Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. - Александр Владимирович Пыжиков

А.П.)[689]. Не удивительно, что выработанный в этой комиссии проект, обнародованный 6 августа 1905 года, предусматривал лишь совещательное народное представительство. Наиболее значимой нормой проекта можно считать право законодательной инициативы, если она поддержана не менее тридцатью депутатами. В случае, когда министр против законопроекта, Дума двумя третями может дать ему зелёный свет. Булыгинским изыскам оппонировала либерально настроенная общественность, что широко и с упоением освещает историография. Особенной популярностью в литературе пользуется альтернативный думский проект, опубликованный месяцем ранее в опережение булыгинского[690]. Там, конечно, не было речи о совещательных функциях: прямо заявлялся двухпалатный законодательный формат со всеобщим избирательным правом.

Однако если отвлечься от либерального творчества, так полюбившегося многим историкам, как у нас, так и на Западе, то следует сказать, что не оно определяло тогда суть происходящего. Чтобы вникнуть в ситуацию, следует обратить взоры на госканцелярию Государственного совета в начавшихся процессах. Сегодня по-прежнему внимание приковано к указу 18 февраля 1905 года о подаче проектов от общественности и частных лиц. Но особенно к активности Витте, пытавшегося солировать на политическом поприще. Хотя в булыгинской комиссии последний мало чем себя проявил, искал опору в Трепове, консультировался со знакомыми общественными и научными людьми[691]. Например, известный профессор А.С. Постников, имевший опыт сотрудничества с Витте, с недоумением отзывался о беседах с ним. Тот в треповском духе высказывался о даровании конституции и одновременно об обязательном сохранении самодержавия[692].

За всем этим в тени оказалось знаковое событие, произошедшее в феврале того же 1905-го. Николай II переносит все работы по намеченным преобразованиям в специальное совещание под председательством Д.М. Сольского. Ему как исполняющему обязанности главы Госсовета (больной вел. кн. Михаил Николаевич постоянно находился в Ницце) поручалось собирать министров и координировать всю работу. В своих мемуарах Витте утверждает, насколько высочайшее решение всех очень смутило[693]. Хотя в действительности не ясно, чему здесь смущаться: собственно, кому как не человеку, олицетворявшему российскую реформаторскую традицию, следовало бы адресовать работы по подготовке конституционного акта? Данный шаг выглядел естественным для всей просвещённой бюрократии, давно и прекрасно осведомлённой о взглядах Сольского. Но в виттевской интерпретации этим жестом государь продемонстрировал полное безразличие к реформам[694]. Однако уже через месяц было подготовлено весьма важное представление «Об устранении отступлений в порядке издания законов»: оно вышло за подписями ведущих членов Госсовета во главе с Сольским[695].

Этот документ, недостаточно освоенный специалистами, чётко фиксировал: «всякие определения законов, исходящие от верховной власти, должны происходить в общеустановленном законодательном порядке», что касалось издания, дополнения, приостановления действия или отмены. Ни один закон в Российской империи не получает силу без законодательного рассмотрения Думой. Для этого требовалось «установить с возможной точностью внешние признаки закона и тем самым отстранить законодательную деятельность от распоряжений в порядке верховного управления»[696]. Если называть вещи своими именами, то это нацеливало на отказ от самодержавной формы правления. Николай II утвердил мнение Госсовета 6 июня 1905 года[697]. Именно к этому дню был приурочен известный императорский приём делегации земцев. Тем не менее подоплёка этой аудиенции, разрекламированной историками либерального лагеря, остаётся не до конца выясненной. Многие продолжают рассматривать её исключительно как некое завоевание общественных сил, заставивших верховную власть считаться с собой.

Однако, судя по источникам, современники той поры прекрасно осознавали: утверждение Николаем II мнения Госсовета означало, что курс на народное представительство в законодательном формате уже взят. Кадет кн. В.А. Оболенский в своих мемуарах признавался: «В сущности, этим актом кончилась политическая роль земских съездов, но мы продолжали собираться и обсуждать разные программы… порождавшие всё больше и больше разногласий в нашей среде»[698]. Лозунг о прямых, всеобщих, равных и тайных выборах поднимался на щит теми, кто стремился блеснуть своей прогрессивностью, хотя в частных беседах многие признавали нелепость такого требования. Один из участников земского съезда июля 1905 года заметил: «…моя дурья башка постичь не может, как неграмотные мужики будут голосовать за неизвестных и чуждых им партийных кандидатов»[699]. Запечатлевший в мемуарах этот эпизод князь Оболенский добавил: в 1917 году мы воочию увидели, как это происходило[700]. Трудно не согласиться с замечанием, что в рядах общественных конституционалистов «было слишком много профессоров, блиставших на всех поприщах науки и искусства», но слишком мало знакомых «с реальной сущностью жизни»; отсутствие этого знания «сопровождалось упорным нежеланием ему научиться прежде, чем претендовать на министерские посты»[701].

Всё же следует отметить, что большинство общественников склонялись поддержать совещательный думский формат. Профессор М.М. Ковалевский пояснял: «Ею разрывалась цепь, связующая нас с бюрократическим самовластием и “временными правилами”, почти всецело заступившими место законов в царствование Александра III»[702]. Земцы не поддержали бойкот булыгинской Думы, призвав участвовать в предстоящих выборах. Этот призыв отчётливо прозвучал в сентябре 1905 года на съезде земских и городских деятелей; там говорилось и о дальнейшем развитии института Думы и порядка избрания в неё. Обозначенный властью на императорском приёме в июне принцип объявили руководством к будущим действиям[703]. Радикально настроенных и настойчиво стремившихся к коренной ломке государственного строя порицали за недостаточную ответственность и отсутствие сплочённости[704]. Может, конечно, предложенная совещательная Дума была в действительности не по сердцу многим, но «попасть туда в качестве депутата большинству всё-таки казалось лестным»[705].

Крайне важными для нас являются свидетельства о контактах земско-либеральной общественности с теми, кто продвигал конституционный проект в верхах. После опубликования думского варианта, альтернативного булыгинскому, происходят встречи его авторов с Сольским. Если сравнивать заслуги в деле утверждения российского конституционализма, то, конечно, лидеры либералов-земцев не могли составить ему конкуренции. Ещё будучи госсекретарём в Государственном совете эпохи Александра II тот уже старался обставлять заседания чем-то напоминающим парламентские прения[706]. Теперь же, в начале XX столетия, Сольский вплотную подходил к воплощению своих чаяний. В июле 1905 года состоялась его продолжительная беседа с С.А. Муромцевым (затем председателем I Госдумы); организатором встречи стал директор петербургского Александровского лицея А.П. Соломон, где московский профессор читал курс по гражданскому праву[707]. Разговор произвёл на Муромцева большое впечатление; он оценил собеседника как человека «искренно преданного делу народного представительства и достаточно просвещённого в области конституционных вопросов»[708]. Посетил Сольского и Ф.А. Головин (будущий председатель II Госдумы), следуя совету московского генерал-губернатора А.А. Козлова. Встреча полностью оправдала ожидания: Сольский долго расспрашивал о земском движении, интересовался съездами и настроениями участников, выразил своё позитивное отношение к