Эволюция личности - Михайи Чиксентмихайи

Более того, все конституции можно свести к нескольким прототипам, таким как Великая хартия вольностей, французская Декларация прав человека и гражданина, конституция США, первая советская конституция 1918 года. Изначально конституционные коды создает народ, выражая в них свое сознательное намерение. Однако в письменном виде они обретают собственное существование по мере того, как в дальнейшем юристы пытаются расшифровать их смысл и применить их к новым обстоятельствам. Местные законы, управляющие судьбами людей, возникают как продолжение этих текстов. С какого момента слова на бумаге становятся важнее живой воли народа?

История коммунизма — ярчайший пример той легкости, с какой идеи отодвигают людей на задний план. Маркс сформулировал периодически возникающую утопическую идею{98}, привлекавшую людей с древнейших времен: веру в то, что мужчины и женщины могут жить в мире без конфликтов, эксплуатации, свободно реализуя свой личный потенциал. От более ранних мыслителей Маркс отличался тем, что представил утопические чаяния как научные выводы из исследований предшествующей истории, утверждая, что неизбежные законы материалистического детерминизма со временем создадут рай на земле. И что единственное условие этого блаженного состояния — ликвидация частной собственности, требующая, в свою очередь, переходного периода революции и диктатуры пролетариата. Что ж — не слишком высокая плата за искоренение важнейших жизненных проблем!

Идеи Маркса опьянили умы людей в век, крайне серьезно относившийся к науке — и даже лженауке. Энгельс, а затем Ленин и множество псевдонаучных идеологов стремились добавить доктрине диалектического материализма убедительности, отыскивая параллели эволюционным процессам в истории человечества. За мемы коммунизма как за последнюю надежду ухватились люди всего мира, страдавшие от энтропии и не способные изменить свою жизнь: фабричные рабочие без будущего, отпрыски богатых семейств без жизненной цели, амбициозные, но разочарованные интеллектуалы, угнетаемые крестьяне Азии.

С коммунизмом случилось то, к чему всегда приводит победа мышления, принимающего желаемое за действительное. В основанные на марксистских идеалах организации немедленно проникли паразиты-имитаторы, которые сразу избавились от своих наиболее идеалистичных товарищей. Основополагающие гуманистические принципы коммунизма в конце концов послужили оправданием уничтожению миллионов сопротивлявшихся коллективизации крестьян, деятелей искусств, предпочитавших говорить правду, а не зубрить постановления партии, солдат, отказывавшихся подчиняться бюрократам, ученых, ставивших факты выше идеологии, и других невинных людей. Нечасто в истории такое небольшое число мемов настолько бессмысленно убивало так много генов.

В наши дни умы людей больше подвержены вторжению экономических, политических и научных мемов, потому что обещания экономики, политики и науки улучшить жизнь пользуются теперь наибольшим доверием. В прошлом этим занималась религия, и религиозные мемы долго жили в человеческом сознании, иногда помогая, а иногда мешая эволюции перейти на новые, более сложные ступени. Десять заповедей иудеохристианства — один из примеров культурных предписаний, развившихся до попытки формировать поведение человека.

Еще один пример подобных предписаний — идея греха в христианстве. Семь смертных грехов ведут к вечному проклятию, и многие века это было мощным сдерживающим фактором психической энергии верующих. Цель этих предписаний — заставить нас не обращать слишком много внимания на наши естественные цели, такие как пища, деньги и секс. Подобные инструкции отлично помогают перенаправить энергию с инстинктивных целей на более сложные и неоднозначные задачи. Препятствование удовлетворению инстинктов с этой целью свойственно и христианству, и почти любой другой религии или нравственной философии. Но, как и с марксизмом, проблема возникла, когда в организации, основанные на идеалах христианства, проникли паразиты: хранители священных мемов стали использовать угрозу вечного проклятия, чтобы эксплуатировать свою паству и строить себе дворцы и сады наслаждений.

