Крайний срок - Мира Грант

Меня подобное мошенничество забавляет, и я вовсе не жажду получить информацию, которую предлагают эти жулики. Мои гены проверяли на предмет любых рецессивных и неожиданных угроз для здоровья, какие только можно себе представить. Кстати, большинство из них (те самые еще не изученные хромосомы) настолько редки, что о них было бы интересно писать научные статьи. А меня они убивают каждый день. У меня никогда не возникало жгучего желания разыскать семью, сотворившую меня. Единственное, кто у меня есть на свете и кого я боюсь потерять, — это Шон. И если бы я отправилась на поиски другой семьи, я бы могла лишиться брата.

Спасли ли Мейсоны нас от смерти, как говорится в пресс-релизах, или они нас выкрали, или, черт побери, купили на черном рынке — мне без разницы. Той девушки, которой я бы стала, если бы выросла рядом с матерью, никогда и не было. Ну да, возможно, внешне я похожа на родителей. И, вероятно, у меня материнский нос и такие же потешные пальцы на ногах, как у отца. Но это не имеет значения. Существую только я. Мне суждено было вырасти рядом с Шоном. Вот и все. Нам повезло. И если он еще не понимает… думаю, он когда-нибудь это осознает.

Как и я.

Из «Открыток со Стены» — неопубликованные файлы Джорджии Мейсон, впервые размещенные в Сети 13 мая 2034 года.

У вируса Келлис-Эмберли есть одно положительное качество: он поражает только млекопитающих. Подумайте хорошенько. Как насчет гигантского кальмара-зомби? Сцена из ужастика, но на этот раз у спрута выросли бы добавочные щупальца. Шоу не для слабонервных. Но если я вас еще не напугал, поразмышляйте на досуге вот о чем. Крокодил средних размеров намного превышает предел, после которого у животного может активироваться вирусный процесс. Представляется этого гиганта в роли зомби?

Вот-вот. И я такого же мнения.

У Келлис-Эмберли есть одно очень паршивое качество: он поражает всех млекопитающих. От самой маленькой полевки до голубого кита (если они еще не перевелись в океане). Это значит, что любое лекарство, которое мы придумаем, должно помогать этим животным. В противном случае всегда остается вероятность, что вирус мутирует и вернется для новой попытки. Вирусы вообще невероятно изобретательны. С нынешней формой заболевания мы хоть как-то смогли справиться. Не знаю, насколько быстро мы приспособимся к перемене в правилах игры.

Из блога Алариха Куонга «Куонгософия», 12 апреля 2041 года.

Десять

Свежий воздух ударил мне в лицо, когда за мной со стуком захлопнулась дверь лаборатории. Я, пошатнувшись, остановился, осознав одновременно две вещи. Во-первых, я находился один посреди заброшенного бизнес-парка. Во-вторых, хотя я и вооружен словно для полевой работы, из брони на мне только мотоциклетная куртка. Похоже на рецепт для самоубийства, но этот момент уже миновал (он был приемлем тогда, когда я плохо соображал). Я быстро огляделся по сторонам — не движется ли поблизости кто-нибудь зомбиподобный. Чисто. Заметил я только наш микроавтобус, стоявший посреди руин безмятежно, словно остров.

Я сделал еще шаг вперед, не понимая, что собираюсь делать. В голове была пустота. Наконец меня осенило. Микроавтобус. Вот куда я хотел попасть. Именно там мы с Джорджией тысячу раз спасали друг другу жизнь… А затем я потянул спусковой крючок и убил ее, мою сестру — лучшего друга, единственного родного человека. Один выстрел — и конец.

Ей стало бы лучше, — прошептала Келли в черной пустоте моего сознания — там, где раньше звучал голос Джорджии. Мир снова затянуло мраком.

Щелчок захлопнувшейся дверцы микроавтобуса вторично вернул меня к реальности. Мой указательный палец чуточку онемел и ныл глубоко под кожей. Значит, я сделал себе анализ крови и получил положительный результат. Никакой активации вирусного процесса. Пока, по крайней мере. Я уныло обвел взглядом салон, поднял глаза к потолку, на котором когда-то алело пятно Роршаха — кровь Джорджии, брызнувшая сразу после убийства. На миг пятно предстало передо мной — подсохшее, успевшее стать буро-коричневым. Я моргнул — морок исчез. Клякса сменилась стерильно-белой краской.

— Дыши, Шон, — услышал я Джорджию — теперь у меня за спиной, а не в голове. Она говорила спокойно и немного весело. Я понимал: она успокаивает меня, спасает от панической атаки. Ничего особенного, мелочи во время ежедневной работы. На самом деле я к подобным приступам не склонен, но когда сутки напролет имеешь дело с мертвяками, рано или поздно обязательно сорвешься. Доиграешься до аневризмы.

