Битва за Францию - Ирина Даневская

   — Я готов служить вашему высочеству, — тут же согласился Франсуа. — И если речь идёт о том, чтобы отправиться в Англию к королеве Генриетте...

   — К герцогу Бэкингемскому, — поправила его Изабелла. — Вам всего лишь нужно будет вручить милорду несколько писем и привезти ответ. Это всё.

   — Хорошо, — Бутвиль немного загрустил, услышав о том, что ему опять предстоит свидание с министром, а не с Генриеттой, как он думал вначале.

Но, рассудив, что, встретившись с Бэкингемом, он сможет увидеться и с королевой, Франсуа опять развеселился.

   — Я готов ехать, — ответил он. — Раз мне запрещено, чёрт возьми, появляться при французском дворе, я волен проводить своё время так, как пожелаю. А сейчас я желаю путешествовать. Думаю, я смогу выправить себе дорожный паспорт у французского посла в Брюсселе.

Изабелла облегчённо вздохнула и, поздравив себя с тем, что граф де Бутвиль оказался лучшим дипломатом, чем о нём писала Мари де Шеврёз, благосклонно улыбнулась.

   — Я обещаю вам позаботиться о том, чтобы король Франции даровал вам полное прощение. Я уверена, что к тому времени, как вы вернётесь в Брюссель, я смогу порадовать вас добрыми вестями.

Бутвиль радостно поклонился, но через мгновение его лицо снова омрачилось: он вспомнил о Бевроне.

   — У меня ещё есть небольшое дело в Брюсселе, — признался он. — Но я быстро улажу его и смогу выполнить поручение вашего высочества.

   — Да, — нахмурилась инфанта. — Теперь об этом «небольшом деле»... Я поручила маркизу Спиньоле проводить до границы господина Беврона. Что же касается вас, граф, то я настойчиво прошу вас дать мне слово, что вы воздержитесь от дуэлей в моих владениях.

Бутвилю ничего не оставалось, как согласиться. И, поскольку его противник покинул Нидерланды, он энергично занялся приготовлениями к отъезду. Выправив себе паспорт и взяв письма у инфанты Изабеллы, среди которых оказалось послание от герцогини де Шеврёз, Франсуа покинул Брюссель и отправился навстречу новым приключениям.

ГЛАВА 4. «КТО ХОЧЕТ МИРА,

ПУСТЬ ГОТОВИТСЯ К ВОЙНЕ»

Франсуа Монморанси граф де Бутвиль благополучно высадился на берег в Портсмуте через двенадцать дней после указанных событий. Его желание увидеть королеву Генриетту было так велико, что он безропотно снёс все издевательства, которым подвергали англичане всех французов, дерзнувших пересечь Ла-Манш в это неспокойное время. Справедливости ради следует заметить, что делали они это в отместку французам, которые не слишком церемонились с их соотечественниками во Франции. Как бы там ни было, но строгость пограничного контроля убедила графа в том, что ему вряд ли удастся войти в Уайт-холл с парадного входа. Поэтому он решил сначала выполнить поручение инфанты и увидеться с герцогом Бэкингемом.

Благополучно прибыв в герцогский дворец, он назвался охране и, продемонстрировав письмо инфанты Изабеллы, был допущен в приёмную, где столкнулся нос к носу с Патриком Роджерсоном.

   — Мне необходимо видеть милорда Бэкингема, — не дав ему опомниться, заявил Монморанси.

   — Герцог в отъезде, — зло отчеканил Патрик, у которого ещё были слишком свежи воспоминания о предыдущем визите Бутвиля. — Ия точно знаю, что встреча с вами не входит в его планы.

Секретарь был готов умереть на месте, но не допустить француза к Бэкингему, так как был свято уверен, что ничего хорошего из такой встречи не получится.

Бутвиль покраснел, как рак, ошпаренный кипятком, но вовремя вспомнил о внушительной охране герцогского дворца.

«Спокойнее, друг мой, спокойнее, — проговорил он про себя. — Право, было бы обидно вместо прекрасного лица Генриетты разглядывать сырые стены Тауэра».

Он покорно достал письмо инфанты и показал его Патрику. Недоверчиво оглядев послание со всех сторон, словно сомневаясь в его подлинности, секретарь тем не менее сказал:

   — Герцог у королевы. Так что вам, господин граф, придётся обождать.

Бутвиль даже подпрыгнул, услышав это. Удача сама шла ему в руки, и упускать такой шанс увидеть объект своих грёз было по меньшей мере глупо.

