Дочка людоеда, или приключения Недобежкина - Михаил Гуськов

Старушка между тем уверенно достала из кошелки ключ и как ни в чем не бывало вошла в дверь.

„Если она чужая, зверюга ее слопает!" — решил Маркелыч, прислушиваясь.

Ни истошного старушечьего визга, ни звериного рыка не раздалось. Тем не менее отставной оперативник, памятуя о своей прошлой неудаче, на всякий случай спустился к самой двери. Если бы старушка осталась в квартире чуть дольше, все было бы в порядке, но она вышла тотчас, ведя на цепи рыжего пса в ошейнике, в левой руке она, помимо веника, держала еще и сумочку Ангия Елпидифоровича, в которой жалобно мяукала кошечка, плененная жестокой старухой.

— Ваши документы, гражданка! — заученно грозным голосом рявкнул Тимофей Маркелыч, чувствуя себя лет на двадцать моложе.

Старушка аж вздрогнула от неожиданности. Пес вырвался у нее из рук и, гремя цепью, бросился бежать на чердак.

— Чтоб тебе провалиться, старый дурак! — взвизгнула Агафья, и, страшно исказившись лицом, бросилась на милиционера.

Маркелыч почувствовал, как у него подкашиваются ноги, и, сам не зная почему, затараторил молитву, которой его научила мать:

— От ведьминого сглаза, от порчи-проказы, от беса-юдола спаси и помилуй, угодник Никола! Агафья, как только он прочитал молитву, отпрянула от него.

— Хрен старый, заговоры знаешь! — взвизгнула старуха. — Тогда на, получай!

Она взмахнула своим веником, желая нанести Маркелычу в голову смертельный удар, но тот ловко подставил под веник свою клюку, отбил удар в сторону. Веник ударил по перилам лестницы, переломив их, словно это был не веник, а секира.

— И палка у тебя из ясеня! Неужели из Ахиллесова копья? Вот старый хрыч, где ты этот посох украл? — провизжала Агафья, узнав клюку и нанося по Маркелычу веником град ударов, но тот ловко отбивал их своей палкой и даже, зацепив ручкой своей клюки сумочку, вырвал ее из рук старухи. Из сумочки выскочила черная кошка и юркнула назад, в незапертую дверь квартиры.

— Отдай сумку! Отдай сумочку, старый дуралей! Тебе это так даром не пройдет, ты у меня в огне сгоришь и в воде потонешь! Мент проклятый!

— Так ты еще и рецидивистка?! Ведьмино отродье! Я думал, вас всех советская власть повывела, а вы, значит, по чужим квартирам сшиваетесь, чужих собачек уводите. Я тебя привлеку по двести шестой! Хулиганка!

Маркелыч начал читать новое заклятие против нечистой силы, оказалось, что все, чему его научили бабки, еще когда он был мальчишкой, и о чем совершенно не вспоминал всю жизнь, всплыло в этот миг.

— Трава-мурава, расстелися, как скатерть,

От ведьмы спаси нас, Пречистая Матерь!

Агафья от этих слов забилась в истерике и бросилась бежать вверх на чердак, как слепая, натыкаясь на углы и стены. Лицо и фигура ее при этом стали быстро преображаться, и она обернулась молодой девушкой в украинском платье.

— Лукерья?! — воскликнул Тимофей.

— Тимоша! Ты меня узнал? — воскликнула дивчина.

Маркелыч от удивления Перекрестился, и это спасло его.

— Дак Лукерья-то теперь уж старуха, как и я. Ах ты, ведьма, дурачить меня взялась!

Ведьма снова стала наступать на него, принялась носиться по чердаку, созывая рати нечистой силы. Над Маркелычем закружились полчища летучих мышей, завизжали и запрыгали черные коты.

— Ты отсюда живым не вырвешься! — кричала бесовка.

— И не в таких переделках бывали. Нехай креста на мне нету, а я человек крещеный. Чем бы тебя, как черта ладаном, выкурить? Но ничего святого под рукой не было.

Тут Маркелыч вспомнил про партбилет, с которым никогда не расставался и который был для него святыней. Нащупав красную книжицу в кармане, он торжественно достал ее и, как дьяк на клиросе, начал творить партбилетом крестное знамение.

— Во имя отца, сына и святого духа! Да сгинет вся не чисть! Отрекаюсь от тебя, Сатана, во веки веков!

И сотворилось чудо: беснование на чердаке стихло. Агафья с перекошенным злобой лицом вскочила, словно в седло мотоцикла, на веник и, хотя не так быстро, как на помеле, и вовсе не с такой скоростью, как в ступе, взмыла в небо.

Маркелыч с удивлением уставился на свой потрепанный, засаленный партбилет.

Вдруг Агафья снова влетела н слуховое окно, соскочила с веника и бросилась к старому милиционеру, замахнувшись веником, который в зависимости от обстоятельств служил ей то летательным средством, то смертоносным оружием боя, и как булавой нанесла удар.

