Словно распустившийся цветок - Сири Митчелл

Я устала от перечисления собственных недостатков, а потому обратилась к мистеру Тримблу. Настала очередь выставить напоказ его недостатки.

– Полагаю, вы еще не получили никаких известий от Ботанического общества о мемуарах папы?

Я ожидала уклончивого ответа и внезапного беспокойства, вызванного тем, что он наверняка забыл об этом проекте, но мистер Тримбл меня разочаровал:

– Получил, если хотите знать.

Я едва удержалась, чтобы не спросить, каков же был ответ. Когда они с отцом отправятся спать, я всегда смогу найти его сама.

– Но давайте не будем отклоняться от нашего урока, мисс Уитерсби. Вы должны научиться не высказывать свои мысли прямо и откровенно.

– То есть, сначала я должна решить для себя, что именно хочу сказать, а потом придумать, как не сказать этого? Для этого потребуются недюжинные усилия, мистер Тримбл. Как мне представляется, занятие это – крайне неэффективное.

– Неэффективность – лишь синоним слова politesse[45], мисс Уитерсби. Вот, допустим, представьте себе, что я ношу… – Окинув комнату быстрым взглядом, он потянулся за диванной подушкой и водрузил ее себе на голову. – Представьте, что вы только что были мне представлены и видите на голове у меня вот эту подушку.

– Вы сошли с ума?

– Ай-ай-ай. Так не годится. Я же только что объяснил, что нельзя высказывать вслух все те мысли, что приходят вам в голову.

– Даже я на такое не сподобилась бы.

– Вы – умная женщина, мисс Уитерсби. Уверен, что вы можете придумать и куда более остроумный ответ.

– Что же, я и теперь должна быть умной? Вы требуете от меня слишком многого.

Адмирал и отец наблюдали за нами с нескрываемой тревогой и беспокойством.

– Чтобы выжить в столовых и бальных залах Оуэрвича, вы должны до предела отточить свои умственные способности, смекалку и острословие. Иначе для городских сплетниц вы превратитесь в девочку для битья.

– Очень может быть. Но какое мне дело до того, что вы решили разгуливать с диванной подушкой на голове?

– Я пренебрегаю всеми ожиданиями высшего света, мисс Уитерсби, и потому мое поведение становится нетерпимым. Вы не можете открыто заявить мне об этом, но при этом должны немедленно поставить меня на место, иначе весь сезон будете страдать от моей дерзости и нахальства.

– На мой взгляд, ваша собственная глупость в этом случае станет вам достаточным наказанием. – А потом на меня словно снизошло озарение, и я вспомнила слова миссис Биквит, сказанные ею при первой нашей встрече. – Полагаю, что до сих пор не встречала никого, кто был бы настолько уверен в своем полном праве нарушать общепринятые нормы поведения, мистер Тримбл.

Адмирал фыркнул.

Мистер Тримбл захлопал в ладоши:

– Очень хорошо, мисс Уитерсби! Оказывается, вы не безнадежны.

Когда я впервые услыхала эти слова, то сочла их комплиментом, но теперь сообразила, что это было оскорбление. Пожалуй, я и впрямь презираю миссис Биквит.

– С вами все в порядке, мисс Уитерсби?

– Что?

– Вы чем-то расстроены?

– Нет. Полагаю, что могу смело утверждать – этот урок я усвоила накрепко. И постараюсь не забыть его.

Глава 12

На следующее утро, когда я сошла вниз и осторожно заглянула в малую гостиную, моему изумлению не было предела. Все стопки бумаг бесследно исчезли. Как и разбросанные повсюду рукописи и гранки. И даже на моем столе не было ни одного листочка!

Завидев меня, мистер Тримбл поднял голову и встал:

– Я могу вам чем-либо помочь?

– Что… что…

– Что?

– Что случилось? – И откуда у нас взялся ковер цвета бордо? И вон тот голубой стул в углу? – Я кивнула на него. – Он – новый?

– Нет, я всего лишь освободил его. Хотя выглядит он недурно. Работы Роберта Адама[46], если не ошибаюсь. – Подойдя к буфету, он открыл дверцу. – А еще я нашел вот это. – Он протянул мне жестянку с сухим печеньем. – И вот это. – Он показал мне лакированную коробочку, в которой я узнала шкатулку матери.

– Я совсем забыла о ней! – Я приняла у него из рук шкатулку.

– А еще я обнаружил высохшую мышь вон в том керамическом кувшине у дивана. Должно быть, она свалилась внутрь и оказалась в ловушке, когда сверху на него положили журналы.

Я не удержалась и содрогнулась всем телом.

– А теперь, как вы правильно заметили, у вас появился новый стул, которому можно найти применение.

– Но куда подевалось все остальное?

– Если под «всем остальным» вы подразумеваете счета, квитанции, черновики докладов и иллюстрации, то они помещены каждый на свое место.

– Куда именно?

Он взглянул на меня с таким видом, словно я отпустила неудачную шутку.

– В выдвижные ящики и секретеры, где обычно и лежат вещи подобного рода.

– Но… но… как же я теперь отыщу их?

Он поклонился:

– Предоставьте это мне. Просто дайте мне знать, что вам нужно, и я найду для вас искомое.

Меня охватила паника, когда я вновь окинула взглядом эту опрятную и незнакомую комнату. Я опустилась на стул. Со всего размаха.

Мистер Тримбл поморщился.

– Это, конечно, очень хорошо и мило, что вы разложили все вещи по тем местам, где можете сами найти их, но откуда мне знать, что счета оплачены, корреспонденция ведется, а…

– А как вы узнавали об этом раньше?

– Я просто… Я просто знала. Я помнила, что следует сделать. – И со всеми делами я управлялась, словно жонглер, держащий на пальце крутящуюся тарелку. В нужный момент, за мгновение до того, как она должна была упасть, следовал очередной толчок, и вращение продолжалось. Вот и у меня в голове постоянно крутился перечень неотложных дел, а потом память подсказывала мне заняться чем-то конкретным. – И делала то, что нужно.

– Ну а теперь очень легко узнать, что уже сделано, а что – нет. Так что вам более не о чем беспокоиться.

Интересно, как это я могу не беспокоиться, когда просто не вижу того, что должно вызывать у меня беспокойство?

– Кроме того, как вы не устаете повторять, отныне это – моя ответственность.

– Да, но это не значит, что вы можете перевернуть все с ног на голову и…

– Я категорически не согласен с тем, что перевернул все с ног на голову. Я всего лишь разложил по местам то, что было перевернуто до меня. Вами.

– Это возмутительно и несправедливо!

Мимо нас с отсутствующим видом прошел отец, направляясь к себе в кабинет, но, подойдя к нему, он надолго застыл на пороге, а потом обернулся к нам. Глаза его растерянно моргали за стеклами очков:

– Хотел бы я знать… Мне казалось… Я готов поклясться, что только вчера работал вот здесь. – И он показал на свой письменный стол.