Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин

Спускаться туда связной все же не рискнул, опасался мин. Он видел, как взрывались один за другим его товарищи, уползали прочь с исковерканными ногами, и сейчас тщательно выбирал путь. Боец прикинул расстояние. По открытому месту предстояло бежать метров тридцать. Вражеские пулеметчики могли за это время взять его на прицел, но других вариантов не оставалось.

Боец натянул поглубже шапку и перехватил поудобнее винтовку. Хороший рывок, и он преодолеет бугор, а дальше его хоть как-то прикроют кустарник и редкие деревья. Внимание штрафника привлек утонувший в бурьяне серый комок. Он присмотрелся и разглядел мертвого человека. Это показалось дурным знаком, боец заколебался. Вздохнул и, преодолевая нехорошее предчувствие, рванул вперед.

Ему казалось, он бежит стремительно, вот одолел вершину, ноги легко несут невесомое тело, он плывет, бег ускоряется, и боец уже несется под уклон. В полете не требовалось точки опоры, но связной все же пытался ее найти. Случилось непонятное, он ударился головой и рукой о землю и с запозданием сообразил, что упал.

Снайпер на склоне холма выбросил стреляную гильзу и приготовился добить русского. Тот бежал медленно, скользил в растаявшей на солнце глине, поэтому поймать его в прицел и сделать точный выстрел не представляло труда. Но тратить вторую пулю он не видел необходимости. Солдат ворочался на одном месте, не в силах сдвинуть тело, наверное, перебило позвоночник.

Связной увидел перед собой приятеля, которого полчаса назад послали с первой запиской к командиру роты. Тогда он завидовал ему, вот, мол, спасется, а оказалось, завидовать нечему. Сейчас они лежали рядом, наверное, так и останутся вместе. Повинуясь чувству долга, умирающий боец кое-как достал записку и порвал ее на клочки. Задул ветер, поднял кусочки бумаги и разнес по бугру, приклеив к липкой глине. Короткое послание состояло всего из нескольких слов: «Срочно присылайте помощь, большие потери». И подпись Воронкова.

Капитан Елхов и без всяких посланий хорошо видел обстановку. Третий и четвертый взводы, смешавшись, но без суеты быстро налаживали оборону. Второй взвод несколько приотстал, но оседлал небольшую возвышенность и вцепился в нее крепко.

Положение первого взвода было противоречиво. Он обескровлен, не способен к дальнейшему наступлению, но отвоеванная позиция казалась самой выгодной. Если ударить и захватить вторую линию траншей (там всего сто шагов), то получится крепкий узел обороны или плацдарм для будущего броска. Впереди извилистая сырая низина. Как укрепления, могут служить фундаменты нескольких хуторских домов, защищают позиции заросли ивняка и несколько тополей.

Нельзя оставлять такое выгодное место врагу. Час назад Елхов имел разговор с командиром дивизии. По его тону ротный понял, тот не слишком верил в успех, а когда штрафники заняли первую линию, оживился и потребовал дальнейшего движения вперед.

– Не с кем воевать, – возразил Елхов, существенно завышая потери роты.

Впрочем, капитан был недалек от истины. С холмов непрерывно выпускали мины, не прекращался пулеметный огонь, потери постоянно увеличиваются. Наступать всей ротой, конечно, не удастся, но ударить на левом фланге пока еще можно.

Он мог откровенно посоветоваться лишь с особистом Стрижаком. Оба пришли к выводу, надо немедленно атаковать на левом фланге как наиболее перспективном. Туда решили срочно перебросить остатки третьего, наиболее боеспособного взвода. В расположении КПП роты вышли Ходырев с помощником Сечкой и старшина Глухов.

– Здесь подождите, – сказал Елхов, – скоро Маневич сюда подойдет. Двинетесь на поддержку левого фланга, там драка предстоит.

– Разрешите заняться обедом? – спросил Глухов.

– А чего им заниматься? – удивился капитан. – До вечера сюда хода нет. Сам погляди.

С высот обстреливали цепочку раненых, двигавшуюся вдоль болота. Из-за большого расстояния стрельба получалась неточная, но цепочка потянулась от греха подальше в камыши. Раненые ломали непрочный лед и брели, расталкивая камышовые заросли.

Среди них был боец с искалеченной взрывом промежностью. Его тащили на плащ-палатке четыре человека. От холодной воды к нему вернулось сознание, он не мог заставить себя дотронуться до раненого места, знал и без этого, что там все перемолото, а от левой ноги остался обрубок. Если бы у искалеченного человека имелся пистолет, он без раздумья пустил бы себе пулю в висок. Он нашарил в одном кармане винтовочную обойму, а в другом письмо жены. Передал все это санитару, набрал в грудь воды и кувыркнулся через край плащ-палатки в холодную зеленую воду.

