Опасность предельного уровня - Сергей Самаров

Сохно прислушался. Лай или недовольное ворчание собак сопровождали его на трети пути. Но сейчас собаку слышно не было. И потому он совершенно бесшумно ухватился за верх высокого забора, подпрыгнул и быстро оказался наверху. Спрыгивать в чужой двор он сразу не стал. Мало ли какой у собаки может оказаться характер. Самые угрюмые псы всегда неразговорчивы и лают только по необходимости. Но здесь даже по необходимости никто не залаял. А некоторые люди вообще собак не любят не только в доме, но и во дворе, точно так же, как иные предпочитают собаку держать не во дворе, а в доме.

Сохно сделал три шага по забору, балансируя на манер циркового акробата, потом легко спрыгнул в сад и добрался до угла. Там как раз росла большая яблоня, свисающая ветвями через забор на улицу и дающая густую тень. Долго не думая, подполковник забрался по стволу и посмотрел через забор. Там притаились четверо. Вернее, трое притаились, готовые резко выскочить из-за угла, когда ночной пешеход приблизится. А четвертый сидел на тротуаре и перематывал ногу портянкой, чтобы надеть громадный для него башмак. Оружие Сохно увидел только у последнего, у сидящего. Автомат стоял, прислоненный к забору. Двое были вооружены палками, четвертый ножом. По фигурам нетрудно было определить, что это юнцы, не достигшие еще мужской крепости тела, и потому Сохно даже пистолет доставать не стал. Он так же бесшумно, как забирался на забор, перепрыгнул через него. Только тот, что переобувался, и увидел подполковника, но испуг сковал искривленный рот. Трое других на углу насторожились и слабый звук приземления приняли, наверное, за какое-то неудачное движение своего вооруженного товарища. Но тот вооруженным оставался недолго. Только один удар ноги, и автомат отлетел на несколько шагов, прежде чем до него дотянулась рука подростка.

– Глупо носить обувь на размер больше, чем ты сможешь съесть, сынок, – сказал Сохно и тут же ударил сидящего ногой в горло.

Оставшаяся троица резко обернулась.

– Вы хотели меня что-то спросить, мальчики? – миролюбиво поинтересовался подполковник. – Боюсь, я вам плохой помощник, поскольку плохо знаю город...

Он даже боевую стойку не принял. Стоял перед ними расслабленный, с опущенными руками. Парни, похоже, не умели разговаривать по-русски и не поняли его. А расслабленная поза ввела их в искушение.

Ближний попытался ударить палкой наотмашь. Но слишком широко размахивался, чуть не огрев при этом по плечу своего товарища. Сохно просто на полшага отступил, и тяжелая палка просвистела у него перед грудью. Сам неудачливый боец в удар вложил больше сил, чем у него было, и «провалился», оказавшись перед подполковником в неудобном согнутом положении. Сохно дал ему выпрямиться и только после этого коротко и быстро ткнул напряженными кончиками пальцев в солнечное сплетение. Парень упал под ноги, звука не издав.

Двое других говорили что-то по-чеченски. Должно быть, ругались, потому что сквозь чеченские слова проскальзывал русский мат. Все националы, разговаривая на своем языке, ругаться предпочитают по-русски.

Противники стали расходиться, чтобы напасть с двух сторон. Один уже палку поднял, второй нож перед собой выставил. И так неумело это сделал, что Сохно выбрал именно его. Все происходило быстро и без напряжения, свойственного обычной уличной драке. Подполковник показал движение влево, и тут же быстро скользнул, а не шагнул вправо, захватив запястье руки с ножом. При этом хорошо видел, что палка в руках второго уже начала движение. Но запястье вывернуть очень легко, и при этом сам человек выворачивается, чтобы избежать стремительно накатывающейся боли. Таким образом, развернув противника, Сохно подставил под удар палкой именно его голову. Нож выпал на тротуар, парень упал на колени и за голову схватился – видимо, удар прошел вскользь. И даже в темноте видно было, как много крови потекло.

Не дожидаясь, пока палка поднимется во второй раз, и пользуясь обескураженностью противника, Сохно шагнул вперед и нанес три быстрых коротких удара – в печень, в солнечное сплетение и в область сердца. Парень рухнул к ногам без дыхания.

– Вот так, сынки. – Сохно поднял нож, осмотрел его, физиономию скривил неодобрительно и перебросил примитивное самодельное оружие, которым только колбасу и резать, через забор. За ножом и обе палки туда же отправил. Даже с большим уважением, чем нож, и почти признав за палками право называться оружием. А автомат забрал с собой. Не забыл проверить. Автомат заряжен, патрон заслан в патронник. И предохранитель в боевом положении. Подняв предохранитель, чтобы избежать случайного выстрела, подполковник оглядел поле боя и спокойно пошел дальше, прикидывая, будет ли видно неудачливым грабителям, в какой дом он желает войти. Перейдя на другую сторону улицы, Сохно оглянулся. Нет, ему не видно место скоротечной битвы. И его, стало быть, не видно тоже. И только после этого нажал кнопку звонка на каменном столбе рядом с калиткой. Здесь собаки, выполняющей кое-где роль звонка, не было, а сам звонок слышно было, должно быть, только в самом доме. По крайней мере, до Сохно звук не донесся.

