За борт! - Ингрид Нолль

В записях жены Герд нашел сдержанные намеки на самоубийство. Записи начинались описанием морских похорон собаки, что также можно было интерпретировать как сильное влечение пропавшей к смерти:

Сегодня после трогательной церемонии прощания пепел собаки был предан морским глубинам. Как бы и мне хотелось вот так обрести свой вечный покой! Меня завораживает картина, которую я представляю: я лежу на дне моря в окружении кораллов, и тихие волны баюкают меня легким покачиванием, а пестрые рыбки вокруг водят хороводы.

Через несколько дней Ортруд написала еще одну фразу, которая давала немало пищи для размышлений:

Она требовательно смотрит на меня всякий раз, когда я подхожу к зеркалу. Она как бы хочет сказать: не оставляй меня одну, следуй за мной. Вместе мы обретем силу, вместе мы справимся с жизнью, даже если не сможем видеться так часто. Но вместе мы могли бы и наслаждаться вечным покоем, он даст нам свободу на вечные времена.

Можно не сомневаться, что речь — о сестре-близнеце Ортруд. Тем не менее ничего, что напоминало бы прощальное письмо, в дневнике не нашли. Зато нашли еще одну запись, позволяющую заключить, что Ортруд находилась в депрессии:

Условия жизни на борту просто роскошные, но в этом-то и кроется для меня большая опасность. Я много пью, чтобы побороть отчаяние. Герд меня больше не любит, я почти уверена, что он не сможет долго противостоять попыткам сближения, предпринимаемым этой бесстыдной женщиной. Единственный человек, который всегда был мне опорой, мертв.

Герд прочитал Эллен эти строки, и Эллен мысленно поблагодарила покойную, что та не назвала ее по имени.

— Можно мне почитать весь дневник? — попросила она.

Но Герд покачал головой. Это слишком личное, сказал он, жена не рассчитывала, что в ее записи будут заглядывать посторонние, и к ее пожеланию следует отнестись с уважением. Он и сам, по его словам, испытывал некоторую неловкость, когда вчитывался в рукописные строки. Как бы то ни было, после обеда ему надлежало ответить на вопросы следователей. Поисками пропавшей занималась местная полиция. Представитель консульства должен был выступить в роли переводчика, а заодно и выяснить ситуацию с дальнейшими розыскными мероприятиями. Эллен ничем помочь не могла, поэтому Герд сам предложил ей сойти на берег, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей. Она покорно кивнула, но не решилась его напоследок обнять.

Между тем снова появилась Амалия, и матери пришлось ей поведать драматические новости во всех подробностях.

— Мама, я не верю, что ты погрузишься в траур. А уж месье Герд тем более сумеет оценить такой подарок судьбы: наконец-то он избавился от мадам Доорнкаат! Не он ли все это и подстроил?

— Как ты можешь быть такой бессердечной! — изумилась Эллен. — Смерть любого человека — это незаменимая утрата. Герд всю роковую ночь пролежал в больничной палате с подозрением на инфаркт. Надеюсь, он справится с волнениями! Теперь наша задача — поддержать его и утешить, насколько это возможно. Тем не менее он хотел, чтобы мы сегодня после обеда сошли на берег, тогда как ему предстоит общаться с полицией.

— Впрочем, я думаю, — продолжила рассуждать вслух Амалия, — что смерть человека можно констатировать лишь после того, как найдут тело. Кто знает, может, Ортруд похитил любовник…

— Ерунда, — отрезала Эллен. — Ты в детстве насмотрелась плохого кино. Ну, как прошла ночь в Сен-Тропе?

— Скучно.

И вот мать с дочерью отправились в океанографический музей, куда им порекомендовал сходить Герд. Прямо из порта они прошли пешком через ухоженный парк и дальше вверх по откосу, где над морем возвышалось здание музея. В полуподвальном этаже размещались сенсационные аквариумы. Амалия, будто околдованная, не могла насмотреться на скатов, морских черепах, на рыб-клоунов и густер, а Эллен со слезами на глазах наблюдала за акулами и пираньями, которые способны в один момент слопать человека на закуску. После того, как они перебрались на верхний этаж, где посмотрели старинные водолазные костюмы, подводные лодки, препарированных морских животных и модели кораблей, было решено сделать паузу, а для этого найти ближайшее кафе.

23

Когда мать с дочерью вошли в лифт, доставлявший посетителей в кафе при музее, в нос Эллен шибанул запах перегара. Да-а, ребенок вчера однозначно выпил слишком много, сказала она самой себе.