   — Послушайте, господин Роджерсон, — как можно мягче проговорил Франсуа. — Я уверен, что вы умный человек и понимаете, что просто из любви к приключениям я бы не пересекал Ла-Манш, так как климат Англии вреден для моего здоровья, а гостеприимность англичан внушает сомнения, но тем не менее я здесь. У меня с собой ещё несколько писем, которые я должен без промедления вручить его светлости.

   — Я передам, — протянул руку Патрик.

   — Я бы с радостью воспользовался вашей помощью, дорогой господин Роджерсон, если бы мне не было поручено отдать все бумаги лично герцогу и никому другому.

Патрик колебался. Необыкновенная покладистость Бутвиля убедила его, что дело, которое привело сюда неугомонного француза, действительно может оказаться срочным и важным.

   — Всё дело в том, что получить аудиенцию у Её Величества очень трудно, — неуверенно проговорил он.

   — Но не для вас же, господин Роджерсон? — лукаво поинтересовался Бутвиль.

Секретарь приосанился.

   — Едем, — решился он наконец.

Бутвиль торжествующе улыбнулся: цель была близка!

Но прибытие в Уайт-холл показало, что господин Монморанси поторопился праздновать победу. Генриетта запёрлась с Бэкингемом и никого не принимала, причём охрана в её приёмной потрясла даже видавшего виды француза. Бутвиль был готов рвать волосы от досады, но вовремя сообразил, что это мало помогло бы делу.

   — И что теперь? — растерянно спросил он у Роджерсона.

   — Не знаю, — честно ответил тот. — Долго ли продлится аудиенция? — обратился он к знакомому гвардейцу.

   — По-видимому, да, — кивнул солдат. — Его светлость принёс с собой огромную папку дипломатических писем. К тому же король уже дважды присылал камердинера с напоминанием об аудиенции датскому послу, на которой милорд обязан присутствовать. А ещё...

Он красноречиво покосился на важного вельможу, который нетерпеливо ходил из угла в угол, бросая испепеляющие взгляды на дверь, ведущую в кабинет королевы.

   — Граф Бристоль? — вытаращил глаза Роджерсон. — И давно он здесь?

   — Уже четверть часа. Непременно желает поговорить с герцогом до начала аудиенции.

   — Тогда нам не стоит здесь оставаться, — Патрик повернулся к Бутвилю. — Вы сами видите, что милорда не удастся перехватить даже на минутку. Разумнее будет подождать его дома.

   — Конечно, разумнее, — согласился Франсуа. — Но мой учитель фехтования мне говорил: «Сударь, если разум отказывается вам служить, пользуйтесь шпагой!» Я всегда следовал его совету и никогда об этом не жалел...

Генриетта с Бэкингемом конечно же и не думали обсуждать дипломатические проекты. Но длинный поцелуй влюблённых неожиданно прервал звон оружия и гул возмущённых голосов, доносившийся из приёмной. Дверь распахнулась, и в кабинет вломилось несколько человек, яростно сражаясь друг с другом. Всё это было так неожиданно, что герцог и королева еле успели отодвинуться друг от друга на приличное расстояние.

Впрочем, Бэкингем быстро опомнился и, заслонив собою Генриетту, вытащил шпагу. Но узнав в одном из вошедших Патрика, удивлённо воскликнул:

   — Роджерсон! Какого дьявола ты себе позволяешь?

Этого оказалось достаточно, чтобы Генриетта, также узнавшая Патрика, пришла в себя.

   — Шпаги в ножны, господа! — грозно приказала она. — Вы находитесь в присутствии королевы!

Она окинула леденящим взглядом перепуганного секретаря.

   — Что это значит, сударь?

   — Ваше Величество, — пролепетал тот, — я пытался остановить этого человека, но...

Он дрожащей рукой указал в угол, где стоял господин де Монморанси.

   — Как? Бутвиль? — Генриетта не верила своим глазам. — Я вижу, вы никогда не упустите случая показать себя.

Бутвиль вложил шпагу в ножны и низко поклонился, не сводя с королевы влюблённого взгляда.

   — Вы?! Здесь? — воскликнул и Бэкингем, которого отнюдь не обрадовало появление француза. — Ну, это уже слишком!

Он с такой яростью посмотрел на своего секретаря, что тут готов был провалиться сквозь землю.

   — Господин Роджерсон, извольте выйти отсюда! — вмешалась королева, желавшая поскорее замять неприятный инцидент. — И вы, господа, тоже.

Гвардейцы, ожидавшие самой строгой кары за свой проступок, радостно удалились. Вслед за ними выбежал и расстроенный Патрик. В королевском кабинете застыло неловкое молчание.