— Врешь, старый козел? На испуг меня хотел взять? — злорадно проголосила Агафья. — А у самого партийные взносы-то за последний месяц не заплачены! Так что недействителен твой партбилет! Маркелыч увернулся от веника, тяжелый удар которого сокрушил чердачную балку.

„Мать честная! Неужели забыл взносы заплатить?!" — внутренне содрогнулся от страшной мысли Побожий и тут ясно вспомнил, что платил накануне восьмого марта сразу за три месяца вперед, еще из-за этого поскупился, было, на мимозы для Лукерьи Тимофеевны, но потом, проехав почти две остановки от метро на трамвае, вернулся и все-таки купил ей веточку желтых пушистых горошин.

— Вот нечисть' Истинно нечисть, врет и не стесняется! — Маркелыч даже оскорбился на такую подлую уловку старухи и от этого рассвирепел еще больше.

— Ах, ты!.. Старая б..! — тут ветеран милиции употребил непечатное слово. — Кто это взносы не заплатил? Я не заплатил?! А вот штампом за май в твою харю поганую не хочешь?!

Побожий своим партбилетом, словно мечом, ударил по венику, выбив его из ослабевших рук бабы-яги, и наступил на него ногой. После чего сунул партбилет в карман, поднял веник и зажал под мышкой.

— Отдай веник! Отдай сейчас же веник! — чуть не плача, запричитала Агафья. — На чем же я полечу?

Агафья в бессильной ярости заметалась вокруг храброго партийца, сотрясая воздух проклятиями.

— Пошла прочь, врунья старая, — уже снисходительнее подбоченился Маркелыч. — На чем хочешь, на том и лети.

„Нет, хулиганка! Лучше я тебя в милицию сдам," — решил Маркелыч и погнался за ведьмой, но та, выхватив гребень из седых волос, выпрыгнула в слуховое окно и начала медленно удаляться по воздуху. Как известно, гребень служит ведьмам последним летательным средством, однако бабе-яге летать на гребне — это все равно что владельцу „роллс-ройса" кататься на трехколесном детском велосипеде. Такого унижения Агафья поклялась не забыть Побожему до конца его дней и в ближайшее же время отомстить ему страшной карой.

— Верою своей спасен будешь, так-то. А говорят, коммунисты от нечистого! Сами вы от нечистого! — Старый ветеран любовно похлопал красную книжицу в кармане и тут почувствовал, что кто-то так же благодарно, как он — партбилет, гладит его ногу, звеня цепью. Это был Полкан.

— Ишь ты, такую псину на цепь посадить. Даже цепь притащила, старая карга. Гипноз применять. Ну, ты мне попадешься еще!

Маркелыч отвел собаку в квартиру, снял с нее цепь с ошейником. Чтобы хозяин не догадался, что кто-то побывал в его квартире, поставил на стол сумочку Ангия Елпидифоровича, которую отнял у Агафьи, и, прихватив с собой цепь, вышел на лестничную клетку. Кошка и Полкан посмотрели ему вслед благодарными глазами.

— Надо же, — смягчился грозный милиционер, — все понимают. Побожий снова сел в засаду и стал разглядывать отнятые у Агафьи трофеи. Особенно заинтересовал его веник. Веник был как веник, из тех, что продают на любом рынке. „Как же они на нем летают? — удивился он. — У Лукерьи Тимофеевны точно такой же! — подумал милиционер. — А может, и она — того?!" — Маркелыч вообразил, как его жена летает по ночам на своем венике, но тут же, устыдившись, прогнал эту кощунственную мысль. Нет, Лукерья Тимофеевна была доброй христианкой и почти каждую неделю ходила в церковь.

Цепь была непростая, старинная. Странная была цепь. Дюкову про свою битву с ведьмой он решил не говорить. Скажет, что Побожий того, на старости лет рехнулся, и Маркелыч покрутил пальцем у своей седой головы.

Глава 18

ДРАКОНЫ МЕНЯЮТ КОЖУ

Оба Петушковых, Петушков номер один и Петушков номер два, как в матрешке заключенные в благостной оболочке Сергея Сергеевича Петушкова, вели в такси по дороге к подпольному магазину модного платья ожесточенный спор и даже подрались между собой.

— Сергей, — наставительно вещал Петушков номер два, личность более трезвая и опытная, — сейчас же вылезай из такси. Не валяй дурака. Ничего, кроме неприятностей, ты рядом с Недобежкиным не получишь. Ведь тебя же могли убить. Ты чудом остался жив. Меня дрожь пробирает! Ведь это же уму непостижимо. Тебе изрешетили сумку с книгами!

— Что ты вечно ноешь, Серега! — лихо отвечал Петушков номер один, панибратски называя своего оппонента Серегой и всячески принижая его умственное превосходство. — Ничего не случилось. Наоборот, очень даже интересно. Ты же сам мне все время твердишь: „Под лежачий камень вода не течет", а как только я начинаю действовать, сам же меня останавливаешь.