Мой враг — королева - Виктория Холт

Внутренне я решила, что ни за что этого не будет. Я не собираюсь похоронить себя в провинции, вдалеке от городских развлечений, дворцовых интриг и очарования Роберта Дадли. Отдаление от Роберта лишь усиливало мое желание, и я знала, что стоит нам встретиться, я вновь брошусь в этот омут, несмотря на стыд и совесть, и буду жить одним моментом и смело встречать последствия, каковы бы они ни были.

Я стала мудрее и сильнее и чувствовала за собой способность вести Уолтера по жизни по своему усмотрению.

— Чартли — очень милое место, — сказала я ему, — но разве ты не видишь, что наши дочери выросли?

— Я заметил. Сколько сейчас Пенелопе?

— Ты должен был бы помнить возраст своей первой дочери. Ей четырнадцать.

— Слишком молода для замужества.

— Но не слишком молода, чтобы мы начали подыскивать ей подходящую партию. Я бы хотела, чтобы она удачно вышла замуж, и, желательно, была обручена.

Уолтер признал мою правоту.

— Я очень расположена к Филипу Сидни, — продолжала я. — Он гостил у нас, когда я принимала королеву в Чартли, и они с Пенелопой чувствовали симпатию друг к другу. Это хорошо, когда девушка знает своего будущего мужа, прежде чем вступит в брак.

И опять Уолтер согласился со мной и сказал, что Филип Сидни — прекрасная пара для нашей дочери.

— Как племянник Лейстера он найдет понимание и участие королевы, — сказал он. — Она все так же любит Дадли, насколько я понял.

— Да, он все еще фаворит королевы.

— Здесь, правда, есть одно сомнение. Если королева выйдет замуж за иностранного принца, я сомневаюсь, что Лейстер удержится при дворе, и тогда ее симпатии к родственникам Лейстера много уменьшатся.

— Неужели ты думаешь, что она когда-нибудь выйдет замуж?

— Ее министры пытаются уговорить ее на это. Отсутствие наследника становится все более насущной проблемой. В случае смерти королевы начнутся распри, а это всегда — несчастье для страны. Она обязана оставить наследника.

— Но она слишком стара для рождения первенца, хотя никто не осмелится сказать ей это.

— Она все еще может родить наследника.

Я громко рассмеялась, внезапно восхищенная одной мыслью, что я на восемь лет моложе королевы.

— Что тут смешного? — удивился Уолтер.

— Ты смешон. Ты был бы уже в Тауэре, обвиненный в измене, если бы она слышала тебя.

О, как он мне надоел! С Робертом у меня были лишь краткие реплики при встрече.

— Это невыносимо, — шептал он мне.

— Я не могу удрать от Уолтера, а ты не можешь приехать в Дюрхэм Хауз.

— Я могу попытаться.

— Дорогой мой Роберт, вряд ли ты согласишься делить с нами постель. Даже Уолтер тогда заподозрит что-нибудь.

Как бы ни была я огорчена и раздосадована, я была довольна, что Роберт раздосадован еще более.

— Ну что ж, Роберт, — сказала я, — ты ведь волшебник. Я жду волшебства.

Что-то нужно было предпринимать, потому что я предполагала, что вновь случилось неизбежное: кто-то — я так и не выяснила кто — нашептал Уолтеру, что в его отсутствие Роберт Дадли принимал живейшее участие в жизни его жены.

Уолтер отказался верить этому, но не в отношении Роберта, а в отношении меня. До чего же наивным он был! Я бы уладила дело с Уолтером, однако у Роберта оказалось множество смертельных врагов, которые стремились не столько навредить семейству Эссексов, сколько выбить у Роберта почву из-под ног и навсегда опорочить его перед королевой.

В один из вечеров Уолтер вошел в спальню с очень суровым лицом.

— Я услышал очень серьезные обвинения, — объявил он.

Сердце мое бешено заколотилось, так как я, действительно, была виновна, однако у меня хватило сил спокойно спросить:

— Обвинения — в чем?

— В твоей связи с Лейстером.

Глаза мои широко распахнулись: я надеялась, что выгляжу невинно.

— Что ты имеешь в виду, Уолтер?

— Я услышал, что ты — его любовница.

— Кто мог сказать такое?

— Я пообещал источнику информации держать его имя в секрете.

— И ты веришь этому секретному информатору?

— Я бы не поверил этому в отношении тебя, Леттис, но репутация Дадли далека от невинной.

— Даже в таком случае ты не должен верить этому в отношении Дадли, если веришь мне. — «Дурак!» — подумала я про себя и решила, что атака будет лучшим средством обороны. — А я должна сказать, что оскорблена твоей манерой узнавать о поведении жены, встречаясь с грязными людишками по углам.

— Я не верю этому, Леттис. Его, должно быть, видели с кем-то еще.

