Битва за Францию - Ирина Даневская

   — Я не могу не одобрять, ни порицать, я ещё не готов к этому, — спокойно ответил Монтегю.

   — Правильно, — кивнул святой отец, — ибо многое ещё сокрыто от тебя. Но знай, что путь к совершенству лежит через пороки, сокрытые в природе человека, и достичь совершенства можно только, убив их в себе. Тот молодой человек, который сейчас извивается под ударами палок, был слепым, и не сумел разглядеть в себе эти недостатки. Их разглядел его друг, и, так как долг христианина помогать своему ближнему, он и помог своему товарищу стать на путь исправления.

   — Донеся на него? — уточнил Уолтер.

   — Конечно. Но человек слаб, и сам не может преодолеть свою природу. Поэтому его наставник сейчас и помогает ему в этом.

Генерал указал на священника, который с каменным лицом сёк тело несчастной жертвы.

   — Ты согласен со мной? — спросил он.

Монтегю усмехнулся.

   — Но ведь порок двигает человека к совершенству! А, уничтожив его, мы уничтожаем сам путь к спасению.

   — Объяснись!

   — Соглядатай нужен лишь затем, чтобы послушник помнил, что Бог видит все его дела и помыслы. И, как этого юношу настигла кара за нарушение устава, так и любого смертного ожидает расплата за нарушение Заповедей Божьих.

   — Какую же заповедь нарушил доносчик? — громко спросил Виттелески, делая знак священнику прекратить экзекуцию.

   — Боюсь, что его поступок продиктован грехом тщеславия, — ответил Уолтер, скромно потупив взгляд. — Его наградили за донос, но на его лице нет должного смирения, с которым подобает относиться к награде.

   — Тогда он тоже заслуживает наказания.

   — Да, отец мой. Но если его наказать за этот грех, руку помощи он уже не протянет.

   — И, уничтожив порок, мы уничтожаем сам путь к спасению, — заключил генерал.

Монтегю молчал.

   — Я не ошибся в тебе, — после долгой паузы, проговорил Вителлески. — Ты действительно далеко пойдёшь...

Эта беседа, а, может, и многие другие, последовавшие потом, помогли Монтегю совершить невероятное: перескочив сразу через три ступени орденской иерархии и десять лет ожидания, сразу по окончании коллегии он был посвящён в сан светского коадъютора.

   — Ты ещё не готов к принятию монашеских обетов, — сказал ему генерал, присутствующий на церемонии, — но к служению уже подготовлен. Я собираюсь испытать тебя. Ты, кажется, хотел ехать в Китай?

   — Да, генерал, — кивнул Уолтер. — Господин Адам Шалль[74] пригласил меня сопровождать его в этом путешествии.

— Да, я уверен, что тебе бы удалось убедить китайского императора стать на путь истинной веры, — задумчиво проговорил Виттелески.

Неизвестно, привела бы эта миссия Монтегю к гибели или же к славе (а одно не исключает другого), но генерал решил иначе. Уолтер вернулся в Англию, где стал глазами и ушами Иезуитского ордена при королевском дворе, способствуя поддержанию тёплых отношений между Лондоном и Мадридом. Ему удалось убедить короля Джеймса сохранить эту дружбу даже тогда, когда войска католической Лиги вынудили зятя короля Англии — Фридриха Пфальцского отречься от чешской короны. Но, несмотря на все свои успехи, молодой человек благоразумно оставался в тени. Восхищенный такой скромностью, король Джеймс, чья любовь к красивым мужчинам была общеизвестна, принялся оказывать Уолтеру недвусмысленные знаки внимания. Монтегю впервые в жизни испугался. Он не мог, по примеру Бэкингема, совершить насилие над своей натурой во имя честолюбия, хотя и не сомневался, что сумел бы вытеснить красавца герцога из сердца короля. К несчастью для него, так же думал и испанский посол, граф Гондомар[75], который, по требованию Виттеллески, оказывал иезуитскому посланнику защиту и покровительство. Он настойчиво советовал Монтегю принять предложение короля. К этому же Уолтера склонял и враждебный Бэкингему клан Говардов, что замыслил с помощью нового королевского любимчика свергнуть всемогущего министра, который, в свою очередь, смотрел на неизвестного выскочку со всевозрастающим подозрением.