Еще одна огромная категория очень быстро размножающихся мемов — потребительские товары. Человеческий род особенно подвержен вторжению материальных мемов, но не столько из-за предоставляемого ими комфорта, сколько потому, что, как говорилось в главе 3, объекты и видимое потребление являются явными символами расширения личности. У человека, рассматривающего принадлежащие ему вещи, возникает иллюзорное ощущение собственной значимости. По утверждению археологов, единственное практическое назначение самых первых металлических предметов — медных нагрудников, церемониальных бронзовых кинжалов, тяжелых ожерелий, созданных нашими предками около десяти тысяч лет назад, — привлекать внимание к своим владельцам, чтобы благодаря восхищению соплеменников они чувствовали, как расширяется их эго. Однако очень скоро люди поняли, как легко потратить жизнь на бессмысленное и бесконечное накопление собственности, пойдя на поводу у собственного эго.

Отчасти по этой причине почти все культуры приняли законы, ограничивающие потребление{99}, в попытке регулировать все возрастающие затраты на предметы роскоши. Так, в 1675 году в Коннектикуте арестовали 38-летнюю женщину — за то, что на ней было чересчур экстравагантное платье, и 30 мужчин — за ношение одежды из шелка. Почти в то же самое время в Венгрии представителям низших классов запрещалось пить кофе после еды, а также подавать на свадьбе паштет и торт.

Однако гарантировать соблюдение законов, ограничивающих потребление, невозможно. Если человек захочет, он всегда найдет способ приобрести доступный ему предмет роскоши, и не потому, что сделается от этого счастливее, а потому, что разум легко соблазняется редкими и дорогими вещами.

Всем известно, что современные автомобили обновляются ежегодно, но при этом их принципиальное устройство не менялось со времен Оливера Эванса, построившего почти двести лет назад паровой двигатель мощностью в пять лошадиных сил. Сегодня трудно даже представить иной способ передвижения: инерция мема настолько сильна, что куда легче вообразить уничтожение рода человеческого, чем автомобиля. Исключительная устойчивость основополагающей формы и быстрая смена индивидуальных вариаций типичны для эволюционного развития в целом. Могут ли GM и Toyota не предлагать каждый год новые модели с самым современным арсеналом электронных гаджетов? Конечно, нет. Без инноваций их продукция перестанет продаваться, и вскоре они окажутся не удел. Производители автомобилей — всего лишь средства для размножения мема «автомобиль».

Как и в случае других видов зависимости, сначала машина дарит позитивные ощущения. Она дает чувство свободы и силы, гордость обладания дорогим механизмом. Однако идея владения автомобилем может занять в сознании слишком много места. Мы перестаем использовать ее и сами превращаемся в объекты использования. Мы беспокоимся о выплатах, обслуживании автомобиля, страховке, вандалах, авариях и т. п. и, таким образом, отчасти утрачиваем контроль над сознанием. А тем временем машин становится все больше, так как они открыли в человеческом разуме богатую питательную среду для размножения. Модели 2000 года породят модели 2001 года и т. д. и т. п., в точности, как у дрозофил.

«Автомобиль» — один из наиболее удачно адаптировавшихся технологических мемов. Еще один такой мем — это «дом». Убежище, безусловно, необходимо для выживания, однако дома, в которых мы живем, существуют скорее благодаря эволюции мемов, чем ради обеспечения нашего комфорта и благополучия. Проехав через богатое предместье, вы обнаружите невероятное скопление призраков жилищ прошлого, перенесенных в Америку настоящего. Прибрежное шоссе от Сан-Диего до Лос-Анджелеса почти на всем своем протяжении пролегает через жилую застройку. Начинается она сотнями домов-близнецов в стиле Тюдоров, за ними следуют «миссионерские ранчо», затем — швейцарские шале с приклеенными к стенам фанерными ставнями и небольшие южные усадьбы, среди которых встречаются впечатляющие образцы архитектуры в стиле королевы Анны, федеральном, модерн и постмодерн. Слуховые окна, которые украсили бы шестиэтажный многоквартирный дом на парижском бульваре, делают визуально ниже ряды двухэтажных домов, поддельная «вдовья дорожка»[10] венчает коттеджи-«солонки»[11]. Трудно понять, почему эти образы прошлого имеют такую власть над нашим сознанием, почему мы готовы платить бешеные деньги за то, чтобы позволить давно отжившим домам обзавестись потомством, и отчего люди XX века хотят прожить в них остаток своих дней.