— Ты слышала ее слова? — требовательно спросил я, сжав кулаки. Желание обернуться на звук ее голоса стало поистине нестерпимым, но я сидел и таращился на потолок, ожидая появления кровавого пятна. — Тебе стало бы лучше.

— Это она так считает, — вымолвила сестра. Умиротворение в ее голосе сменилось плохо сдерживаемым раздражением, которое практически стало ее фирменным знаком. — Результаты анализов засекречены, когда в ЦКЗ стало известно о моей смерти. Если бы ты ушел, это бы ничего не изменило. При самом худшем раскладе ты мог наблюдать за восхитительным зрелищем. Мужики в противохимических костюмах выволакивают меня из автобуса, я ору и умоляю их сделать еще один анализ крови. Мой последний пост точно бы не появился. Тогда могла не открыться правда. — Джорджия помедлила и добавила: — Тейт мог уйти безнаказанно.

— Еще неизвестно, — возразил я. — Мы могли бы заявить, что анализ ошибочный. Такое случалось и раньше.

— Как часто?

Я не ответил.

Джорджия вздохнула.

— Три раза, Шон. И с самыми качественными тестами. Действительно, было доказано механическое повреждение анализатора, но при этом в двух случаях людей все равно убили. Их родственники выиграли дела в суде на основании результатов повторных анализов. Мы с тобой прекрасно понимаем, что бы показал мой анализатор. Нет смысла притворяться.

Это уже чересчур. За секунду до того, как я обернулся, на потолке снова мелькнуло кровавое пятно и кончики ногтей больно врезались мне в ладонь. Я прокричал:

— Черт побери, Джорджия, ведь был же шанс!

Пустое сиденье все бы расставило по местам. Если я на него посмотрю — Джорджия опять станет голосом у меня в голове. Она мертва. Я ее убил. Теперь надо быстренько взглянуть на пустое сиденье…

Но вместо этого я увидел Джорджию.

Она заняла свое обычное место — за столиком, и ее стул был повернут ко мне. Монитор компьютера за ее спиной подсвечивал голову сестры техногенным гало. Ее поза, жесты и освещение были мне настолько знакомы, что я уже не понимал, смеяться мне, кричать или благодарить Бога за то, что я окончательно лишился рассудка. На Джорджии был ее неизменный костюм: черный пиджак, белая блузка и черные брюки. Только одной детали недоставало — солнцезащитных очков. И я наконец-то смог увидеть ее глаза. Они были ясные, чистые, медно-карие, как в то время, когда вирус еще не поразил ее сетчатку и не превратил радужки глаз в тонкие ободки.

Я оцепенел. Но Джорджию моя реакция не волновала. Она всегда так делала, когда хотела, чтобы я к ней не приставал.

— Был, — согласилась она. — Не есть, а именно был. Но мы его давно оставили позади, верно? Мы ушли далеко-далеко.

Во рту у меня пересохло, все вокруг поплыло.

— Джорджи?

— Хорошо, что в последнее время у тебя не было серьезных черепно-мозговых травм, — проговорила она и печально улыбнулась.

Я молчал. После паузы она не выдержала и вздохнула.

— Пойми, у нас не сутки в запасе. Рано или поздно тебя начнут искать. Вряд ли ты жаждешь, чтобы тебя обнаружили в таком состоянии.

— Все давно привыкли, что я разговариваю сам с собой вслух, — прошептал я.

— Сам с собой — да, но не со мной. — Джорджия покачала головой. — Пойми меня правильно: мы оба знаем, что меня здесь нет. Привидений не существует. Но если ты вдобавок будешь видеть меня, остальные перестанут воспринимать тебя всерьез. У тебя куча работы. Точнее, у нас.

Я решил не выяснять, что в данном случае означает «мы». Начну докапываться до истины, сестра вообще перестанет со мной говорить. Тогда точно сойду с ума. Я окажусь в резиновой палате для душевнобольных, не буду расследовать заговоры и руководить новостным сайтом. Я заставил себя улыбнуться, гадая, насколько правдоподобно прозвучат мои слова.

— Я очень рад тебя видеть.

— Я бы согласилась с тобой, но не могу, — ответила Джорджия. — Насколько ты безумен?

— По шкале от одного до десяти? — Я с трудом удержался от смеха. — Достаточно для того, чтобы вести беседу с умершей сестрой. Ну, как?

— Ты действительно способен на такое? — Джорджия наклонилась ко мне и уперлась локтями в колени. У меня дыхание в груди перехватило, а по позвоночнику побежали мурашки. — Итак, предлагаю два варианта. Ты берешь себя в руки и избавляешься от своих страхов или признаешь, что сошел с ума. В последнем случае ты должен передать дело кому-то другому. Решай. Помни, кто из нас двоих мертв по-настоящему.