Шкатулка Люцифера - Наталья Александрова

– Мы с вами? – удивленно переспросила Агриппина и окинула Старыгина насмешливым взглядом. – При чем тут мы… с вами?

Она хотела добавить, что сам Старыгин не имеет к этому делу никакого отношения, они познакомились совершенно случайно, и их ничто не связывает… но опять вовремя удержалась от колкости.

Но Дмитрий Алексеевич снова неправильно истолковал ее недосказанные слова.

– Потому что никто, кроме нас, этим не станет заниматься! – выпалил он убежденно. – Что мы скажем милиции? Что нашли этот гардеробный номерок в больничной палате, к тому же – в другом городе и даже в другом государстве? И как вы думаете – что нам ответят? В лучшем случае – чтобы мы не отнимали у них время!

Агриппина хотела сказать на это, что вовсе не собирается заниматься сомнительной историей с номерком. Делать ей больше нечего, что ли! Да зачем вообще копаться в этой истории?

– А если на вас опять нападут? – запальчиво крикнул Старыгин. – Если не отобьетесь? Тогда уж спросили бы у тех бандюганов, что им нужно, перед тем как бить…

Агриппина вынуждена была согласиться, что он прав.

– Так что нам нужно выяснить, что это за номерок, а для начала – что значат эти буквы – ДКВС. И потом аккуратно наведаться в это самое ДКВС…

– А почему вы думаете, что оно… это ДКВС… вообще существует и находится в нашем городе? Может быть, это номерок из какого-то таллиннского гардероба? – Агриппине ужасно не понравился его наставительный тон.

– Нет, Таллинн отпадает! – Старыгин показал на буквы. – Буквы К, В и С присутствуют как в латинском алфавите, так и в кириллице, но вот первая буква, Д, имеет такое написание только в нашем алфавите. А в Эстонии в ходу только латинский алфавит.

Старыгин незаметно заразил Агриппину своей увлеченностью, и она больше не спрашивала, почему он вместе с ней раздумывает о загадке этого пластмассового номерка. Она тоже задумалась, что могут значить буквы ДКВС.

– Дом культуры военнослужащих… – бормотал Старыгин. – Нет, такого не существует… есть Дом офицеров на Литейном и Дом культуры военного округа… А может быть, первые буквы значат «Дом кино»? Но тогда как расшифровать остальные? ВС… ВС…

Агриппина положила перед собой листок бумаги и тоже выписывала на нем разные подходящие слова.

– Внешние связи… Встроенные светильники… Высший статус… Внутреннее сгорание… Весенний семестр… – перебирал Старыгин. – Чушь какая!

– Действительно, чушь, – согласилась Агриппина. – Вы бы еще сказали «Вареные спагетти»! И вообще – вам же нужно не две буквы подобрать, а четыре! ДКВС!

– Да, действительно… – огорчился Старыгин, и вдруг лицо его озарилось догадкой. – Ну да, как же я сразу не вспомнил! Это Дом культуры ветеранов сцены! Я ведь там даже был однажды…

– Интересно, что вы там делали? – ехидно поинтересовалась Агриппина. – Конечно, до ветерана вам не очень далеко, только тогда уж не сцены, а кисти… или чем вы там работаете?

– Кистью, конечно, тоже, но в основном – руками и головой! – кротко заявил Дмитрий Алексеевич. – Ну, короче, я собираюсь наведаться туда завтра. Уйду с работы пораньше и загляну… осмотрюсь, так сказать… разведаю на месте…

– Вы? – перебила его Агриппина. – А при чем тут, собственно, вы? По-моему, вас это вообще не касается! Это мое собственное дело, а свои дела я привыкла делать самостоятельно! И номерок, между прочим, мой, и напали на меня!

– Вот как? – Старыгин взглянул на гостью обиженно. – Да вы без меня никогда не додумались бы, что такое ДКВС! Да вы там вообще ничего не знаете! Я там, по крайней мере, бывал, можно сказать – почти свой человек…

– Ладно, – смягчилась Агриппина. – Если уж вы так настаиваете – поедем туда вместе. У меня завтра нет операций, так что я тоже освобожусь пораньше…

Кот из-за дивана негодующе фыркнул.

– Хозяин! Хозяин!

Мастер Бернт с неудовольствием оторвался от работы, повернулся, увидел Мицци.

Робкая девчонка переминалась с ноги на ногу, прятала руки под передник, как будто совесть ее была нечиста.

– Ну, что еще? – проворчал художник. – Говорил же я тебе – не беспокой меня по утрам, когда я работаю!

– Хозяин, но там пришел какой-то человек…

– Что еще за человек? Скажи госпоже, пусть поговорит с ним…

– Но этот человек желает видеть только вас, хозяин! Только с вами желает разговаривать!

Мастер проворчал что-то раздраженно, но сбросил рабочую блузу и отправился в прихожую.

Там, в полутьме, стоял какой-то незнакомый человек.

Несомненно, это был не слуга, а знатный господин – строгий черный кафтан, круглая шляпа, отороченная мехом… Но разве знатные господа ходят без свиты? Разве они ждут в прихожей, как просители?

Что-то странное было в этом человеке.

По плечам рассыпались длинные, белые как лен волосы, обрамлявшие узкое, бледное лицо. Из-под низко опущенных полей шляпы на мастера Бернта глядели непривычно светлые, холодные, как талая вода, глаза. Узкие губы краснели на бледном лице, как ножевой порез.

В этом лице было что-то притягательное, манящее, влекущее – но вместе с тем отталкивающее и отвратительное.

При всей его необычности оно казалось обыденным и будничным, как может быть обыденной смерть, страдание, болезнь… точнее – Болезнь, собирающая каждый день свою страшную жатву.

– Здравствуй, мастер Нотке! – проговорил незнакомец тихим, холодным голосом.

– Мое почтение, господин! – отозвался художник, вглядываясь в лицо своего гостя.

Он подумал, что такое лицо следует изобразить на одной из своих картин. На задуманном им изображении Страшного суда. Это – лицо грешника… Не кающегося, сломленного, побежденного грешника, а закоренелого, упорствующего в своих грехах.

Или даже… или даже Отца Зла, Отца Лжи, Сатаны…

– Мое почтение, господин! – повторил художник. – Кто вы и что вам угодно?

– Мое имя ничего вам не скажет… – отмахнулся гость. – Впрочем, меня зовут Луи Циффер, я – торговец из Брюсселя и собираюсь какое-то время провести в Любеке. Я много слышал о вас, мастер Нотке, и хотел бы заказать вам картину Страшного суда для церкви Святого Якоба…

– Негоже обсуждать такие важные дела в прихожей, – перебил гостя художник. – Позвольте пригласить вас в парадные комнаты… Там куда светлее и куда удобнее будет разговаривать…

– Не стоит! – Гость повысил голос. – У меня мало времени, и удобства меня не интересуют. Я хочу, чтобы вы обдумали мое предложение и как можно быстрее сообщили свое решение.