Итак, сам того не желая, Монтегю оказался в центре дворцовых интриг. Обдумав как следует своё положение, он решился покинуть Англию. Но против такого решения выступил герцог Манчестерский, который, желая обеспечить сыну блестящее будущее, запретил ему покидать Лондон, а когда Уолтер сослался на совершеннолетие, — отказался оплачивать его дорожные издержки. Но даже это не остановило решительного молодого человека. Отправившись к Бэкингему, он честно и открыто рассказал герцогу о предложении Говардов.

   — Я слишком дорожу своей честью, чтобы принять участие в этой бессовестной авантюре, — заявил он. — И слишком восхищаюсь вами, милорд, чтобы позволить кому-то нанести вам удар в спину.

Восхищенный этими словами министр пожал ему руку и тут же предложил двадцать тысяч золотом с условием, что опасный соперник, ум и сообразительность которого он уже успел оценить, немедленно покинет Англию.

Взяв деньги, Монтегю тут же нанёс визит графу Гондомару.

   — Бэкингем нанял убийц, чтобы избавиться от меня, — не давая испанцу открыть рот, воскликнул он ещё с порога. — Ему известно и о вашем сговоре с Говардами. И если не принять необходимых мер, я буду убит, а вы вернётесь в Мадрид.

Послав дюжину проклятий на голову Бэкингема, граф согласился с необходимостью отъезда Уолтера и даже скрепя сердце предложил оплатить его дорожные издержки, на что Монтегю охотно согласился.

Скоро он уже плыл в Испанию, где через какое-то время вновь встретился с герцогом Бэкингемским, когда тот прибыл в испанскую столицу вместе с принцем Чарльзом для переговоров о руке инфанты. В Лондон Уолтер вернулся уже как доверенное лицо Джорджа Вилльерса, по заданию которого и поступил затем на службу к королеве Генриетте.

Но все эти годы он тайно служил ещё одному хозяину, на встречу с которым сейчас и пришёл.

Муцию Виттеллески было уже шестьдесят пять лет. Невысокого роста, худощавый, с совершенно белыми короткими волосами, гладко зачёсанными назад, седыми усами и эспаньолкой, с цепким взглядом глубоко посаженных глаз, орлиным, слегка заострённым носом и плотно сжатыми худыми губами на вполне заурядном лице, он никак не походил на главу могущественнейшей организации в мире. Но этот милый старик действительно был им — генералом иезуитов, и одним движением его сухой старческой руки вершились судьбы и сильных мира сего, и целых стран, и народов.

— Я рад вас видеть, Монтегю, — сказал Вителлески, когда Уолтер переступил порог его кабинета и низко поклонился своему наставнику. — Вы так долго не давали о себе знать, что я начал волноваться. Садитесь вот сюда, в кресло. Вы слишком значительный человек, чтобы слушать меня стоя.

Уолтер сел. Мрачные предчувствия, терзавшие его душу по пути в Рим, опять проснулись и принялись за дело с удвоенной силой.

   — Я следовал вашим инструкциям, генерал, и думаю, что могу сообщить об успехе нашего предприятия.

   — Так сообщите, сударь. Не нужно стесняться делиться успехом, если он заслуженный. О Генриетте Французской говорят разное, а мне любопытно было бы узнать правду.

   — Мне удалось войти в доверие к английской королеве. Она душой и телом предана истинной вере и, несмотря на враждебность парламента, продолжает надеяться вернуть Англию в лоно католической церкви.

   — Это хорошо, — святой отец был доволен услышанным.

   — Английский парламент отменил смертную казнь за исповедование католицизма. Более того — католикам разрешено занимать высшие государственные посты.

   — Это так. Но католики платят налог за право оставаться на свободе и самим распоряжаться своим имуществом... под страхом конфискации, между прочим.

   — Это временная мера. Казна нуждается в деньгах.

   — И эти деньги должны пойти на помощь гугенотам Ла-Рошели! Видите ли, сын мой, я не настолько легковерен. Если английская королева верна Святому престолу, она должна делом доказать это. И, вы, Уолтер, также должны меня убедить, что время, проведённое в Англии, вы прожили не зря.

   — Генерал, я должен был войти в доверие к королеве Англии, и я сделал это. Я не просто секретарь Её Величества, королева считает меня своим другом.

   — Сын мой, у меня есть основания предполагать, что вы действительно друг Её Величества.

   — И вы не ошибаетесь, генерал, сейчас я действительно на стороне королевы, поскольку её интересы отвечают интересам ордена.

   — Вот тут вы заблуждаетесь, мой мальчик. И я докажу вам это. Знаком ли вам некий маркиз де Молина?

   — Конечно, падре, ведь это я поставляю вам сведения об этом господине.