Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин

С маху догнал врага и сильно ударил штыком, затем нагнулся, рассматривая блеснувшие на руке часы. Не удержавшись от соблазна, стал их расстегивать. Немец зашевелился, выдернул кисть руки и снова поднялся. Шиленков схватил его за плечи, повалил и принялся душить. Если в траншеях в центре и на правом фланге бой уже заканчивался, то первому взводу приходилось туго.

Старший политрук и два сержанта подняли людей. Один из сержантов упал сразу же, едва успели выскочить из артиллерийского окопа. Как и предполагал Воронков, бросок уже в первую минуту стоил жизни сразу нескольким штрафникам. Остальные бежали дружно, к ним присоединился весь взвод, хоть и прореженный, но еще многочисленный. Минное поле закончилось, но усилился встречный огонь из траншеи.

Бывший вор Кутузов бежал, выставив перед собой винтовку со штыком. Боец впереди свалился как подкошенный, перекатился по инерции на несколько шагов и замер. От Кутузова не отставали приятели. Воронков уже простился с жизнью и ежесекундно ожидал удара в грудь. Вокруг падали люди, но политрук оставался пока невредимый. Не отставали Азамов и Ягшиев. Вперед вырвались трое штрафников, бывших офицеров. Все трое были осуждены за отступление без приказа и собирались доказать, что они не трусы.

Офицеры ворвались в траншею первыми. Двое погибли от выстрелов в упор, третий, умело орудуя штыком, заколол пулеметчика, второй номер шарахнулся от страшного лезвия прочь и получил удар в спину. Следом прыгали остальные штрафники, растекались по траншее и вступали в драку. Воронкова выручала спортивная ловкость и хорошая физическая подготовка. Он понимал, единственная возможность выжить – это бить первому.

Не слишком умело, но очень сильно он нанес такой удар оказавшемуся перед ним автоматчику, что вместе с лезвием вошел в живот ствол винтовки. Политрук тянул и никак не мог вытянуть оружие. Вокруг него дрались прикладами и штыками, кричали, душили друг друга. Воронков едва не угодил под выстрел унтер-офицера, тот пальнул из винтовки. Обожгло щеку, но ствол отбил разжалованный лейтенант, который успел заколоть двоих врагов.

Он отогнал унтер-офицера, тот отступил и, не сводя глаз с русского, быстро передернул затвор. Два выстрела ударили одновременно, они стреляли едва не в упор, но сумели лишь ранить друг друга. Лейтенант стоял, тяжело дыша, унтер-офицер снова дергал затвор, но перезарядить оружие не успел. Кутузов заколол его штыком. Пока выдергивал лезвие, подступили Азамов и Ягшиев и приготовились еще раз добить.

– Пошли вон, – отогнал их Кутузов. Они мешали ему обшарить труп.

Первый взвод, несмотря на большие потери, сработал неплохо. Но командир и большинство сержантов погибли, возглавить людей было некому. Воронков полностью выложился во время атаки. Когда заняли передовую траншею, он приказал закрепиться и вернул бойцов, намерившихся с ходу ворваться во вторую линию.

Это можно было сделать, но из политрука словно выпустили пар, он больше ничего не хотел делать. Немедленно послал связного к Елхову, просил нового командира взвода и ожидал, когда его отзовут. Назначить на должность взводного кого-то из штрафников ему не приходило в голову, а сам возглавить взвод он никогда бы не рискнул.

Вторая линия находилась в ста метрах. Немцы, выбитые из передовой траншеи, получили приказ контратаковать и приступили к исполнению немедленно. В отличие от красноармейцев, они не шли цепями, подставляя себя под пули. Группы вражеских солдат просачивались через ходы сообщения, другие делали быстрые перебежки под прикрытием кустарника, используя низины и бугры. Их поддерживали пулеметным огнем со склонов. Многие из штрафников считали – самое трудное, лобовая атака на пулеметы, уже позади. Однако оборона в удобных траншеях оказалась непростым делом.

Из ближнего бронеколпака вел огонь пулемет «МГ-42». Очереди шли кучно, видимо, стреляли с массивного станка, поглощавшего отдачу, и пользовались оптикой. Стрелки выбирали в первую очередь ручных пулеметчиков и не отпускали их. Расчеты двух «дегтяревых», не выдержав точного огня, нырнули на дно траншеи. Третий пулеметчик продолжал стрелять, отгоняя атакующих, пока пуля не угодила ему в голову.

Теперь штрафники первого взвода огрызались лишь винтовочным огнем и торопливыми очередями из трофейных автоматов. Причем длинные очереди летели как попало, от сильной отдачи задирало стволы – автоматный огонь получался вхолостую. Это позволило одной из немецких штурмовых групп приблизиться по ходу сообщения вплотную к траншее. Они наступали умело. Сначала летели гранаты, затем расчищал путь пулеметчик, и группа делала очередную перебежку.