В кафе на самом верхнем этаже здания сидела небольшая компания, отмечавшая день рождения пятилетнего на вид паренька. Его женщины, по-видимому, его воспитательницы.

— Здесь слишком шумно, — пожаловалась Амалия, — не хочешь выйти на террасу, может, там получше? Мне жутко хочется пить.

На террасе было прохладно, но Эллен с Амалией, к счастью, захватили с собой теплые кофты. Они выбрали места и стали любоваться видом. Но тут на парапет рядом с ними уселась наглая чайка и, внимательно поглядывая то на одну, то на другую, с настойчивым и нетерпеливым видом дожидалась, когда же гостьи приступят к еде. Женщины сегодня практически ничего не ели, поэтому заказали салат нисуаз с тунцом, французские батоны и большую бутылку минеральной воды. Не успел официант принести еду, как к их столику подошли Ансгар с Валерией и, не спрашивая приглашения, подсели.

— Ну как, уже посмотрели на рыбок? — поинтересовалась Амалия.

— Невозможно долго наблюдать, как эти бедные тупоумные создания стаями шныряют туда-сюда, — поделилась впечатлением Валерия.

— В нашей новой монографии о страдающих депрессией животных обитателям зоопарков и аквариумов отведена лишь небольшая часть, — сказал Ансгар. — И все же каждому из них мы посвятили по главе. За столетия человечество добилось мизерного успеха в развитии морали, но, слава богу, хотя бы законодательно запретило рабство. Желательно, чтобы то же самое когда-нибудь было сделано и в отношении животных.

— Но ведь рыбы здесь не рабы, — возразила Амалия.

— Они здесь на правах полезных животных, которых люди эксплуатируют. Пока корова дает молоко, ее держат на привязи в хлеву. Как это еще назвать! — вставила Валерия.

— Ты бы хотела выпустить всю домашнюю скотину и зверей из зоопарка на свободу? — удивилась Эллен. — Но ведь большинство этих животных родилось в плену и не умеет добывать корм.

— По возможности их нужно осторожно возвращать к естественной дикой жизни, — сказал Ансгар. — Исключение можно сделать только для человекообразных обезьян, так как в ближайшие пятьдесят лет им грозит полное исчезновение. Наука без них не сможет обойтись, поскольку как-никак они наши ближайшие родственники. Ученые-генетики вот-вот расшифруют наши общие свойства, которых очень много, и поймут, в чем небольшие отличия между нами.

— То есть вы хотите вернуть в дикую природу даже кошек и собак? — удивилась Амалия.

— Ни за что в жизни, иначе мы лишимся куска хлеба! — воспротивилась Валерия. — Это тот случай, когда проблема в самих людях. Дело в том, что сегодня с животными обращаются совсем не так, как это было бы в естественных условиях. Возьмем, к примеру, собак. Среди них вы не встретите ни одной страдающей от депрессии. Наоборот, они совершенно довольны своим существованием. Организм собаки, которая имеет возможность регулярно поиграть с хозяином, выбрасывает серотонин, и потому животное счастливо.

Официант сервировал закуски, чайка по-прежнему терпеливо поджидала. С детским наслаждением Амалия кидала ей крохотные кусочки хлеба, которые птица ловко ловила в воздухе.

— Чайка — настоящая профи, она проделывает этот трюк не в первый раз, — сказал Ансгар, любуясь ловким животным.

Валерия не обращала внимания на забавную игру и поменяла тему:

— Не хотелось портить вам аппетит, однако меня все-таки очень беспокоит судьба Ортруд. Любопытно узнать, что они теперь предпримут.

— Насколько мне известно, всем судам сразу же был дан сигнал бедствия. К сожалению, как считает судовой врач, алкоголь существенно увеличивает опасность переохлаждения, поэтому шансов на спасение практически нет, — посетовала Эллен. — Кроме того, Герд нашел в записях Ортруд несколько пассажей, которые указывают на склонность к самоубийству.

— Дневник? — живо заинтересовался Ансгар. — Это, должно быть, очень, очень интересно!

— Если бы я собралась броситься в море, то в любом случае обязательно прихватила с собой дневник, — сказала Амалия.

— Ошибаешься, — возразила ей Валерия. — Большинство самоубийц отнюдь не желает сводить счеты с жизнью, а всего лишь не хочет продолжать жить в невыносимых лично для них условиях. Причем неизлечимо больные занимают среди них особое положение. Суицид почти всегда — это крик о помощи или, если хочешь, обвинение, и поэтому депрессивным людям важно, чтобы окружающие прочли эти обвинения, почувствовали себя виноватыми в их смерти и тем самым были бы наказаны на всю оставшуюся жизнь.