Его стали вытаскивать. Человек вцепился пальцами в корни травы, желая захлебнуться. Поднялась возня, на которую немедленно отреагировали с высот. Четыре мины рванули, разбрасывая метелки камыша, поднимая уродливые фонтаны воды, ила и водорослей. На поверхности озера колыхалось бурое пятно, не досчитались санитара.

Вытащили искалеченного бойца, пытавшегося свести счеты с жизнью. Он притих, трясся от холода и больше топиться не хотел. Зато не смогли извлечь санитара. Мина разнесла ему верхнюю часть туловища, оторвала голову, руки. При каждой попытке поднять останки еще больше расплывалось огромное красное пятно.

– Ладно, пусть лежит, – решил старший из санитаров. – Место не хуже другого, к весне чистые кости останутся. А ты, браток, больше не кувыркайся, бог велел жить в любом состоянии.

Покалеченный никак не реагировал, а его приятель-штрафник, улизнувший втихаря под предлогом оказания помощи, решил вернуться назад. На ротном КПП капитан Елхов безжалостно добивал старшину Глухова:

– Ты возле обедов-ужинов достаточно потерся, повоюй теперь с пулеметом. Вон, может, тебя Борька третьим номером возьмет, хотя вряд ли. Возьмешь, Боря?

– Он и сам ученый, – отводя взгляд, пробурчал Ходырев. – Сейчас оружия больше, чем людей, найдет небось, что надо. Если воевать, конечно, захочет.

Появился Маневич, которому сразу поставили задачу атаковать вторую линию траншей. Лейтенант кивал головой, просить о передышке не имело смысла. На левом фланге складывалось такое положение, либо ударить и обеспечить себе надежные позиции, либо тебя непременно столкнут.

– Что с Воронковым? – спросил Сергей.

– Сидит и ждет. Передай, чтобы никуда не спешил и находился при тебе. Выбьешь фрицев из траншеи, обещаю Красную Звезду.

– Мне лично?

– И Борьке тоже. Мы ему медаль обещали, да вот не получилось.

– Во, счастливец, – усмехнулся Маневич. – Куда ему теперь цацки вешать?

Взвод потянулся к траншеям. Переход совершили благополучно благодаря артиллерийскому прикрытию. С окраины Сталинграда одиночная батарея посылала пристрелочные снаряды. На рыжих склонах с пожухлой травой вздымались темные фонтаны и медленно опадали. Ответный огонь немцы не вели, не желая лишний раз показывать огневые точки.

Вряд ли этот обстрел являлся частью одного плана. Штрафная рота возилась пока в одиночестве. Пехотный полк на левом фланге пытался вначале тоже наступать, но длилось это недолго. Как бы то ни было, а редкие трехдюймовые снаряды помогли Маневичу довести людей до нужного места без потерь. Воронков растроганно обнял Маневича. В искренность политрука Сергей никогда не верил и сразу объявил:

– Тебе приказано оставаться здесь, – и пресекая возможные вопросы, поставил все точки. – Твое дело – политработа, я командую обоими взводами. Показывай, что имеем.

Имелось немало. Хорошая двухметровая траншея, несколько землянок, больше похожих на блиндажи, подобные строились для наших командиров батальонов и полков. В здешних укреплениях, судя по всему, обитали рядовые солдаты.

Позиции в корне отличались от временных, кое-как вырытых траншеек на высоте Деде-Ламин. Здесь были оборудованы хорошо укрытые пулеметные гнезда, имелся бронеколпак, вкопанный в землю. Ходырев с удивлением увидел добротный сортир, огороженный досками. Пустые консервные банки бросали в специально выкопанную яму. Возможно, металл потом сдавали. Вот чертовы фрицы – кругом порядок.

Богатыми оказались трофеи: большой запас патронов, ручных гранат, осветительных ракет. Оба захваченных пулемета оказались без затворов. Ходырев пожертвовал один из запасных, огневая мощь взвода сразу увеличилась. Часть бойцов обзавелись автоматами, в нишах стрелковых ячеек стояли ящики с трофейными гранатами.

Как водится, быстро расхватали трофеи, опустошили найденные бутылки с ромом и вином. Заедали мелкими баночками консервов, требушили хлеб, запечатанный в целлофан. Маневичу не понравилось, как безжалостно дырявят банки с персиковым компотом, выпивают сок, остальное давят ногами. Кутузов, пьяно посмеиваясь, тащил под мышкой объемистую картонную коробку. Маневич приказал открыть. Там обнаружились десятки брикетов медового масла.

– Куда тащишь?