Король казино - Фридрих Незнанский

Что он сказал?

Приготовься, мол. Через три минуты — огонь. Выскочили из джипа пятеро с дурами на плечах — и к ограде. Нас под дула положили.

И вы легли? — не выдержал Джалал.

Мишка и говорит, — совершенно не обратив вни­мания на слова азербайджанца, продолжал Гришуня. — Все, мол, хана. Антона жалко, но за него ваши души возьмем. Лежим, ждем.

Скоты! — выкрикнул Джалал.

И на этот раз стерпел Гришуня, лишь, повел равно­душным глазом на помощника.

Поглядел на часы. Третья минута на исходе. Про­щай, белый свет, Здравствуй, мать сыра земля... Смотрю, побежали ребята, те, что с дурами на плечах, обратно в джип. А тут и Мишка. Вставай, мол, отбой. Лыбится.

Трусливые собаки! Шакалы! — рассвирепел Джалал.

Это ты зря, — лениво обронил Гришуня. — Я понимаю, кровь горячая, южная, но зря.

Он спас нас! — закричал Фима. — Понимаешь?! Спа-ас! Григорий! Спасибо! Что твоя душа желает, го­вори, все исполню!

Налей, — кивнул на бутылку с коньяком Гри­шуня.

Выпив, он посмотрел на Джалала, покачал головой:

Недолго проживешь, парень. Уж очень горяч.

Джалал побелел. Правая его рука медленно пополз­ла за отворот пиджака.

Остынь! — приказал Тофик и протянул руку Гришуне: — Благодарю тебя, брат!

Гришуня ничего не ответил и не спеша направился к двери.

За наше спасение! — поднял тост Городецкий.

Выпили, посмотрели друг на друга и начали про­щаться. После ухода гостей Городецкий и Фишкин, оставшись наедине, задумались.

Что молчишь, Фима?

Думаю, Алик, думаю...

Может, с Павловым поговорить?

Звонил. Не отвечает.

Не замели ли его, Фима?

Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.

Та самая, бывший юрисконсульт?

Та самая.

Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?

Не все, — вздохнул Алик.

Понятно, — помолчав, догадался Городецкий. — Припомнил старую профессию.

Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!

Работа-то чистая?

Спрашиваешь! — даже чуть обиделся Фима.

Еще что?

Акции на алмазы и два пионерлагеря под Моск­вой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визиро­вать, а на алмазы я и не предлагал.

Не переживай, Фима, — успокоил друга Горо­децкий. — Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.

Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!

Документы, конечно, в прокуратуре?

А то где же? Официальная рядовая проверка.

Застрянет, — подумав, повторил Городецкий. — Слишком долга ниточка. А насчет подписи так ска­жу — не один ты умелец.

Это точно, — согласился Фима.

Как считаешь, начнут азеры?

Начнут, Алик. Им, как и Буряту, деваться неку­да. Слишком жирный кусок отрывает Бурят.

А ты тоже, «плачу-у...» — припомнил Городецкий.

Со страху чего не вякнешь? На кой оно мне все это, — повел руками Фима, — если меня самого не будет?

Ия трухнул, Фима. Секунды оставались!

Чего там, все в портки наложили...

Пронесло, и ладно, — сказал Городецкий. — Бу­рят не только у Тофика кусок отнимает, но и нас хоро­шо за вымя дергает...

И не думай, Алик! Нам с Тофиком не по пути!

Я о другом думаю, Фима... Есть две силы, способ­ные остановить Бурята. Павлов и старые крестные отцы. Калган, Шаман, Крест, Кирпич... Павлов отпадает.

Падла он! — вскипел Фима. — Посчитай, сколь­ко поимел?! А где отдача?!

Остаются крестные отцы, — не обратив внима­ния на вспышку товарища, продолжал Городецкий.

Отцы против Бурята не пойдут.

Как сказать... Отцы шума не любят.

Дорого будет стоить, Алик.

Не дороже того, что мы теряем.

Поговорить можно.

Поговори. Но после шухера.

Большой шухер будет. Чует мое сердце.

