Фантом банановой диеты - Алина Кускова

Профессор сидел и благодушно взирал на происходящее через облако дыма.

Алла, болея душой за сыщика, сидела рядом. Но она внесла свою лепту в его спасение – поймала на лету яблоко, предназначавшееся для затылка Туровского. И принялась быстро есть сочный фрукт, глядя на то, как Ирина Аркадьевна с грохотом опускает на голову бедного студента свою копию картины Лейтона.

Голова «профессора Доуэля», то есть студента Горюнова, на фоне разорванного «Восточного полдня» смотрелась очень даже живописно. Его картину из рук уже кто-то вырвал. У того, кто вырвал, вырвали еще. Копии перепутались.

– Это был оригинал! – хихикнул профессор Ображенский, указывая на голову Горюнова.

– Что?!

Все замерли.

– Это не могло быть оригиналом! – опомнился Стае Воронцов после минутной паузы, тыча пальцем в лысеющую макушку студента.

– Кто бы говорил, сам потасканный хорек! – вступилась за Горюнова Машка.

– Кто?! – возмутился Стае. – При чем здесь хорек?! Оригинал же висит в Лувре!

– Спокойно, господа, – завершил начинавшуюся перепалку Туровский, брезгливо снимая с белой туфли банановую кожуру. Анастасия за время драки успела проглотить банан и подкинуть кожуру сыщику, чтобы тот на ней поскользнулся. – Вот кого надо сажать на банановую диету, – хмуро заметил он.

– Это был оригинал, – громогласно объявил профессор Ображенский и поднялся с дивана. – Он погиб самым нелепым образом. Забудем обо всем, господа, и разойдемся с миром.

– Нет уж, – прошипела Ирина Ображенская, надвигаясь на мужа. – Сначала разберемся во всем!

– Тогда без меня, дорогуша, – бросил профессор, но она преградила ему путь.

– Иван Иванович, – укоризненно покачал головой Андрей, – кое-кто уже знает правду. Бесполезно ее скрывать.

– И ты знаешь? – поморщился профессор.

Сыщик кивнул.

– Я тоже знаю, тоже знаю. – На середину комнаты выбежала Машка и заложила руки в бока. – Я, как обычно, протирала пыль мокрой тряпкой…

– Фу-у-у, – выдохнул профессор измученно и вернулся на диван к племяннице. – Сколько раз говорил, чтобы ты, Мария, не приближалась к картинам! Шут с ней, с антикварной мебелью, она подделка, но картины!

Туровский скомандовал всем вернуться обратно на исходные позиции. Его послушались нехотя, но послушались. И замерли в ожидании.

– Что-то в этом роде я и предполагал, – начал Андрей.

То, что услышали дальше, оказалось совершенно неожиданным поворотом событий для супругов Воронцовых, Горюнова, Воеводина и Аллы.

В один прекрасный день помощница по хозяйству Маша Суркова, игнорируя требования профессора Ображенского, вытирала в гостиной пыль мокрой тряпкой. Напевая веселую песенку о большой и чистой любви, она нечаянно с рамы, обрамляющей «Восточный полдень», перешла на само полотно. Профессор не любил закрывать картины стеклом, оно бликовало и мешало ему наслаждаться шедеврами. Машка махнула тряпкой, и на этом месте образовался мазок. Она осторожно махнула еще раз – краска продолжила смываться. Испугавшись, что ее обвинят в порче дорогостоящей картины, она быстренько свернула уборку.

Профессор сразу отправил испорченную картину на реставрацию и претензий к Маше не выдвинул. Она же, удивившись такому поведению работодателя, принялась денно и нощно подслушивать и подглядывать за профессором. И узнала то, о чем и не мечтала!

Одним прекрасным днем, когда отреставрированная картина висела на обычном месте, профессор в кабинете говорил по телефону с экспертом, который утверждал, что на самом деле под списком с картины Лейтона находится неизвестное ранее полотно известного русского художника, судя по кусочку подписи, предположительно Репина.

Этот разговор услышала и Ирина Аркадьевна, случайно зашедшая к мужу и спугнувшая Машу. Та сделала вид, что несла профессору чай.

Телефонный диалог подслушала и Анастасия, собираясь позвонить из гостиной. Но она услышала лишь обрывок разговора, судя по которому картина Лейтона, украшавшая стену гостиной, оказалась шедевром.

Дамы бросились организовывать похищение картины. Другими словами, они поспешили к господину Светлякову, связаться с ним помогли их мужчины, введенные в курс дела только наполовину.

– Вот гадина! – в сердцах сказала Ображенская своей теперь уже бывшей подруге.

– Стерва! – парировала та. – Все думаешь, что слишком красива, чтобы иметь совесть?! Красть у собственного мужа!

