Стихотворения - Давид Бурлюк

Поэтические уховертки

Жиразоль, Гелиотроп.Попочка. Попойка.

Поплевать на попа.

СнитсяСиницеЧто ее переносицаПереноситсяНа поясницуА поясНиццу…

Запах папахЛапах запахЧто же лабаз? —Конь и запал!В лапах запал?

Вискиввиски!!!ТанецвРумянец!!!

Поэза сумеречная

Как печален свет вечернийЭлегичен беспредметенСколько в нем невидных тернийКак безмерно свет тот бледен.Вдоль залива марши виденийПо изгнившему помостуНа ходу поют про деньгиНасчет прибылей и роста.Как печален свет предночныйСвет навеки расставаньяБесконтурный и неточныйТолько чувство в нем не знанье.Вдоль залива сини тениПод ногою гулки доскиВ храм какой ведут ступениГде огни горят на воске.Как печален свет вечернийБудто пристань в синевечностьБез пространства измеренийГде забвения беспечность.

Вид из окна

Время… иногда ползет червяком;

На косогоре, под холмомПостоем жизни — старый дуб;Он суковат своим умом,А листьев нежность — в неба глубь.Соседний холм старей его;Из-под травы обвал камнейИ ветра лет без берегов,Надувший паруса полей.Соседний друг мудрее в снах,Он больше видел, больше знал…Над ним перистых облак взмахИ огневой зари раскат.На косогоре, под холмомЖивется старому легко,Он в одиночестве своемВитает в прошлом далеко.Когда шумит его листва —Как призрак, мыслей хоровод —О мимолетном естества,Текучего, как струи вод.

11 май, 1930 г.

Из раздела «Арабески»

Нью-Йорк ночью

Река удвоила количество огней,Река вползла змеею городИ с нею стало сыро-холодней,И каждый дом поднял свой ворот.дали, как волчий глаз, горит луна,Она в реку упала утопиться.Висок небес корявит седина,А возле — звездочки продрогшая мокрица.Теперь грабители выходят из трущоб,Сам город стал бандитом в смятой маске,Они, разносчики проклятия и злоб,Лишь часа ждут, когда — ночные краски.Нью-Йорк теперь лежит своем гробу,Огни на нем, как черви, шевелятся;Каньоны улиц — рытвины на лбу,Где мыслей адово-палаццо!!Нью-Йорк теперь — забвенье и тоска,Когда Гудзон разлегся мертвым Стиксом,А неба мокрая туманная рекаЧасы вверяет игрекам и иксам!

Весеннее

Вешней почкиМал размер!Меньше бочкиНапример.МноготомныЭти дни —Почки скромнойСладкосны.Почка — часть я,Не забудь!Бочка счастья,Что как ртуть,Днесь на землюПролилась,Вешней третьюВстала связь: —Счастья каплиНа ветвях!Крепок, слаб ли —Друг или враг!

Людоеды

В лесу средь пальм, как древней саге,Среди лиан, средь рыка львовЖивут еще антропофаги,Таежных кровожадней сов!Средь удушающих цветений,Средь жгучих и тягучих смол,Среди дерев, как сновиденья,Они готовят редкий стол!Под крокодила страшным взглядом,Под тяжкой поступью слонов,Средь змей с молниеносным ядом —Их аппетит всечасно нов!О — это первенцы природыОни просты и славят клык.Они родились для охоты —Ученый им — равно — балык!Искусства наши и наука —Уму их — жалкий, дикий звук:Стрелою выражена мука,О череп молоточком стук!Они ясны, как примитивы,Фундамент наших всех культур…Тот грунт, откуда так ленивоВзрос «от сегодня» каламбур.

Ленинград осенью

У севера сырого чана,Над замерзающей Невой,Где сшиты саваны туманаАдмиралтейскою иглой,Где провалились мостовыеНа дно петровских древних блат,Где не спасли городовыеРазврат Романовских палат,И где теперь холодный месяцНад Мойкой в осень ночи скис,Есениным трагическим повесясь,Отекшей головою вниз,Встает иною, бодрой теньюРабочий Красный Ленинград,Стуча по мраморных ступенямДворцов низринутых громад.

«У дождя так много ножек!..»

У дождя так много ножек!Он стремится без дорожек.У пострела много стрел.Переранить всех успел.Дождик любит леопардов,Любит лужиц серых оспу,Когда дробью крупной в мартеОткрывает Veri доступ.

Превращение

Это было в Нью-Йорке, это было подземке,Под громадами зданий, под туманностью водПо диванам сидели, обэлектрясь туземки,Что к супружеству падки, не предвидя развод.За окном проносились движенья полоски:Фонари и карнизы, и фигуры людей.Меж сидевших чернелися две негритоски,На округлостях тела казавшись седей.И меж ними вприжимку сидела блондинка,Вся прозрачно синея просветом очей,Вся — готовность растаять, весенняя льдинкаВ трепетаньи собвея бесстрастных свечей.Я смотрел на блондинку, на двух негритосокИ…, внезапно… поляне погасших огнейПо прозрачности белой побежали полоскиИ блондинка вдруг стала немного темней…И чрез пару одну и еще остановок —Предо мною сидела чернее смолыЭфиопии мрачной одна из утровок,Что скалисты зубами и коксово злы.Грохотали собвеи, давясь поездамиИ подземные дыры хрипели, как бас…А блондинок все меньше синело очами,Превращался в негро-свирепую мазь.

1928 г.

Нью-Йорк, 14 улица

На фарме («Врывается ветер снаружи, с поляны…»)

Врывается ветер снаружи, с поляны,Где листья отмыты упавшим дождем,Где очи дрожат голубея СветланыИ ветви поют: «подождем»…В румянце, в объятьях ажурные тучки;Запахано поле, весна без конца.Жизнь ласка одна, без придир закорючкиКак день, что не знает подвох — подлеца.

Пенсильвания

Безверие осени

С приходом осени в природеВступают в строй иные краски.Вот тыкв ряды на огороде —Как римлян бронзовые каски.Где зелень услаждала взоры,Соседний в спектре воцарился цвет,А в час зари, опустишь шторы —Лиловый небо шлет привет.Повсюду властвует, наружась, утомленьеИ струны арф не трогает Эол,Когда в камине теплятся поленья,Сонливо тень легла на пол.Осенней тьмою тихо, как в могиле,Той первой ночью, что придет для всех…Порыва нет. Нет веры в силыЗемле вернуть румяный счастья смех!

Октябрь

Нью-Йорк

Ненужные (Весна в капиталистическом городе)

Усталые люди приходят весноюНа парка скамейках часами сидеть;Со взором потухшим, с согбенной спиноюИ кожи оттенком, как старая медь;Пассивно считают истекшие весны,Песчинки — недели и камни — года,Их время давно обеззубило десныИ тускло в зрачках их застряла слюда.И в синем параде весны ликованья,Где каждый росток — комсомольская песнь,Сидят… как мозоли тоски, изваянья…Фабричных бульваров, ненужная плесень.

Май, 1932