кляп!

- Я … буду… тихой, - губы не слушаются, зубы выбивают нервную дрожь.- Прости…

- Я не разрешал говорить! – хриплое низкое рычание.

Снова резкий удар, и она из последних сил сдерживает крик. Боль, опалив кожу, тут же превращается в приятное покалывание, растекается жидким пламенем. А потом на ее дрожащее тело обрушивается непрерывный град ударов, и кожа пылает под ними все сильнее, будто оплавляясь, растворяясь, обнажая нервы. Почти потеряв сознание от интенсивности ощущений, она вдруг чувствует, как ее горящее тело мучительно нежно гладит его прохладная ладонь.

И опять прогибается матрас, она чувствует его жаркое, неровное дыхание между широко разведенных ног, дергается в бесплодной попытке сжать колени. Паника нарастает, лишая последних остатков разумного.

Она хрипит, отчаянно натягивает ремни, с ее губ уже готово сорваться «стоп». По щекам текут слезы, он ложится рядом и нежно собирает их губами.

- Тише… тише… – шепчет родной голос, в нем столько нежности. – Дыши… дыши…

Она дышит, глубоко, судорожно вдыхает воздух, горячий, плотный, он едва проталкивается в ее легкие.

Он обхватывает ладонями ее лицо, смотрит прямо в глаза.

- Мы можем прекратить. Хочешь? Скажи тогда "стоп". И мы уйдем домой.

Да, да, да... домой. Она уже открывает рот, чтобы выдохнуть это слово.

- Но тогда ты не получишь самого сладкого...

Он смеется, а его пальцы гладят, кружат, ласкают.

- Так что, мне прекратить?

Он шепчет в ухо, щекочет дыханием.

Паника отступает, а болезненная тяжесть внизу становится все нестерпимее.

Нет... она не сможет... ее разорвет от возбуждения.

Вспомнив, что говорить ей не разрешали, качает головой.

Он целует ее в губы, нежно, долго и вбирает в себя ее нетерпеливый стон.

- Не сдерживайся больше, - горячий шепот на ухо, - можешь кричать.

И опять устраивается между ее ног.

Нежнейшие прикосновения языка, губ, его дыхание. Убийственная сладость. Она кричит, хрипит и извивается.

- Моя… давай… - вибрация от его шепота посылает ее как ракету на такую высоту, что нечем дышать. А потом она сгорает в ослепительном взрыве.

И тут же чувствует, как он входит в нее резко, больно, сразу на всю длину, царапнув нежную кожу бедер слегка колючим сукном расстегнутых брюк, и опять кричит от нестерпимого наслаждения, от такого желанного освобождения.

Дав ей немного прийти в себя, он отстегивает карабины и заставляет встать. Ноги дрожат и не слушаются, но вскоре ее запястья прикованы к спущенной с потолка цепи так, что пола касаются только пальцы ног, будто у балерины на пуантах. Тело натягивается как струна, снова начинает закручиваться тугой жгут желания. Она не верит. Только что ей казалось, что она умерла.

Теперь в его руках черный кожаный хлыст. Как у того мужчины в клубе. Кончик хлыста проходится по ее телу, обводит грудь, легко скользит между бедер, по щеке, прикасается к губам…

- Открой рот! – грубость приказа взвинчивает ее нервы, она повинуется, дрожа от нетерпения, возбуждения и страха.

Он грубо вталкивает ей в рот кончик хлыста, оцарапав небо.

Странный вкус кожи и сладко-соленый, ее вкус…

- Попробуй! Ты опять течешь. Помнишь, ты провинилась вчера? А что делают с непослушными?

Грубая пошлость его слов заставляет чувствовать себя грязной, порочной. И неожиданно это заводит еще больше.

Влажный кончик хлыста скользит по ее губам, щеке, по шее, по груди. Соски холодит, они еще твердеют, хотя и так уже до боли чувствительны. Он обходит кругом. Плечи, спина, ложбинка между ягодицами. Опять спереди. Живот, ниже…

- Их наказывают, - хриплый голос отдается судорогами внизу живота как эхо. – Они получают порку.

- Пожалуйста…- шепчет она, не понимая, о чем просит.

Резкий удар по груди и перед глазами будто вспыхивает белое пламя…

- Я разрешил кричать, а не говорить!

Кожа горит под ударами хлыста, становясь одним сплошным нервом. Ей позволено, и она опять кричит, дико, бессвязно, хрипло, умоляя его… нет, не прекратить… не останавливаться.

Кончиком хлыста он заставляет ее развести ноги шире. Потом пристегивает кольца поножей к скобам в полу. Распята, раскрыта и беспомощна…

Хлесткие удары … Боль… Жгучая, почти на пределе терпимости. Ее накрывает горячая волна, снова взрывает. Остатки разума растворяются в сладком тумане.

Прохладный шелк простыни так приятно холодит горящую кожу на груди и животе. Его рука приподнимает ее, подкладывая подушку, заставляет опереться на локти, разводит ноги. Потом он наматывает на кулак ее собранные в хвост волосы, тянет на себя, и резко, грубо, в один толчок входит сзади. Она больше не может кричать, только хрипит, стонет, он вбивается в нее, все глубже и глубже, задевая невероятно чувствительные места. Она рыдает в голос от нестерпимого наслаждения, и снова взрывается в ослепительной вспышке, выжигающей мозг.