Дело победившей обезьяны - Хольм ван Зайчик

Стася действительно волновалась.

С внутренним сожалением поручив Цао Чунь-лянь заботам ее сокурсников и приказав “лежать, лежать и еще раз лежать, пока лекарь не появится, вы оба отвечаете!”, Баг повел Богдана к себе в номер и застал там Стасю нервно расхаживающей перед включенным телевизором. Несказанно удивившись и обрадовавшись появлению Богдана, Стася пригляделась к нему и воскликнула: “Да на вас лица нет, Богдан! У вас щека поцарапана и кровь на шее! Что случилось?” “Потом, все потом, — улыбнулся ей минфа самой обезоруживающей из своих улыбок, — драгоценная Стася, а можно я приму душ?” “Да конечно, да о чем вы, Богдан!.. Может, вы голодны?” “Он голоден, — вступил молчавший до того Баг, рыская глазами по комнате: на Стасю он старался не смотреть. — Он целый день ничего не ел”. Стася поспешила к телефону, дабы позвонить в буфет трапезной, и уже подняла трубку (а Богдан уже взялся за ручку двери в умывальную), как вдруг уронила трубку на место: “А вы знаете, какой тут кошмар случился? Не знаете ничего? Не слышали? Только что по телевизору передавали: из гробницы, здесь, в Мосыкэ, ночью украли из саркофага мумию вместе с внутренним гробом! Какое святотатство!” Богдан отпустил ручку, тяжело вздохнул, покачал головой и уселся в ближайшее кресло. Баг непонимающе уставился на друга.

— Как все одно к одному ложится… — задумчиво пробормотал минфа.

Гостиница “Ойкумена”,

7-й день двенадцатого месяца, четверица,

середина дня 

— Так… так… Ну и?.. Задержали?.. Так… Какие бананы? Озимые? Из Мурманова уезда? Подождите, подождите, преждерожденный Ерындоев, не так быстро, помедленнее… Да, я все понимаю, не нервничайте. Говорите толком… Хорошо. Мы сейчас к вам приедем. — Баг положил трубку гостиничного телефона и хмыкнул, — Нашли гроб. Пустой.

— Пустой? — переспросил Богдан.

…Минфа к тому времени принял душ, съел громадную тарелку оладий с медом, выпил три огромные чашки чаю с чудовищным количеством сахара и с лимоном, а когда из лавки принесли очки с новенькими стеклами, вовсе пришел в себя и стал необычайно деятелен. Даже отказался от вызова лекаря, чтоб тот осмотрел громадную шишку, воцарившуюся на его ученом затылке после прогулки в пирамиду Мины: “Это потом, это успеется…”

Да, было не до лекарей: Богдану и Багу столько следовало немедленно рассказать друг другу! Стася, заказав еду, тактично покинула номер Бага – а может, дело тут заключалось и не только в чувстве такта, Багу некогда было размышлять на эту тему; и пока Богдан отъедался после относительно недолгой, но вполне чувствительной голодовки, оставшиеся наедине ечи без помех обменивались разнообразными сведениями и наблюдениями. Судьба свела их сызнова, и случайностью то быть никак не могло. Промысел Божий. Карма.

Баг меланхолически курил и говорил. Богдан торопливо ел и тем не менее умудрялся говорить не меньше.

Баг поведал о посещении родителей Крюка и о том, что они рассказали, потом – о своей сомнительной выдумке со студентами, приведшей, однако ж, к столь блистательному результату. Вспомнил и поэта, подсевшего к ним со Стасею… ни одну мелочь не следовало сбрасывать со счетов. “И ведь всюду, еч, сплошные гируды! Представь, мы были в одной местной трапезной и там на поэта натолкнулись, так он тут же прочел стихи про пиявок, которые вцепились в хвосты друг друга!” Богдан в ответ недоуменно поднял бровь и, в свою очередь, поделился обстоятельствами дела о плагиате, которое привело его в Мосыкэ; рассказал о сектах хемунису и баку; некоторое время Баг хихикал над удивительной ладьей обмена, по мысли баку единственно своим круговым движением и сообщавшей мирозданию ход; а когда Богдан живописал посещение Цэдэлэ-гуна, встречу с видными мастерами художественного слова Хаджипавловым и Кацумахой – о Глюксмане Кова-Леви минфа стесненно умолчал – и то, что выяснилось из разговора с обоими, Баг стал необычайно серьезен. И когда Богдан дошел до того, как отреагировали писатели на показанные им фотографические портреты исчезнувших Игоревичей, перебив друга, спросил:

— Крюк?

Богдан кивнул.

— Да, в своем тайном благодетеле-советчике Кацумаха опознал есаула Максима Крюка. — Помолчал, вздохнул. — А теперь догадайся, кто другой.

— Один из тех, кого ты сегодня приказом на подчинение остановил, — уверенно сказал Баг. — Так ведь?