– Тебе какое дело до наших дел?! А эта интриганка?! – повернулась Ирина к Сурковой. – Чтоб тебя завтра же не было в моем доме!

– В моем доме, – поправил ее профессор.

– В нашем доме, милый, – скривила лицо Ирина Аркадьевна, – если ты не против…

– Я против, – хмуро заявил профессор.

Ирина замолчала, а Туровский продолжил.

На изготовление копий потребовалось время.

Одного никто не знал: профессор говорил с экспертом уже после того, как сам поменял картину на копию! Настоящее же полотно так и оставалось у эксперта-реставратора. Профессор в тот же день, несмотря на свою показную рассеянность, заинтересовался мазком и решил выяснить, что скрывает смывающаяся краска.

– Обалдеть, – восхищенно пробормотала Аллочка, всплеснув руками. – Она скрывала настоящую картину Репина!

– Да, – кивнул Туровский, – жена Ивана Терентьевича пыталась сохранить потомкам полотно великого мастера таким странным, впрочем, весьма распространенным способом. Она родилась дворянкой и до конца дней не понимала, как можно считать все народным. Видимо, перед смертью ей некому было передать тайну, и тайна не умерла бы вместе с ней, если бы не мокрая тряпка Марии Сурковой.

– Это так, – вздохнул профессор и принялся тушить сигару, которая уже давно потухла сама. – Картина у экспертов, это Репин. А все эти фалыпаки – блажь и придурь. Никто не смеет красть у меня картины!

– У нас, дорогой…

– У меня!

– Тогда я обо всем расскажу твоему деду! – заявила Ирина Аркадьевна. – Это его картина, он наследник своей жены.

Профессор не успел ничего ответить, как в холле распахнулась входная дверь и послышались тяжелые шаги.

– Кстати, о женах, – досадливо пробормотал Андрей. – Совсем забыл.

Весь дверной проем гостиной заняла тучная фигура Изольды, отмучившейся час в автомобиле сыщика. Ее узкие бегающие глазки моментально вычислили мужа и остановились на Воеводине.

– Суслик! Вот ты где, мой суслик! А это я, твой бегемотик!

Изольда кинулась на Воеводина.

– Суслик? – замерла Анастасия. – Как интересно! А кем он вам приходится?

– Кем? Мужем! – обрадованно ответила Изольда, повисая на груди растерянного Воеводина.

– А это, – продолжала радостно Анастасия, указывая на Ирину, – его сестра?

– Ничего подобного. – Изольда чмокнула мужа в нос. – Слава создателю, он круглый сирота.

– Тогда, – продолжила выдвигать версии Воронцова, – она его любовница!

– Да, – Ирина гордо тряхнула шикарной шевелюрой, – я его любовница. И это мой суслик! То есть мой мужчина.

– Я не суслик, – пробормотал Воеводин, останавливая взгляд на пораженной в самое сердце Звонаревой, – я осел!

– Зверинец какой-то, – нахмурился профессор и вышел из комнаты.

Пока дамы под громкое ржание супругов Воронцовых делили Воеводина, Маша помогала Горюнову избавиться от пейзажа на шее. Снимая картину, она на всякий случай послюнила палец и потерла им по полотну. Горько вздохнув, откинула фалыпак в сторону.

– Ничего, – пробормотал Горюнов, – в следующий раз нам обязательно повезет. Еще остались ненайденными акции Газпрома.

Ему понравилась идея следующего раза.

– Только не в этом доме, – шепнула Суркова. «И не с тобой», – коварно подумала про себя.

Довольный произведенным эффектом, Туровский подсел к Алле.

– Он действительно ее муж, – сказал Андрей, – она дала мне его фотографию и попросила найти.

– А мне это не интересно, – хмыкнула Алла.

А что она могла сказать? Хотя, прислушавшись к своему внутреннему голосу, поняла, что сказала правду.

– Тогда я принесу тебе подарок! – встрепенулся Туровский, вскочил и выбежал.

Алла растерянно проводила его глазами. Оставаться в гостиной, где все спорили, делили любовников и мужей, хохотали, бросались копиями, ей не хотелось. Да и нужно было подумать, как отреагировать на то, что принесет Андрей. Скорее всего, она зажмурилась от радости, это будет бархатная коробочка, следом за которой последуют признание и предложение. Но она к этому совершенно не готова. Только что пережила такую драму! Впрочем, а почему бы и нет?

Алла вышла в холл. Дверь в кабинет профессора была открыта. Дядя ее позвал.

– Вот, – протянул конверт угрюмый Иван Иванович, – это деньги. Достаточная сумма для того, чтобы встать на ноги. Я буду тебе помогать и дальше. Ты одна у меня осталась. Иди! Завтра можешь уезжать, если захочешь.

– А ты чего хочешь, дядя?