Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Кэтрин Валенте

Верхний ярус ее юбки, золотистая марлевая ткань, всплыл и залепил ей лицо. Сентябрь в панике пыталась освободиться, но юбка облепила лицо, как блестящая маска, натянулась вокруг головы, забилась в нос и в горло. Она пыталась сохранить остатки драгоценного дыхания, но только давилась тканью, проникавшей внутрь. Сентябрь смирилась с тем, что это конец, и просто ждала, пока соленая вода хлынет в нее, – а там, что ж, чернота и лишь бы поменьше боли. Теперь, когда она уже точно собиралась умереть, Сентябрь как-то перестала об этом беспокоиться. Она вспомнила рыбу, которую поймала и убила в другом море Волшебной Страны. Бедная рыбка! Наверное, ты бы посмеялась: мы обе погибли в море, вот так номер. Тот еще моряк из меня получился!

Сентябрь зажмурилась. Вот-вот океан проглотит ее, как она сама давным-давно проглотила ту печальную рыбку.

Но что это? Она дышит! Дышит так же легко, как если бы стояла на земле, на сильном ветру, залитая солнечным светом. Юбка преградила путь морской воде и пропускала живительный воздух в ее легкие. Остальная часть Бдительного Платья образовала вокруг нее шар, чтобы защитить ее хрупкие косточки от давления воды. Шар светился и даже излучал тепло, согревая холодную мокрую кожу. Пальто красного цвета неохотно растянулось вокруг сообразительного платья. Спасибо тебе, Толстянка Прекрасная, подумала Сентябрь с облегчением, которое ощутила одновременно с теплом.

Глубоко под собой она увидела бледное прерывистое свечение. Сначала ей показалось, что это всего лишь большая рыба проплывает мимо, но, устремившись вниз, она увидела, что свет становится ярче. Если уж нельзя плыть вверх, поплыву вниз, подумала она. Авогадра предупреждала, что рано или поздно мне придется опуститься очень глубоко. Похоже, скорее рано, чем поздно.

Бдительное Платье выпускало потоки пузырьков, всасывая через рукава струи воды и толкая Сентябрь вперед изо всех сил. Но свет был слишком глубоко, он исходил с самого дна Моря Забвения, а руки и ноги Сентябрь уже сводило судорогами от усилий. Суббота меня столкнул. Это ее разум настоял на том, чтобы поднять этот вопрос. Ей самой об этом думать не хотелось. Он хотел меня убить. Сентябрь попыталась сосредоточиться на источнике света, но мысли ее не слушались. Нет, не убить – заставить забыть. Забыть все. Он сказал, что мы будем жить в домике из тыквы и золота. Конечно, если я не буду помнить, зачем приехала в Волшебное Подземелье, забуду Волшебную Страну и Омаху, и даже маму и папу, то почему бы не остаться жить в Тайне и не пировать каждую ночь! Как он мог? Это же хуже убийства – отнять у человека все, чем он был. Сентябрь до этого не предавали. Она даже не знала, как назвать это горькое и тоскливое чувство.

Бедное дитя. Все когда-нибудь случается в первый раз, но последнего никогда не бывает.

Но почему же я помню, что он это сделал? Баклажанчик сказала, что даже морские брызги навевают сон. Но я прекрасно помню этот момент! И все, что было до него, тоже! Пожалуй, никогда еще я не представляла себе все так ясно! Теперь свет стал сильным и ровным, теплый рыжеватый свет, бьющий со дна океана. Он озарил всю-всю Сентябрь внутри ее платья-пузыря и глубоководной юбки-маски. Теперь она опускалась очень быстро. Бдительное Платье ритмично выбрасывало струи воды из рукавов и воротника.

Свет подрагивал и колыхался в темноте. Сентябрь уже вот-вот могла его коснуться. Она заработала ногами еще сильнее, подплывая ближе, и через секунду-другую разглядела, что это светильник, зажатый в крошечной ручке Монашелли.

Авогадра плыла вперед, освещая путь, облаченная в хитроумный костюм ныряльщика с огромным колоколом вместо шляпы. Она вытянула руку с лампой, чтобы указывать Сентябрь путь в океане. Если с братьями случилось что-то ужасное и все средства уже использованы, мы приходим из темноты и указываем им путь. Так поступали Монашелли, это их древний инстинкт, их профессия. Слеза скатилась по щеке Сентябрь. Юбка Бдительного Платья тут же впитала ее и промокнула щеку.

Авогадра опустилась на пустынное песчаное морское дно, где перед ней вырос стеклянный купол с люком. Маленькая монашка трижды постучала по люку лампой и тут же исчезла, оставив Сентябрь в одиночестве в бесконечной пустыне морского дна.

