Мечты Энни - Маурин Ли

Энни не могла сдержать улыбку, услышав фразу «глянем кино». Ее подруга говорила на слэнге с тех пор, как начала учиться в колледже искусств. Теперь, обращаясь к мужчинам, она использовала слово «парни», а вместо «вроде» говорила «типа».

Поцеловав подругу в щечку, Сильвия сказала: «Бывай, Энни» и легкой походкой ушла, растворившись в толпе. Энни смутилась. В поведении Сильвии появилось нечто новое.

Поднимаясь по лестнице в свой офис, расположенный на третьем этаже, Энни поравнялась с приемной, где мисс Хунт, секретарь мистера Грейсона, младшего партнера фирмы, как раз разговаривала по телефону. Она положила трубку и многозначительно взглянула на часы.

Энни, просунув голову в дверь, заглянула внутрь.

— Мистер Руперт сказал, что мне полагаются дополнительные пятнадцать минут. Я задержалась во время перерыва.

Мисс Хунт дольше остальных сотрудниц работала на своем посту. Эта высокая худощавая дама практически срослась с кардиганом и джемпером пастельных тонов, которым она отдавала предпочтение. Ее голову венчала химическая завивка. Частенько мисс Хунт становилась мишенью злых шуток сотрудников офиса, о чем, как очень хотелось бы надеяться Энни, не имела ни малейшего понятия. Большую часть своей сознательной жизни мисс Хунт провела, спеша удовлетворить любой каприз Арнольда Грейсона. Она ходила по магазинам, причем в фирме поговаривали, что она покупала ему даже нижнее белье. От его имени она посылала подарки его жене и детям на день рождения, договаривалась насчет его отпуска, даже оплачивала счета своего босса. Не раз люди видели, как она, опустившись на колени, завязывала Арнольду Грейсону шнурки.

Впрочем, за пределами его кабинета мисс Хунт была совершенно другим человеком. Она присматривала за остальными женщинами-служащими, которые не понаслышке знали, какой острый у нее язык. Тем, кто проводил слишком много времени, сплетничая в дамской комнате, могло очень сильно не поздоровиться.

Узкое желтоватое лицо мисс Хунт исказилось в некоем подобии улыбки, когда Энни заговорила с ней.

— Я просто подумала, что опаздывать не в вашем стиле, мисс Харрисон. Скажите, а та девушка, что зашла за вами, ваша подружка?

— Да, ее зовут Сильвия. Но ведь в том, что она приходит, надеюсь, нет ничего предосудительного?

— Ну разумеется. Выглядит она, конечно, шикарно! — мечтательно произнесла мисс Хунт, словно и сама была бы не прочь оказаться на ее месте.

— Она учится в колледже искусств, — сказала Энни, словно это все объясняло. Хотя сама она не могла бы с уверенностью сказать, была ли Сильвия представительницей богемы, экзистенциалисткой или хиппи.

— Мы просто обедаем вместе по средам, когда у нее «окно».

Возвратившись к рабочему столу, Энни бегло просмотрела записную книжку, предназначенную для выполнения стенографических записей, обнаружив там всего два небольших письма. Она быстренько напечатала их на машинке и положила в папку, лежащую на столе мистера Руперта, чтобы он, вернувшись в офис, смог подписать бумаги вместе с теми, что она уже напечатала сегодня утром, а затем смахнула сигаретный пепел с кожаного верха. К тому времени, когда стрелка часов показала половину третьего, Энни больше нечем было заняться. Ей нужно было забрать работу из машинописного бюро, чтобы заполнить время делами перед тем, как появится ее босс, однако сегодня у Энни не было настроения изображать из себя образцовую секретаршу.

Она опустила подбородок на руки, сложив их ладонями вниз на пишущую машинку. Ей ужасно не хотелось переезжать из отеля «Гранд», тем самым расстраивая Сиси, но нужно было считаться с Мари. Сестра Энни жила неподалеку от дома тетушки Дот, приглядывая за хозяйкой — пожилой женщиной, которой с каждым днем становилось все хуже, и Энни терзало не покидавшее ее ощущение вины, замешанное на чувстве ответственности за сестру.

В офисе мистера Руперта зазвонил телефон. Энни взяла трубку у себя в комнате, чувствуя себя при этом очень важной персоной, и договорилась о встрече звонившего с ее боссом на следующей неделе.

Внезапно откуда-то снизу послышался громкий крик:

— Роза, Ро-о-за! Мистер Бунион и его посетитель сию же минуту желают чашечку чая.

— Вообще-то у меня всего лишь одна пара рук. Постараюсь как можно скорее, — ответил кто-то сиплым голосом.

Было слышно, как Роза, в чьи обязанности входило подавать чай, сердито гремела посудой на кухне. Эта женщина, которой скоро должно было исполниться восемьдесят лет, поистине была лучом света в унылой атмосфере, которая царила в компании «Стикли и Пламм». Она без колебаний высказывала в лицо то, что было у нее на уме. «Если кому-то что-либо во мне не нравится, то самое страшное, что они могут сделать, это уволить меня», — гордо говорила она.

Энни вернулась к своим грустным мыслям.

…Покинув песчаный пляж, она побежала в отель «Гранд», чтобы попытаться перехватить Бруно, который именно в это время должен был везти домой Мари, однако проносящиеся мимо машины казались ей одинаковыми. А что, если он уже высадил Мари в конце Орландо-стрит?

Бруно как раз собирался отъезжать, когда Энни, пошатываясь, подошла к машине. Она бросилась на капот, и «мерседес» резко остановился, с визгом затормозив.

— Ради бога, Энни! — воскликнул Бруно раздраженно. — Ты что, решила покончить жизнь самоубийством?

Она пыталась объяснить, но язык отказывался ей повиноваться. Казалось, ни в одном словаре не нашлось бы слов, способных описать то, что она только что увидела.

— Мои мама и папа… — прохрипела Энни, и это было единственное, что ей удалось выдавить из себя.

Она стояла, холодная как ледышка, и вся дрожала. Даже когда Бруно стал трясти ее за плечи, она все еще не могла говорить.

Затем вышли Сиси и Сильвия и повели ее внутрь. Решительным тоном Бруно сказал:

— Оставайся здесь, Мари.

После этого он сел в машину и уехал.

Сиси сделала чашку чая.

— А может, капельку виски? — предложила она, однако Сильвия сказала испуганным голосом:

— Энни недавно попыталась выпить виски, и ее затошнило.

Мари выглядела очень напуганной.

— Что случилось, сестренка?

Энни распахнула руки, и сестра упала в ее объятия. Наконец она снова обрела дар речи.

— Они мертвы, Мари. Наши мама с папой мертвы.

Сиси удивленно вскрикнула.

— Упокой, Господи, их души. — И с этими словами она перекрестилась.

— Дело в том, что, — всхлипывая, продолжала Энни, — это все моя вина. Я убила их. Они не захотели прийти на выступление, и я наговорила им массу отвратительнейших вещей.