— Именно так, — подтвердил Богдан, переходя к очередной оладье. Откусил изрядный кус. — Милбрат из “Тысячи лет здоровья” Кулябов, — весьма невнятно уточнил он, жуя. Но Баг давно понимал друга с полуслова. — И вот что занятно, еч… И Крюк, и этот милбрат встретились с нашими писателями тайно, под покровом ночи, и – практически одновременно. Через два дня после встречи местного градоначальника Ковбасы с ведущими литераторами города.

— Ага… Слушай, еч… Это что же получается…

Некоторое время они молчали, обдумывая услышанное; Богдан шумно дохлебывал последнюю чашку чаю. В пальцах Бага, забытая, дотлевала очередная Дэдлибова сигара. Мысли не радовали. Путаница… Честно говоря, ни шайтана было не понять.

– “Кошка с собакой дерутся, но победит обезьяна”, — немного нараспев продекламировал Баг. Заново раскурил сигару и, заметив недоуменный взгляд минфа, пояснил:

— Это гатха такая. Понимаешь, как мы с тобой одно дело ведем, великий наставник Баоши-цзы так ли, сяк ли мне гатху свою присылает, и в ней всегда намек на разгадку. Только, пока сам не поймешь, что к чему, из гатхи этой, хоть тресни, ничего не вылущишь… а потом, задним числом: ах, так это же как раз об этом!

— Интересно… Ну-ка, еще разок…

Баг повторил. Затянулся, глядя на нахмурившийся лоб Богдана, и добавил:

— Там дальше так: “Однако победа ей впрок не пойдет”.

— Глубоко копает, — уважительно проговорил минфа.

— Ну! Хемунису и баку кто-то специально сталкивает лбами, вот что выходит, еч. Некая обезьяна. Ищите, мол, обезьяну.

— Да это-то я и без гатхи понял… Вопрос – кому какая выгода с их мерзких дрязг? Стыдобища ведь! — помолчал. Непроизвольно погладил шишку на затылке. — Победит обезьяна… Победит… Выходит, бой идет какой-то, а, еч? Может, даже война невидимая?

В голове у Бага в ответ на эти слова что-то вязко шевельнулось.

— Знаешь, Богдан… Глупо, конечно… но… там рядом с домом тем, где тебя… того… кстати, надо же разобраться с владельцем – что это он строение до такого состояния довел, да еще и квартиры сдавать тщится – ведь явно же одни хацзалюбцы селиться там станут!.. — Он затянулся. Мысли скакали. — Так вот, там рядом с тем домом – особняк североамериканского торгового представителя. Я когда мимо проходил – подумал…

Богдана посмотрел на него очень внимательно и проговорил задумчиво:

— И Кова-Леви в Цэдэлэ сидел с каким-то великобританцем, что ли… писателей накручивали…

— Кова-Леви? Асланiвський?

— Угу.

— Что ж ты сразу не сказал…

— Да, понимаешь, неприятно мне от него. Представь: он меня даже не узнал…

— Вот скорпион, — в сердцах крякнул Баг. — Повадился…

— Любой бы повадился. У себя он один из множества таких же, а тут с ним носятся как с писаной торбой…

Помолчали.

— Так, может, это они – обезьяна? — тихо спросил Богдан. — Кому наши свары выгодны? Чем больше мы тут лаемся, тем они там у себя пуще: друа де л'омм, друа де л'омм…

— Чего? — не понял Баг. Богдан досадливо сморщился. — Ну, так все сходится! Аспиды как-то на опиявленных вышли…

— Как? — тут же перебил Богдан. — Откуда иноземцам?..

— А разведка их что, дремлет, что ли? — азартно вскинулся Баг.

— Большое дело – три беглеца полоумных, чтоб разведку на них нацеливать…

— Полоумные – да покорные. Через них что хочешь можно учинить, и все шито-крыто.

— Не верю, что за рубеж утечка могла быть… — начал было Богдан и осекся, вспомнив про кусок предписания, невесть как залетевший к Шипигусевой.

— Предположим все ж таки, — увлеченно развивал мысль Баг. — Стало быть, они, иноземцы, случаем удобным воспользовались – через опиявленных поссорили писателей, из-за писателей уж и секты перегрызлись… а потом…

— Ну и что потом? Мина-то им зачем понадобился? Ведь тут явно те же лица действуют – кто опиявленными завладел. Опиявленные эти два разных дела в одно увязывают, вот ведь безобразие какое! Кто писателей стравил – тот и фараона покрал…

Баг ожесточенно всосался в сигару.

— Может, это французы по сию пору жалеют, что нам его подарили… хотят себе вернуть, — без особой уверенности в голосе проговорил честный человекоохранитель. — Создают, так сказать, обстановку. Вот потому и Кова-Леви опять тут, аспид неблагодарный…

Богдан молчал. Хмыкнув, Баг попытался посмотреть на это нелепое дело под другим углом.