Тайна Пито-Као - Петроний Аматуни

— Значит, по-вашему, — осторожно спросил Рязанов, — во второй ампуле находятся…

— Совершенно верно: споры водоросли «Белая роза»!

— Это правдоподобно, — согласился Рязанов.

— Николай Александрович, — предложила Нина, — давайте проверим «Белую розу» как лечебное средство!

— Много нужно времени для этого, профессор? — прервал Рязанов.

— Да нет, не очень. Все дело в том, не потеряли ли своей жизненной силы споры и как долго будет расти сама водоросль.

— Где, по-вашему, можно попробовать вырастить «Белую розу»?

— Я считаю, что на Черноморском побережье, скажем в районе Адлера, можно создать благоприятные условия для развития спор… Неплохо бы Нине Константиновне самой съездить туда и начать переговоры с ботаниками.

Тверская приехала в Адлер и поселилась почти у самого моря. А некоторое время спустя на Адлерской экспериментальной ботанической станции была большая радость: споры, находившиеся более полувека в запаянной ампуле, стали развиваться…

Когда появились первые экземпляры водоросли, ботаники заявили, что этот вид встречается в нескольких местах Тихого океана, что «Белая роза» еще мало изучена, хотя у нее давно есть длинное латинское наименование, что, извлеченная из воды, она быстро гибнет. Удивление, вызванное ею у Павла Александровича Тверского, объяснялось тем, что он был врачом, а не ботаником.

Тогда по просьбе Дарсушева Нина уговорила приехать в Адлер профессора Русанова.

Русанов произвел несколько химических анализов водоросли и вызвал из Ростова Дарсушева.

— Милейший Николай Александрович, — сказал он Дарсушеву, — я полагаю, что «Белая роза» — настоящий клад для вас! В ней содержатся такие вещества, что вы в скором времени шутя будете расправляться даже с проказой. Прошу вас, ознакомьтесь с предварительными результатами.

— Я знаю их, — с нарочитой беспечностью ответил Николай Александрович.

— Не понимаю вас.

— Анализ водоросли у меня в кармане!

— В таком случае я не вижу повода вызывать меня из Москвы, отрывать от дела и вообще… Я вышел из юного возраста…

Русанов с раздражением отбросил бумаги и встал. Он был глубоко обижен.

— Вам вредно волноваться, — сказал Дарсушев.

— Ну, знаете ли, это слишком!

— Да вы успокойтесь: никто другой, кроме вас, не производил анализа «Белой розы»…

— Почему же вы утверждаете, что знаете результат?

— Просто предугадал… Вот, прошу прочесть…

Русанов взял из рук Дарсушева листок и прочел.

— Откуда это у вас? — возбужденно спросил он.

— Вам же известно, что, судя по всему, в «Белой розе» могли или должны были быть вещества, исцеляющие загадочную болезнь с острова Статуй?

— Да, да, говорите! — взволнованно воскликнул Русанов. — Я начинаю понимать! Говорите же!!

— С помощью «Сануса» мне удалось оживить возбудитель…

— Уже?!

— … изучить его. «Санус» продиктовал мне также состав исцеляющего препарата, и я…

— Да замолчите же! Предположение оказалось верным: мой анализ схож с вашим! Коллега, поздравляю вас, от души поздравляю… Ваша машина начинает свою жизнь с научных открытий!

Со слезами радости на глазах они хлопали друг друга по плечу, до боли стискивали руки и смеялись на всю лабораторию.

— Я помолодел сегодня на двадцать лет, — едва дыша, произнес Русанов. — Теперь понятно, почему не все погибли от болезни в районе острова Статуй: «Белая роза» оказалась спасительницей… Но между моим анализом и данными «Сануса» все же имеются некоторые расхождения…

— Это неизбежно, — прервал Дарсушев. — Ведь в «Белой розе» много и других веществ, необязательных для исцеления болезни, в то время как «Санус» требует лишь самое необходимое. Все же мне хочется тщательно сравнить оба результата: нет ли где ошибки?

— Если так, — сказал Русанов, — то давайте с предельной точностью повторим анализы вдвоем.

2

На итоговый опыт Дарсушев пригласил Нину и Рязанова в свою лабораторию в Ростове-на-Дону.

— Главное уже в наших руках, — сказал он. — Еще немного — и мы разгадаем тайну Пито-Као… Пройдемте в лабораторию…

Центральное место в новой экспериментальной лаборатории Дарсушева занимал сложный аппарат, точнее, целый автоматический комбинат, представляющий собой просторную камеру из толстых прозрачных плит органического стекла.

К левой стороне камеры примкнуты дополнительные «карманы» для подопытных животных. В прорези правой стенки вставлены «изоляторы» — небольшие плексигласовые ящики, куда попадает материал по окончании опытов. Ящики снабжены герметическими крышками. В верхнюю стенку камеры вмонтированы два микроскопа, из которых один может подсоединяться к киноаппарату. Все устройство рассчитано на опыты с самыми опасными микробами. Для большей безопасности по окончании опыта включается специальный стерилизующий облучатель, убивающий микробы.

Николай Александрович, любивший авиационные сравнения, назвал эту камеру аэродинамической трубой.

— По сути дела, — говорил он, — мы как бы «продуваем» в аппарате микроб или вирус и, получив исчерпывающие данные о нем, отправляем его на кладбище.

Остальным это сравнение понравилось, и опыты стали называть продувкой.

Нина и Рязанов впервые познакомились с новой лабораторией и не скрывали своего восхищения.

— У вас автоматики не меньше, чем в самолете, — заметил Алексей.

— Да, — улыбнулся Дарсушев и указал на стену: — А вот экран рентгеноаппарата, он вынесен отдельно для удобства работы; есть особый стетоскоп с радиоусилителем. Ну что ж, начнем. — Он повернулся к лаборантке: — Несите кролика.

Взглянув на часы, профессор открыл дверцу, осторожно укрепил ящик с кроликом на ленточном транспортере и наглухо закрыл «аэродинамическую трубу».

— В предстоящем опыте, — сказал Дарсушев Рязанову, — по моим предположениям, мы должны увидеть пока неизвестный нам возбудитель «во всей его красе»…

Тихо застрекотал киноаппарат, в зале погас верхний свет, камера освещалась теперь только боковыми бестеневыми лампами.

Рязанов и Нина смотрели, как тонкая длинная игла с помощью манипулятора, которым управлял Дарсушев, плавно приблизилась к уху кролика, нацелилась и на секунду впилась в одну из розовых ниточек. Зверек вздрогнул. Ритмичные звуки участились, и на экране рентгеноаппарата было видно, как крохотная струйка жидкости толчком вошла в кровеносную систему зверька. Игла неторопливо вернулась на место.

Затем Дарсушев включил особую электронную установку, и на пульте управления осветилась шкала, которой Рязанов сначала не заметил. Стрелка стояла на нуле.