Риск и бутылка шампанского - Андрей Михайлович Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи, но почему, почему? – прошептала Лисица и, сдерживаясь, прикусила губы.
– Как это случилось? – спросил Гера, думая о том, что в эти мгновения он должен найти для Лисицы какие-то особенные слова, идущие из самых глубин его сердца, но в его голове, еще отягощенной хмелем, прочно засела идиотская фраза: «Смерть вырвала из наших рядов твоего папу…»
Лисица покрутила головой, простонала, словно каждое слово, которое она собиралась произнести, рождалось в страшных муках. Гера попытался прижать ее к себе еще крепче, но девушка оттолкнула его, встала с кровати и, пошатываясь, подошла к окну.
– Сколько раз я ему говорила, что это добром не кончится, – хриплым голосом произнесла она. – Я же чувствовала, что он ходит по краю пропасти… Но разве его переубедишь? Он был упрямый, он все время повторял, что без полетов не может жить… Он как сокол всегда тянулся в небо… Ох, как мне трудно! Как мне больно!
Гера судорожно сглотнул и почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы. Лисица утерлась совершенно мокрым платком и всхлипнула.
– Сегодня воскресенье, – продолжала говорить она, не отходя от окна, словно ей было душно или не хватало света. – А он по воскресеньям всегда летал на спортивных самолетах. Чтобы не терять форму… Он еще надеялся вернуться в большую авиацию. Ушел рано, я еще спала. А потом вдруг звонок… Я беру трубку, думаю, что это он. Кричу: «Папуля! Ты что на обед хочешь?» А это руководитель полетов…
Лисица не договорила, голос ее дрогнул, и она разрыдалась. Гера снова подскочил к ней и попытался обнять, будто надеялся, что хоть немного боли от нее перейдет к нему, но девушка дернула плечом, как бы желая сказать: не надо меня утешать, потому что это бессмысленно.
– Говорит мне: мужайтесь, – тихо произнесла Лисица, крепко прижимая к носу платок. – Внезапный отказ двигателя… Самолет камнем упал с трех тысяч метров на краю деревни. И сразу взорвался… Колесо в птицеферму угодило, а крыло врезалось в свинарник… Больше ничего не нашли. Даже черный ящик. Сгорел папуля, как Прометей…
Гера почувствовал, что у него самого слезы ручьями катятся по щекам. «Кем бы он ни был, – думал Гера, – хоть мошенником, хоть жуликом, все равно жалко мужика. Он смертью искупил все свои грехи, и теперь он святой, святой! Как жаль, что мы с ним так и не успели задушевно поговорить! А ведь он меня приглашал вчера. Заходи, говорит, вечерком, по рюмке выпьем. А я, баран, не пришел. Гордый был очень. А теперь – всё! Его не вернешь. Не вернешь этого замечательного, скромного и щедрого человека!»
Гера так искренне плакал и так энергично вытирал слезы рукавом, что даже Лисица посмотрела на него с удивлением.
– Перестань, – прошептала она. – Мы должны держаться.
– Да, – согласился Гера, шумно втягивая воздух носом.
– Выпить хочешь?
– Хочу.
Они выпили по глотку шотландского виски, которое Лисица купила вчера в ресторане «Гранд-отеля». Потом Лисица вытерла остатки слез на щеках Геры и спросила:
– Ты ведь не оставишь меня?
– Ни за что! – поклялся Гера.
– Поможешь мне?
– Конечно. А что надо?
– Сходи к Жорику и скажи ему… Только не говори, что он разбился на самолете. Ведь Жорик по-прежнему думает, что отец раненый лежит в постели. Скажи, что скончался ночью от обширного кровоизлияния.
Гера не ответил ни отказом, ни согласием. Лисица заметила, что он не был готов к подобной просьбе.
– Может, сказать ему правду? – мягко возразил Гера. – Какая теперь разница от чего отец умер.
– Ну, пожалуйста! – настойчиво попросила Лисица и прижала ладони к его груди. – Это единственный человек, с которым отец общался в последнее время. А если Жорик узнает, что мы его обманывали, то у него сложится превратное мнение об отце. А я не хочу этого. Пусть будет так, как есть.
– Хорошо, – согласился Гера. – Что еще?
– Тебе придется снова сыграть роль моего адвоката. Мне уже звонили из нотариальной конторы. Там лежит пакет с завещанием. И я хочу его вскрыть в твоем присутствии и в присутствии Жорика.
– А присутствие Жорика обязательно? – спросил Гера.
– Увы, – кивнула Лисица. – У меня совсем нет денег. Вчера отец говорил тебе правду. Все деньги, которые вы взяли в сейфе, мы, в самом деле, вернули Жорику…
– Мне все равно, – ответил Гера. – Твой отец святой человек. Об умершем нельзя говорить плохо. У меня нет темных мыслей…
– Мало того, – не слушая Геру, продолжала Лисица. – Жорик даже остался должен отцу. И я надеюсь, в нем проснется совесть, он пожалеет сироту, и отдаст мне деньги.
– Совесть?! – вспылил Гера. – Да пусть попробует не отдать! Я вытряхну из него эти деньги как из дырявой копилки! Я не позволю ему наживаться на светлой памяти твоего отца!
– Не кипятись, остынь! – попросила Лисица. – Мне сейчас очень тяжело, и я прошу тебя: не проявляй инициативу, делай то, что я тебе скажу. А для начала переоденься.
– Ладно, – согласился Гера. – Я сделаю все, что ты скажешь.
Глава двадцать восьмая
Промедление смерти подобно
Гера поправил галстук, который скользил по шее, словно хорошо намыленная веревка, и нажал кнопку звонка. Некоторое время ничего не происходило, и Гера уже протянул руку, чтобы позвонить еще раз, как из динамика раздался невнятный голос:
– Чего надо?
– Мне нужно поговорить с Жориком, – ответил Гера.
– А ты кто?
– Я адвокат Альберта.
Динамик заткнулся. Гера стоял у наглухо запертой двери еще минут пять, размышляя о том, как надо понимать молчание динамика и неподвижность двери: как затянувшееся раздумье или как отказ в просьбе.
Как только он пришел к выводу, что стоит еще раз напомнить о себе, так лязгнул электрозамок, и дверь распахнулась. Макс, появившийся на пороге, молча кивнул ему, приглашая зайти.
Гера зашел в узкий дворик, где он уже как-то был в роли санитара «скорой помощи» и, прислонившись к стене, позволил себя обыскать.
– Только недолго, – предупредил Макс, убедившись, что в карманах у Геры решительно ничего нет. – У шефа мало времени.
«Зря Лисица отправила меня сюда, – подумал Гера. – Не дрогнет у этого борова сердце, фигуру из трех пальцев он ей покажет, а не долг отдаст. Скажет: я должен был твоему папе, а не тебе, так что прими соболезнования… Придется нам с Климом бомбить сверху его двор коровьими лепешками ради морального удовлетворения».
Глядя на то, как пузатый человечек выходит из бассейна, с недовольством поглядывая в