Юнус вышел сразу. Подполковник звонил перед выходом, и Юнус ждал его...

– Чай пить будете?

– Не откажусь.

– Только во дворе сядем. Дома семья спит. Ничего, что не светло?

– Ничего, что темно.

Узбек Юнус родился и вырос в Гудермесе, и чеченцы считали его за своего. Он даже пошел воевать в отряд Джабраила Алхазурова, как и многие из его знакомых. Но быстро понял, что война – это не его призвание. Юнус всегда предпочитал торговлю. И, будучи легко ранен, ушел из отряда еще тогда, когда казалось, что боевики выстоят перед напором федеральных войск и станут победителями, как было в первую войну. Тогда еще не считали каждый ствол настолько необходимым, чтобы держаться за него, и уйти из отряда можно было, пусть и потеряв уважение. Но что такое уважение в сравнении с жизнью? Юнус рассудил, что жизнь для него важнее. И в отряд не вернулся. Тем более Гудермес одним из первых перешел на сторону федералов, и Юнус вернулся к обычной своей довоенной жизни, торгуя в маленьком собственном магазинчике.

Подполковник Сохно сидел за столом в саду, дожидаясь, когда хозяин дома принесет чай, и краем глаза заметил, как колыхнулась шторка в одном из окон. Колыхнулась и замерла, придерживаемая рукой. Кто-то долго рассматривал ночного гостя...

Большой палец правой руки сам собой лег на предохранитель автомата...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

В Самаре, в аэропорту Курумоч, Джабраил сразу нашел машину, так удивительно похожую на ту, что встретила его на вокзале в Махачкале. Он даже ожидал, что и водитель в машине тоже будет похожим, по крайней мере будет иметь бородавчатую физиономию. Но за рулем оказался пожилой дагестанец, встретивший его молчаливым вопросительным взглядом.

– Я Джабраил.

– Садитесь. – Водитель оказался немногословным.

– Мне еще билет надо взять. Я пока сумку оставлю...

– Если будут проверять документы, – сказал дагестанец, – скажите, что приехали к моему сыну, а он вас не дождался, и потому вынуждены сразу лететь в Питер.

– Я понял, – улыбнулся Джабраил. – Как сына зовут?

– Али Хавлатов. Он в мебельном бизнесе работает.

– Хорошо.

Джабраил отправился брать билет, и уже около самой кассы к нему в самом деле подошли два мента. Стали проверять документы. Долго вертели в руках паспорт. Только что на зуб его не пробовали...

– Куда летишь-то?

– В Питер...

– В Самаре давно?

– Только что из Махачкалы прилетел...

Джабраил изо всех сил старался, чтобы голос его был ровным и уверенным. Ни в коем случае нельзя показывать свое сомнение, ни в коем случае нельзя допустить в голос заискивающие нотки, иначе вообще от этих ментов не отвяжешься...

– Прилетел и сразу летишь? – Это вызвало сомнение.

– К компаньону прилетел. Его отец меня встретил, говорит, Али не дождался, улетел в Питер. Теперь буду догонять.

– А багаж где?

– В машине, у отца Али...

Менты переглянулись, пожали плечами и отдали паспорт. Больше осложнений не возникло. Джабраил взял билет и вернулся в машину.

– Проверяли, – сообщил водителю.

– Здесь всегда наших проверяют. Не любят они нас. А за что?

Вопрос с нотками удивления Джабраила слегка рассмешил. Наверное, есть за что. И чем больше будет этой нелюбви с той и с другой стороны, тем лучше для него. Именно этого, по большому счету, он и добивается. Об этом и разговаривал с учителем Омаром Рахматуллой во время последней встречи. Надо создать такую ситуацию, чтобы обоюдная нелюбовь переросла в обоюдную ненависть. Тогда можно будет ожидать большого социального взрыва, который разорвет на куски Россию. И Кавказ тогда станет отдельным куском. Со всем Кавказом России не справиться. Она может по отдельности республики давить. А если весь Кавказ поднимется, ситуация переменится кардинально. А в России и помимо Кавказа есть много кусков, которые после взрыва оторваться пожелают. Именно на это и выделяются деньги, – объяснил учитель. Впрочем, объяснять Джабраилу было не надо. Он и сам это понимал прекрасно, хотя, лучше зная обстановку внутри страны, считал замыслы учителя... Или чьи они там еще замыслы... Неважно... Но порой они казались чересчур наивными и радужными. Приятно выдавать желаемое за действительное, но в действительности все не совсем так, потому что народам стабильность больше по душе, чем путь неизвестно куда...