Зазеркалье - Кристина Генри

Он пробежал пальцами по сияющим серебром пуговицам нового жилета, пытаясь не чувствовать вины за его покупку. Что тут плохого, если ему хочется выглядеть нарядным, а не оборванцем? Когда он явился домой в обновке, Бесс чуть уши ему не сожгла, так орала о том, что кормит его, проглота, столько лет, а он, вместо того чтобы возместить ей расходы, корчит из себя павлина.

«Павлина, – с презрением думал он, пробираясь по лабиринту улиц и переулков к бойцовскому клубу. – Я не павлин. Павлины – это те богатеи, пижоны из Нового города, с каретами, тросточками и намасленными зализанными волосами. Я не павлин».

Он шел, кивая на приветствия многочисленных соседей, лавочников и шлюх, шулеров и бандитов, обитателей его квартала, которых он знал как свои пять пальцев. Он вырос здесь, на этих улицах, среди этих людей, и как они, был отребьем, грязью, пятнающей Старый город.

«Был грязью, и всегда буду грязью, и горжусь этим».

Никогда Николасу не стать кем-то другим, да он к этому и не стремился. Ему только хотелось быть свободным, а деньги означали свободу – свободу иметь собственную крышу над головой, чтобы приходить и уходить когда пожелаешь. Свободу покупать, что хочешь и когда хочешь.

А он хотел – новую одежду, и неразбавленный виски, и стейк на столе каждый вечер, настоящий стейк, а не жалкие ошметки из самой дешевой мясной лавки.

Чтобы попасть в бойцовский клуб, ему пришлось перейти на «красные улицы». В этом районе Старого города каждым дюймом заправлял тот или иной главарь, и они сражались друг с другом за первенство. Некоторые кварталы переходили из рук в руки по два-три раза в день, с зависимости от превратностей «войны» или появления третьей стороны, решившей воспользоваться неразберихой.

Обитатели «красных улиц» сидели тише воды ниже травы и безропотно платили десятину тому, кто был у власти на текущий момент. Под тем или другим боссом жизнь текла не лучше и не хуже, а вариант переселения даже не рассматривался. Те, кто управлял Новым городом, никогда бы не позволили мусору Старого пачкать их мостовые, а пространства в Старом городе, заключенном, как в тюрьму, в сияющее серебристое кольцо Нового, было не так уж и много. Кроме того, что толку перебираться с одной улицы на другую? Там тоже заправляют бандиты, а что другие, так то без разницы.

Николасу было все равно, где ходить, по «красным улицам» или нет. Он уже завоевал репутацию отличного бойца, и мало кто осмелился бы заступить ему дорогу, а он ясно дал понять, что не собирается продаваться ни одной банде. Оказаться под пятой какого-нибудь головореза – нет, совсем не так он представлял себе свободу.

Бойцовский клуб располагался в подвале борделя. Кому-то (только не жителям Старого города, конечно), возможно, это место могло бы показаться странным для клуба – тому, кто не знал, что больше половины зданий на «красных улицах» являлись публичными домами. Вид полуодетых женщин с алыми улыбающимися губами и жесткими взглядами был столь обычен, что Николас почти не обращал на них внимания.

Он торопливо спустился по каменным ступеням к деревянной двери, дважды постучал, и грубый голос за дверью рявкнул:

– Чего надо?

– Это Николас, – ответил он.

Дверь распахнулась. Пайк, швейцар-вышибала, крякнул, впуская Николаса, и проворчал:

– Босс хочет тебя видеть.

Николас замедлил шаг. Немного. Обычно, когда босс, некто Дага-Дэн, здоровяк с изувеченным ухом и тремя отсутствующими зубами, хотел тебя видеть, это не означало – для тебя – ничего хорошего.

Дагу-Дэна звали так не потому, что он очень любил холодное оружие (как можно было бы предположить с учетом такого прозвища), но потому, что кулаками на ринге он работал особенным образом. Он бил ими так резко, что его противникам казалось, будто их беспрестанно пыряют ножами. Было также общеизвестно, что Дэн охотно пускает эти кулаки в ход, вызывая к себе кого-то из мальчиков. «Мальчиками» Дэн называл всех, даже дряхлых старикашек, не способных больше драться и околачивающихся в клубе, играя в криббидж[1].

Но Николас вроде как не совершал никаких проступков и не помнил за собой никаких провинностей. Проступки и провинности бывали разные – ты мог плохо драться (плохой бой приносит меньше денег), или отказаться от боя без четкого согласия Даги-Дэна, или прикарманить себе долю Даги (тот брал процент с выигрыша, потому что организовывал бои), или… ну и тому подобное.

В общем, если ты приносил Дэну меньше денег, чем он рассчитывал на тебе заработать, случайно или намеренно, тебя вызывали к нему и доходчиво объясняли, почему в будущем тебе следует решительно пересмотреть свои действия.

Однако никаких таких грехов за душой Николаса не было, поэтому он просто кивнул Пайку и, почти что не волнуясь, проследовал в клуб.

Пайк сидел перед самым входом, в чем-то вроде прихожей. Здесь не было ничего, кроме деревянного табурета, на который мог взгромоздиться вышибала, да крючка для его пальто и шляпы. В прихожей всегда клубился дым, потому что Пайк беспрестанно курил, сворачивая следующую папироску еще до того, как та, что свисала с его губы, догорала.

Сразу за постом Пайка, за вечно открытой дверью располагалось основное пространство клуба. Тут размещалось три ринга для тренировочных боев, всегда занятые бойцами и зачастую окруженные наименее амбициозными из них, делающими ставки на своих фаворитов. Через равные промежутки торчали мешки с песком, специально установленные для тех, кто хотел поразмяться, пока ринги заняты. Повсюду стоял резкий запах застарелого пота, крови и пива – большинство бойцов пили пиво между боями, поскольку чистота воды оставляла желать лучшего. Остальную часть помещения занимали столики, за которыми сидели престарелые бойцы, проводящие время за играми, не требующими применения кулаков.

«Я никогда не стану одним из них, – подумал Николас. – Когда я закончу драться, я займусь чем-нибудь другим, но ни за что не сделаюсь старикашкой, цепляющимся за последние лучшие дни своей жизни».

Несколько бойцов окликнули проходившего мимо Николаса, и он тоже весело поприветствовал их, ничем не выдав своего (весьма незначительного) беспокойства, ворочающегося где-то внизу живота. Все ребята занимались своими делами: колотили мешки или боролись на тренировочных рингах.

Однако львиная доля тренировок проходила вне клуба, поскольку единственное – и лучшее – качество, в котором нуждается любой боец, это способность оставаться на ринге как можно дольше. На арене нет никаких правил, за исключением одного: если один из дерущихся сбил противника с ног и противник