Неважно, как поступил Суббота или Аэл. Я должна идти дальше. Монашелли всегда идут дальше, что бы ни случилось.

В люке было стеклянное колесо, похожее на штурвал огромного корабля. Теплый, маслянистый розовый свет лился сквозь заиндевелое и местами обледеневшее стекло. Сентябрь со всей уверенностью ощутила, что там, внутри, телу девочки будет гораздо лучше, чем в морозной темноте Моря Забвения. К тому же сюда ее привела Авогадра. Это и есть путь наружу. Путь домой. Она потянулась к колесу. Бдительное Платье, когда оно раздулось в шар, превратило свои рукава в медно-красные перчатки, и это было сейчас очень кстати: даже сквозь перчатки колесо было таким холодным, что от прикосновения к нему нежная девичья кожа сразу бы почернела.

Сентябрь навалилась на колесо всем телом и толкнула что было силы. Колесо даже не скрипнуло. Несколько осколков льда откололись и медленно поплыли вверх. Она попробовала снова, дрожа от напряжения под золотой маской. Колесо отказывалось двигаться, как упрямая крышка банки с соленьями. Она ухватилась за спицу колеса и приготовилась к следующей попытке.

Рядом с ее руками объявилась еще пара рук – шелковистых, сильных, темно-зеленых рук, сделанных не из чего иного, как из длинного витого пояса Бдительного Платья. Новая попытка, на этот раз в четыре руки. Платье от натуги чуть треснуло по шву, потом еще немножко…

Два лоскута красного цвета кожи, взметнувшись, обернулись вокруг гладкой рукояти колеса. Это полы пальто, чувствуя, что пришел их час, навалились с такой силой, что едва не сбили Сентябрь с ног. И колесо сдвинулось. Оно медленно поворачивалось, куски льда откалывались от него и всплывали сквозь толщу воды. Колесо протестующе стонало и скрипело. Сентябрь опасалась, что, как только люк откроется, в него устремится все море, однако другого выхода не видела. Она подняла люк – но Море Забвения вело себя прилично.

Сентябрь облегченно выдохнула и спустилась в отверстие на дне моря.

Вымокшая до нитки Сентябрь пробила потолок и шлепнулась на длинный рабочий стол. Он скрипнул под ее весом, но выдержал. Куски металла и керамики дали о себе знать, больно тыча ее в спину и плечи. От первого глотка настоящего воздуха и осознания, что полмили океанской толщи больше не давят на нее, в глазах все затуманилось, а голова закружилась. Большие промасленные руки схватили ее и поставили на ноги. Сентябрь сорвала с лица промокшую марлю.

На нее с любопытством смотрела женщина, и на один ужасный, прекрасный, головокружительный миг Сентябрь почудилось, что это мама. У женщины было милое округлое лицо, перепачканное глиной и машинным маслом, волосы стянуты в короткий хвостик и перехвачены косынкой. Плечи у нее были широкие и сильные, под ногти глубоко въелась грязь. Женщина была одета в темно-синий рабочий комбинезон, который явно был идеально чистым и отглаженным, пока она не проползла через какую-то гигантскую адскую машину в поисках неисправности. На костюме была табличка с надписью «Б. Капуста».

Да, это была не мама. Из комбинезона торчали радужные крылья, как у лунной пяденицы, с длинными свисающими кончиками. Крылья были покрыты таким количеством машинной смазки, пыли и сажи, что Сентябрь не взялась бы предположить, каков был их первоначальный цвет. Она шумно выдохнула всякую надежду на то, что мама немыслимым, невозможным образом очутилась здесь, в Волшебной Стране. Машины и детали машин, приборы, насосы, моторы, колеса, шестеренки и сломанные подшипники, оси, кривошипы и прутки заполняли все поверхности в комнате. На полу была расчищена узкая тропинка, но в остальном пространстве комнаты не было и свободного дюйма.

Волшебница вынула из нагрудного кармана рулетку, зацепила ее за туфельку Сентябрь и замерила рост девочки до самой макушки. Она зажала пальцем нужное деление на рулетке и всмотрелась в него.

– Сто двадцать сантиметров с хвостиком, – сказала Б. Капуста самой себе. – Тринадцать лет, родилась под знаком Тельца, несешь на себе два целых три десятых килограмма невзгод и печалей, что явно многовато для твоего возраста, второй сезонный цикл, недавний контакт с жесткими кью-лучами. Нехватка двадцати одной стотысячной общего веса тела из-за перенесенной операции по удалению тени, память стерта Океаном один час пятьдесят две минуты и семнадцать секунд тому назад, память восстановлена Зажимом ярлоппов один час пятьдесят две минуты и шестнадцать секунд тому назад, тридцать семь процентов объема объекта занимает Практическая Хватка.