Подождем, — решил Городецкий, булькнул ко­ньяку в рюмки. — За то, что живы! Будь здоров!

Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов ма­шина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи- и...» — часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Раз­борка, — мрачно вымолвил стоявший рядом мужчи­на. — Так им, сукам, и надо!»

Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. На­сиделись». — «Понял!» — «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». — «По­нял!» — «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». — «Понял», — в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».

Понаехавшие боевики Тофика были немало удивле­ны, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся вла­дельцев, официантов, франтоватых крупье и подобост­растных швейцаров. «Где эти шакалы?! — сверкал гла­зищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощ­ник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, — частенько повто­рял он. — Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Анто­на Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабар­щину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчи­вых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неде­ля, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылыш­ки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» — «Где?» — «В квартире Джалала!» — «Когда?» — «Завтра в восемь!» — «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», — улыб­нулся Бурят.

Операция прошла без сучка и без задоринки. Бое­вики Бурята, рассредоточившись в разных местах воз­ле здания, где проживал Джалал, беспрепятственно пропустили в дом гостей, всю головку группировки Тофика Алиева, числом в пять человек, и ожидали лишь приказа для дальнейших действий. Бурят медлил, он ждал самого Тофика. Но ждал не только он. Томились в ожидании и гости, поглядывая на стол, богато устав­ленный закусками и бутылками с дорогим коньяком.

Подъехал! — раздался голос Сабира, стоящего на балконе.

Встретим шампанским! — предложил кто-то. За­хлопали пробки, полилось шампанское в высокие бока­лы. Все, как и положено при встрече с шефом, надели черные пиджаки, поправили галстуки, иные даже при­чесались. Рассчитав, что, пока шеф зайдет в подъезд, пока поднимется на лифте, пройдет не больше минуты, Джалал решил открыть дверь, не дожидаясь звонка. Гости прошли в просторный холл и, держа бокалы в руках, выстроились, словно на параде. Джалал распахнул дверь... Пятеро, стоявшие в холле, скошенные ав­томатными очередями, обливаясь кровью, рухнули все разом. Джалал, отброшенный дверью, успел вскочить, с диким ревом бросился в гостиную, где лежало ору­жие, но тут же и упал, прошитый пулями из трех ство­лов. Из лифта вышли Тофик и Ваня Бурят.

Убей меня, — сказал Тофик, глянув на окровав­ленные тела своих ближайших друзей.

Живи, — помолчав, ответил Бурят. — Если смо­жешь.

Убей, — повторил Тофик.

Подумай о живых. Срок — два часа. Мы уходим.

Хлопнула дверь, и Тофик остался наедине со свои­ми мертвыми товарищами.

Через два часа к подъездам дорогих злачных мест подкатили иномарки, из которых вышли парни, хоро­шо знакомые официантам и швейцарам. Заходили они в заведения, как к себе домой, уверенные, что встре­тят их если не цветами, то уж улыбками точно, пусть неискренними, заискивающими, но улыбками.

Лиле Федотовой не пришлось долго ломать голову над документами, изъятыми из фирмы Ефима Ароно­вича Фишкина. На память свою она никогда не обижалась и прекрасно помнила, что, будучи юрискон­сультом, не визировала бумаг ни по алмазным акци­ям, ни по судоремонтному заводу на Оке, а уж о подмосковных пионерских лагерях и говорить нечего. Но под документами-то стояла ее собственная подпись! И не на одном документе. Сколько она ни вглядыва­лась в буквы своей фамилии и знакомые закорючки, не могла ни к чему придраться, и если бы сейчас кто- либо спросил, точно ли она подписала бумаги, Лиля бы подтвердила. И она помчалась в криминалистичес­кую лабораторию. Экспертиза подтвердила фальшивость подписей, и Лиля помчалась к шефу, к Турецкому.

В кабинете, кроме хозяина, сидел Слава Грязнов.

И что? — просмотрев документы, спросил Ту­рецкий.

Хочу возбудить уголовное дело. Только что от экспертов-почерковедов. Подпись мне не принадлежит, за меня гады поработали — рисовали на документах мои подписи.