Граната разорвалась рядом с Воронковым. Политрук едва успел пригнуться. Боец рядом с ним бегло стрелял из винтовки, целясь в пока еще пустой ход сообщения. Соваться под пули немцы не рискнули. Из-за поворота снова полетели гранаты с длинными ручками. Боец отступить не успел, выронил винтовку и стал сползать по стенке траншеи.

Вражеский пулеметчик, выскочив из-за поворота, открыл огонь. Он приближался к траншее быстрым шагом, за ним следовали двое автоматчиков. Едва пулемет смолк, посыпались очереди из автоматов. Бойцы, столпившиеся у хода сообщения, отпрянули в стороны. Земляные стены осыпались от попаданий, разрывные пули звонко щелкали голубыми огоньками. Из жердей, скреплявших ходы сообщения, летело крошево.

Немцы уже подступали к траншее, когда, расталкивая всех, появился раненый лейтенант. Шинель он снял, шея и левое плечо были замотаны бинтами. Он держал в руках ручной пулемет и ругался то ли от боли, то ли от досады:

– Чего столпились! Ну-ка, отойди.

Смелость лейтенанта поразила всех. Он первым ворвался в окопы, чудом вышел живым из поединка с унтер-офицером в дуэли на пять шагов. Сейчас снова лез на рожон и, кажется, знал, что делает. «Дегтярев-пехотный» в его руках ударил длинной очередью. Плоский диск крутился, подавая патроны, гильзы сыпались веером. Немецкого пулеметчика сбило с ног, шарахнулись назад два солдата рядом с ним. Диск закончился, лейтенант опустил дымившийся пулемет.

– Бросайте гранаты вслед. Ты и ты, бегите к соседнему ходу сообщения. Быстрее!

Контратаку отбили. Лейтенант в одной гимнастерке трогал намокшие повязки и жаловался Воронкову:

– Ох, и ноет… сил нет. А под повязками кровь сочится. Пойду, наверное…

– Может, останетесь? – попросил Воронков. – К ордену вас представим.

– Ну, какие сейчас ордена? Дай бог, чтобы судимость сняли. Прощайте, не увидимся, наверное, больше.

– Обязательно увидимся, – бодро сказал политрук.

– Нет, – печально качал головой лейтенант. – Мне повезло, в санбате отлежусь, а ваши дела плохие.

Вокруг лейтенанта собрались несколько раненых, которые готовились уйти в тыл. Они послушно кивали головой, подтверждая сказанные слова, и нетерпеливо перетаптывались.

– Почему же плохие? – напряженно улыбался политрук.

Лейтенант стал объяснять. Вторая линия немецких траншей находится под носом, фактически нависает, как камень. Ее надо было обязательно брать, для этого имелась возможность, но сейчас уже поздно.

– Сверху ударят, прижмут вас, а те, как крысы, через ходы сообщения полезут.

– Что же делать?

– Вцепиться зубами в землю и держаться. Авось пришлют подкрепление, может, с артиллерией. Хотя где здесь пушки ставить? Их с холмов расшибут.

Слова насчет зубов в землю показались Воронкову рисовкой. Он и сам не раз повторял подобные бодрые фразы, не вдумываясь в смысл. Да и не требовалось задумываться, политрук обычно уходил в тыл, а сражались другие.

Ослабевший от ран смелый лейтенант (уже не штрафник) устало посоветовал засыпать землей и тщательно охранять ходы сообщения, соединявшие первую линию со второй.

– Держите их под обстрелом, а лучше заминируйте.

– Где я мины возьму? – раздраженно пожал плечами Воронков, которому надоели мрачные прогнозы лейтенанта.

Раненые потянулись в тыл, а политрук отправил к Елхову второго связного. Кроме просьб о подкреплении, он жаловался, что погибли командиры отделений, командовать некому, а также просил прислать сапера для минирования ходов сообщения.

Связной свернул записку, сунул ее за подкладку ушанки и поспешно отправился исполнять поручение. Политрук не казался ему надежным командиром, людей во взводе осталось немного. Позиции вовсе не внушали доверия и вдавались клином во вражескую сторону. И хотя у подножия холмов немцы сосредоточили не так много сил, воевать в окружении с двух сторон казалось безрассудством.

В ста метрах впереди находилась вторая линия траншей, в которой наблюдалась постоянная возня. Фрицы наверняка нанесут контрудар, и это случится в ближайшее время. Поэтому связной спешил. Перед глинистым бугром остановился, раздумывая, перемахнуть его бегом либо обойти вдоль извилистого овражка, где росли кусты ивняка и небольшие тополя.