Белый трибунал - Пола Вольски

Зачеркнув неудачную последнюю строку, Хорек исправил фразу:

Последовательность событий, предшествовавших столкновению, представляется следующей. В начале второй, послеполуденной, смены на Костяном Дворе один из заключенных, имя которого пока не установлено, отложил скребок, заявив, что ослаб от голода и не может работать. Начальник смены — капитан Неви Гульц, опытный офицер с безупречной репутацией — приказал бунтовщику вернуться к работе. Заключенный упорно отказывался повиноваться, вследствие чего капитан Гульц нанес ему тяжелые телесные повреждения дубинкой…

Исполняющий обязанности коменданта Крешль снова задумался. Последняя фраза может произвести ложное впечатление. Вычеркнув ее, он написал:

Капитан Гульц был вынужден прибегнуть к телесному наказанию, во время которого заключенный, по-видимому, имевший слабое здоровье, скончался от приступа неизвестного заболевания.

Неожиданная смерть товарища разъярила заключенных, которые сообща набросились на капитана Гульца, орудуя дубинками и ножами собственного изготовления…

Хорек поразмыслил и поправился:

…Орудуя дубинкой, которую они выхватили у капитана Гульца. При этом остальные офицеры открыли огонь по бунтовщикам, из которых ни один не остался в живых.

В двадцать четыре часа порядок в тюрьме был восстановлен. Тем не менее, уголовники не смирились, и ясно, что возмущение не исчерпано. Враждебность неизбежно снова прорвется в ближайшем будущем, если заключенные не получат хотя бы видимости уступок. Отмена постного дня была бы чрезвычайно полезна для умиротворения…

— Нет, нет! — вслух воскликнул Хорек. «Умиротворение заключенных»! Как могли ему, опытному офицеру, прийти в голову такие жалкие слова? И представить такое строгому взгляду верховного судьи?!

Исполняющий обязанности коменданта ясно представил себе этот взгляд — холодный, пронизывающий, властный — и его бросило в холод. Прежние коменданты подвели верховного судью, не оправдали возложенного на них доверия. Они заслужили свою судьбу, и раньше он никогда их не жалел. Но сегодня Хорек впервые понял, как легко допустить ту же ошибку.

Только он-то ее не допустит. Исполняющий обязанности коменданта Крешль — тонкий дипломат! Он знает, как вести себя с начальством.

Внутренние осложнения в крепости Нул скоро утрясутся сами собой. Худшее уже миновало, и недовольство скоро исчерпает себя. Нечего паниковать.

И ни к чему беспокоить верховного судью.

Исполняющий обязанности коменданта Крешль скомкал незаконченное письмо и швырнул в огонь.

Он странствовал в сверкающих глубинах густых лиловых зарослей, покрывавших дно океана мира, затерянного в космическом пространстве и в измерениях, недоступных человеческому восприятию.

Но кто-то позвал его обратно. Тредэйн неохотно покидал лиловые джунгли, потому что их правители — разумные Плотности, огромные тела которых были сжаты до умеренных размеров под давлением толщи воды — вступили в династическую борьбу, отмеченную открытым смертоубийством и тайными «выталкиваниями на поверхность». Треду хотелось досмотреть до конца и узнать, кто победил. Однако зов был настойчивым, и каменные стены постепенно сомкнулись вокруг него.

Он сразу понял, что вызвало его назад из подводных джунглей. Нечто новое — гул голосов, эхо торопливых шагов, треск выстрелов. Тредэйн не слышал подобных звуков уже… он не мог вспомнить, сколько времени. Заинтересовавшись происходящим, пленник прислушался. Шаги и голоса приближались. Гремели выстрелы, слышалась отборная брань — как видно, тюремная жизнь была далеко не такой спокойной, как ему казалось.

Что-то подтолкнуло его укрыться в самом темном углу камеры. Спустя полминуты по коридору пробежали стражники, мельком заглянув в каменный мешок. Грянул выстрел, пуля ударила в стенку в метре от Тредэйна. Потом охранники удалились. Вероятно, к следующей клетке, откуда снова прозвучали выстрелы.

Тредэйн не поверил, что это конец — и не ошибся. Еще мгновенье — и по коридору пронеслась лавина. Оборванная рассвирепевшая толпа прокатилась у него над головой — Треду видны были только ноги — но никто не задержался, чтобы повредить или помочь ему. Вероятно, бунтовщики — а это, конечно, были бунтовщики — даже не догадывались о его существовании.

Уги снова бунтуют, как тогда… когда же это было? С тех пор прошли годы… или десятилетия? Они ничего не добьются, кроме смерти или суровых наказаний, и хорошо, что он заперт и не участвует во всем этом. Лучше вернуться в лиловые джунгли, благоразумно уверял себя Тред, но кровь стучала в ушах, а сердце билось мучительно быстро. Выйдя на середину камеры, он взглянул сквозь решетку, но увидел только сводчатый потолок. Косо падавший свет говорил, что до заката еще несколько часов. Прислушиваясь, он уловил далекие крики и звон колокола.

Вот и все. Ему никогда не узнать, что стало с бунтовщиками, не услышать подробностей восстания. Хотя угадать не сложно. Колокол еще звонит. Скоро он смолкнет, и это будет означать, что все кончено.

Он так увлекся происходившим наверху, что шорох у двери застал его врасплох. Тредэйн резко обернулся. Дневной паек принесли давным-давно, и у надзирателя не было причин возвращаться, если только разъяренная бунтом охрана не задумала перебить всех заключенных.

Послышался скрежет засова, скрип проржавевших петель, Тред, не веря своим глазам, смотрел, как медленно отворяется никогда прежде не открывавшаяся дубовая дверь.

На пороге стояли двое оборванцев. Явные заключенные. Судя по крепким телам, решительным движениям и свирепому блеску глаз, перед ним легендарные уги. Тред смотрел на них, онемев от изумления. Уги с не меньшим изумлением уставились на него самого.

— Хрен Автоннов, — охнул один.

— Оно живое? — поразился второй.

Ясно, их поразил его вид, но уги быстро оправились, и первый коротко бросил ему:

— Мы сматываемся.

Должно быть, на его лице отразилось недоумение, потому что говоривший перевел:

— Бежим отсюда. Понял?

Отсюда? Тред промолчал.

— Глухой, — предположил один.

— Полоумный, — поправил другой.

— Слушай, нам некогда.

— Есть здесь кто еще?

— Этот последний.

— Хочешь выбраться, — обернулся к Треду первый, — давай за нами. Думай сам. — И оба исчезли.

Бежать?

Тред стоял, тупо глядя им вслед. Он мог бы решить, что все происходящее — плод его богатого воображения, если бы не оставшаяся открытой дверь. И Тред перешагнул через порог.