Кросс на 700 километров - Инна Тронина

А сейчас же у Алисы Яниной ничего нет, даже имени. И в милиции она назвалась Леной Воробьёвой — об этом они с Денисом условились заранее. Сам мальчик изъявил желание стать Сашей Вахмистровым. Сказал, что так звали его приятеля в детском саду на той же Гражданке.

Теперь они — бомжи, которым место среди таких же подонков. Потные, замызганные, наверное, уже и вшивые. И очень голодные, потому что последний раз ели утром в пятницу, в станционном буфете. Там их и задержали милиционеры, когда потребовали у всех присутствующих предъявить документы. Документов не оказалось почти ни у кого, и внушительную толпу с вокзала Малой Вишеры препроводили в отделение.

В рюкзаке Алиса с Денисом везли в Москву вещи, взятые из квартиры на проспекте Науки, чтобы потом вернуть их Людмиле Оленниковой. И вчера толстый милиционер, в полурасстёгнутой форменной рубашке, изнемогающий от зноя, с удивлением рассматривал сарафан, парик, очки, соломенную шляпку, детское платьице. Ничего не понял, скомкал всё и запихнул обратно в рюкзак. Взять с бродяжек было нечего, наркотиков и прочей гадости при них не нашли. Но, придравшись к отсутствию документов, их окунули в «обезьянник», да и забыли там почти на сутки.

Алиса уже мысленно распрощалась с рюкзаком, деньгами и вещами. Она думала только о том, можно ли вырваться отсюда до того момента, когда откроется страшная правда. Ведь они с Денисом опять были в своём обычном виде, и ориентировка рано или поздно должна была дойти до Малой Вишеры — райцентра в Новгородской области. Но случая убежать со вчерашнего дня так и не представилось, хотя другие товарки по несчастью сумели тем или иным образом очутиться на свободе.

Вечером баба Уля, беззубая и исключительно весёлая по причине сильного подпития, вымыла полы во всём отделении, и больше в камеру не вернулась. Она клялась, что всю жизнь вкалывала на здешнем стекольном заводе. А с мусорами поцапалась, торгуя семечками на вокзале, — не захотела платить им дань.

Была бомжиха Танька в почти дотла сожжённых джинсах — она неосторожно уснула в лесу у костра. Эту тоже куда-то забрали — то ли мести двор, то ли протирать окна и приводить в порядок милицейскую машину, заблёванную алкашами.

Две малолетние, но рослые, сносно накрашенные шлюхи отработали своё до полуночи, но неизвестно где, — то ли в дежурке, то ли в мужской камере. И тоже ушли, не сказав «до свидания».

Какое-то существо, несмотря на август, в ватнике и ушанке, так и лежало на нарах десять часов подряд. Только по тому, что его заперли в женскую камеру, можно было определить пол. А вот с возрастом вышла заминка — это личности могло быть и тридцать, и семьдесят.

В другом углу стонала и охала беременная баба — чернявая, в цветастом платье и тапочках на босу ногу. Выставив громадный живот и оскалив жёлтые зубы, она кусала угол платка и причитала на незнакомом языке. Алисе показалось, что из-под неё течёт ручей. То ли не утерпела, то ли воды отошли, не всё ли равно. Хуже уже не станет, только больше будет мух, которые и так мерно, неумолчно гудели под потолком.

Ближе всех к Алисе устроились двое — пропахшая мочой странница-монахиня в клобуке и девушка с розовыми рубцами на совершенно лысой голове. Они шептались, и девушка постоянно упоминала какого-то Валентина, которому ни за что нельзя попадаться.

— Он клеем башку мажет, и сверху надевает пластиковый пакет. Держит так до тех пор, пока волосы не засохнут. Они слипаются, и кожа начинает гноиться. А если орать будешь, лицо клеем вымажет, да ещё сожрать его заставит. Лучше уж ментам пошестерить, дешевле выйдет. Они нас не трахают, брезгуют. Им здесь задержанные каждый день полы моют. И уборщица на фиг не нужна…

Алиса за то время, что они сидели здесь, успела о многом подумать и, главное, выработать тактику поведения. Она сидела молча, глядя прямо перед собой, лишь изредка перебрасываясь словами с Денисом. Соседки по камере, которые сначала пытались завязать разговор с новенькой, быстро оставили Лену Воробьёву в покое. Поняли, что у девушки не в порядке с головой, а блаженных надо жалеть.

Её жуткие глаза смотрели с воскового худого лица, но словно бы ничего не видели, и чёрные волосы сосульками свисали на влажный лоб. Мальчик, который был с ней, не капризничал и не баловался, а только прижимал к себе висящий на шее «ксивник» с какой-то фотографией. Алиса уже знала, что это — тот самый портрет отца.

Существо в ушанке вдруг зашевелилось и на четвереньках поползло по нарам к Алисе и Денису. Мальчик ткнул вожатую кулаком в бок, предупреждая о приближении странного объекта. Возможно, ребёнку легче было переносить неволю, чем взрослым. Он только два раза попросился в туалет, а после снова устроился на нарах, положив под голову куртку.