— Но ты, наверняка, подозреваешь меня, — обвинила я его, намеренно разжигая злобу к Уолтеру. Это оказалось наиболее эффективно, ибо бедняга Уолтер уже готов был просить прощения.

— Не совсем. Я хотел бы, чтобы ты сама сказала мне, что это — чистая ложь. Я вызову на дуэль человека, который осмелился донести эту ложь.

— Уолтер, — сказала я, — ты же знаешь, что это — ложь. И я знаю это. Если ты устроишь из этого шум, то все дойдет до ушей королевы, и она обвинит тебя. Ты же знаешь, она не потерпит, чтобы ей говорили плохо о Роберте Дадли.

Он молчал, но, по выражению его лица, я поняла, что мои доводы попали прямо в цель.

— Мне жаль любую женщину, которая связана с ним, — проговорил, наконец, Уолтер.

— Мне тоже, — парировала я.

Но волнение мое не улеглось. Я должна была сказать Роберту, что произошло. Это было трудно. Нужно было выискивать возможность, а так как Роберт также искал такой возможности, совместными усилиями мы все же нашли ее.

— Я схожу с ума, — сказал Роберт. Я отвечала:

— Есть кое-что, что сведет тебя с ума окончательно. — И я рассказала ему все.

— Кто-то проговорился, — отвечал Роберт. — Теперь заговорят о том, что твоя болезнь — последствие твоего избавления от ребенка.

— Кто бы это мог быть?

— Дорогая моя Леттис, за нами шпионят и следят те, кому мы более всего доверяем.

— Если это дойдет до ушей Уолтера… — начала было я.

— Вот если это дойдет до королевы, тогда нам придется поволноваться, — с досадой сказал Роберт.

— Что же нам делать?

— Предоставь это мне. Мы с тобой собираемся пожениться. Остальное будет обеспечено. Но нужно преодолеть много препятствий.

Я поняла, как много усилий он прилагает для осуществления этого, лишь тогда, когда пришло Уолтеру распоряжение от королевы посетить ее по поводу, не терпящему отлагательств. Когда после визита к королеве он вернулся домой, я с нетерпением ждала его.

— Что там было? — спросила я.

— Это сумасшествие, — раздраженно ответил он. — Она не желает понять. Приказала мне вернуться в Ирландию.

Я очень постаралась не показать радости и облегчения. То была, несомненно, работа Роберта.

— Она предложила мне пост маршала Ирландии.

— Это большая честь, Уолтер.

— Она так думает. Я попытался объяснить ей свое положение.

— И что она сказала?

— Она не стала слушать. — Он беспомощно посмотрел на меня. — Лейстер был с нею. Он говорил о том, как важна для короны Ирландия и что именно мне предначертано стать маршалом. Думаю, что он приложил большие усилия, чтобы уговорить на это королеву.

Я молчала, притворяясь озадаченной и унылой.

— Лейстер сказал, что для меня это будет хорошая возможность исправить свое поражение. Они даже не стали слушать, когда я попытался объяснить, что они не понимают ирландцев и их политики.

— И… чем все закончилось?

— Королева дала мне понять, что ожидает моего отъезда. Не думаю, чтобы тебе все это пришлось по вкусу, Леттис.

Теперь я должна была быть очень осторожной, поэтому я сказала:

— Ну что ж, Уолтер, мы должны сделать все, что возможно.

Это удовлетворило его. Он все еще подозревал Лейстера, и, хотя он безгранично мне доверял, я видела, что сомнения у него были.

Я сделала вид, что отправлюсь с ним в Ирландию, хотя, конечно, и не собиралась ехать никуда.

На следующий день я сказала:

— Уолтер, я очень волнуюсь за Пенелопу.

— Что случилось? — Он выглядел удивленным.

— Я знаю, что она рано для своего возраста созрела. Она не слишком опытна в вопросах противоположного пола. Дороти также волнует меня, а Уолтера я вчера обнаружила в слезах. Роберт выглядит мрачно, хотя и пытается успокоить Уолтера. Роберт сказал, что будет просить королеву о милости не посылать меня в Ирландию. Если я уеду, я не найду себе места от беспокойства за детей.

— У них есть няни и гувернеры.

— Но им нужно гораздо большее. В особенности Пенелопе, ведь у нее такой возраст… А мальчики еще слишком юны, чтобы их оставить. Я разговаривала с Уильямом Сесилом. Он возьмет Роберта к себе в имение перед тем, как ему поступить в Кембридж, но пока еще рано. Мы не можем оставить детей совсем одних, Уолтер.

Дети спасли меня. Уолтер был расстроен, однако он любил семью и не хотел, чтобы дети страдали. Я проводила с ним все свое время, слушая его рассуждения по ирландскому вопросу и сочиняя вслух планы нашей жизни по его возвращении домой, что произойдет очень скоро, заверила его я. Тогда его положение как маршала при дворе упрочится, говорила я ему, и уж если придется вернуться в Ирландию, мы сможем поехать вместе.