Путешествие Денис воспринимал как экзотическую игру на выживание и поэтому старался показать себя с самой лучшей стороны. Когда нужно было идти — шёл. Нужно было бежать — бежал. Ехать два с половиной часа в прокалённой солнцем, душной электричке — ехал. А когда пришлось сидеть в камере, сидел, не доставляя Алисе никаких хлопот.

Они встретились позавчера у станции метро «Лесная» неожиданно быстро. Как только Алиса вместе с распаренной толпой вывалилась из троллейбуса, она увидела следующий, маршрута «А», который медленно полз по перегруженной транспортом Кантемировской улице. Троллейбус остановился, и оттуда выпорхнула девочка в розовом платьице и симпатичной панамке. По счастью, ребёнком никто не заинтересовался, и сам Денис удачно перешёл дорогу.

Алиса тут же утащила его в метро, и уже через полчаса они покупали билеты на Московском вокзале. Расхаживающий по залу милиционер не обратил на девочку и блондинку в соломенной шляпе никакого внимания — ориентировка была на совершенно других людей. Но всё время везти не может, и в Малой Вишере их задержали. Путешествие закончилось, едва начавшись, но Алиса не хотела в это верить.

— Лен! Ленка! — возбуждённо зашептало существо в ушанке. Голос у него оказался даже более низкий и хриплый, чем у обычного мужика.

Услышав его, ещё одна сокамерница, лежащая на спине костлявая старуха с фиолетовыми кругами у глаз, зашевелилась и застонала.

— Тебя зовут! — встрепенулся Денис.

А Алиса, назвавшаяся Еленой Воробьёвой, сразу об этом забыла, и не обратила никакого внимания на шёпот.

Она повернулась к существу в ушанке, но ничего не сказала. Чтобы отвлечься от кошмарной действительности, она принялась припоминать название станций на пути от Питера до Малой Вишеры. «Навалочная, Фарфоровская, Сортировочная, Обухово…»

Они ехали в не известность, и Денис всю дорогу развлекал вожатую пересказом книг о Гарри Поттере. Мечтал хоть на часок стать волшебником — тогда бы они сумели, моментально оказавшись в столице, разом решить все дела. И уж точно не угодили бы в эту вонючую клетку. «Славянка, Металлострой, Ижорский завод…»

— Ты чо, дурная совсем? По-русски не понимаешь? — Существо в ушанке ощерило гнилые зубы. — От него воняло так, что амбре «обезьянника» казалось дуновением душистого ветерка. — Слыхала, как французы любят развлекаться? Голую бабу сахаром обсыпают, а потом слизывают, не спеша и с удовольствием. А я вот сахару пять лет не ела! — Существо расхохоталось.

Старуха с фиолетовыми веками представила, как вкусно должно быть тому французу.

«Колпино, Поповка, Саблино…» Да когда же это кончится?! Уже всё равно, пусть отвезут обратно в Питер, пусть хоть прибьют на месте, только бы забрали отсюда! Здесь обрастаешь звериной шерстью, которая становится гуще с каждой секундой.

Куда она, вожатая, затащила ребёнка? Ради чего? Да пошла эта справедливость к дьяволу! Из-за шлюхи Люли и вора в законе Вована приличные люди должны так страдать?! Ничегошеньки себе справедливость! А мама, мамочка моя?! Она же смотрела телевизор! И ей, конечно, сейчас не дают покоя. Небось, потащили в милицию, Дениса ищут, потому что явилась его мать. Когда не надо, она всегда явится!

«Тосно-2, Тосно, Ушаки…» Я чувствую, что маме сейчас очень плохо. Наверное, она заболела. Она бредит, зовёт меня. А я, мразь и сволочь, даже не позвонила ей! Абстрактное торжество добра поставила выше личного, семейного, домашнего. Обо мне-то никто заботиться не станет! Меня сгноят здесь, в Малой Вишере. «Георгиевская, Рябово, Соколов Ручей…»

— Ленка, уступи мне пацана не денёк! Сколько хочешь за него? — продолжало приставать существо в ушанке. — Пятьдесят рублей пойдёт? А сто? Ты глухая, в натуре? Больше тебе надо? Двести, и всё! Может, ты и немая? Хороший у тебя пацан, с ним много набрать можно. Только одёжку ему сменить и сделать язву. А то и голову клеем помазать… Да ты не бойся, не бойся, потом всё заживёт!

Нет никаких сил больше! Надо во всём признаться, чтобы хоть Дениса отпустили. Чего доброго, действительно могут сделать ему язвы и хруни на голове. Кто знает, какие тут правила? Эти попрошайки могут и отнять мальчишку. Вот это будет да, хуже смерти! Будь проклят тот миг, когда я решила сотрудничать с Суслопаровой! Денис-то ничего не сболтнул, а страдает, бедняга, вместе со мной. «Болотницкая, Любань, Померанье…»