Смерть по сценарию - Татьяна Столбова

Мой взгляд его не смутил, а рассмешил. Он с улыбкой качнул головой, сунул в карман моей куртки шуршащую бумажку, повернулся и ушел. Через несколько секунд его красивое темно-зеленое пальто мелькнуло в редкой толпе у входа в метро и пропало совсем.

Больше удивленная, чем обрадованная, я медленно шла к метро. По своей привычке анализировать любую происшедшую со мной ерунду я обдумывала странный поступок этого типа до тех пор, пока меня не осенило: он решил, что я — некая разновидность бомжа! Хоть и неплохо одетая, но добывающая себе на пропитание из мусорных бачков. Ведь я рылась в урне, искала записную книжку... О Боже!

Так воскликнула я, сходя с эскалатора. А шагнув в вагон, повторила с досадой: «О Боже!» Добрый дяденька новый русский проявил заботу о нищенствующей молодежи...

Я втиснулась между двумя толстенькими бабульками и, прижав к себе сумку, уставилась в свое искаженное отражение напротив. Морда лица показалась мне достаточно неприятной. В стекле, как в кривом зеркале, я видела чрезмерно вытянутый лоб, крошечный подбородок и растянутый рот. Я, как какой-нибудь Карлик Нос, грустно созерцала собственный портрет, созданный злой волей колдуньи...

Фантазия унесла бы меня очень далеко, но тут вагон дернулся и остановился. Карикатура снова исказилась. Теперь я выглядела еще страшнее. Тогда я встала и прошла к дверям.

Благодаря этому маленькому инциденту я снова занялась самокритикой. На сей раз я обвиняла себя в том, что неверно восприняла жест доброй воли со стороны нового русского, подарившего мне десять долларов. Спасибо надо было сказать, а не ворчать и не дуться.

Я достала из кармана бумажку и посмотрела на нее с любовью и удовлетворением. Для меня это — куча денег. Теперь я могу жить как королева целых три дня. Я буду покупать себе пиво, чипсы, мороженое, подарю Пете новый блокнот взамен того, что я у него стащила на прошлой неделе, а Люсе — новую блузку взамен той, которую я у нее стащила позавчера. Мадам куплю какую-нибудь интересную книжку в букинистическом, Саврасову... Саврасову тоже книжку. Еще куплю килограмм грильяжа — половину отнесу домой, а половину — к Мадам и попрошу ее, чтоб спрятала от Пульса. Денису куплю...

Мечты мои простирались как минимум на пятьсот долларов, а не на десять. Пришлось их умерить. На Дениса, пожалуй, уже не хватит. На Люсю, Саврасова и Мадам — тоже. Хватит только на грильяж, блокнот и пиво. Ладно, обойдусь без пива, а грильяжа куплю граммов триста. В этом случае без подарка останется кто-то один...

Нет, все равно не хватает...

Но мысль сделать подарки Мадам и Саврасову показалась мне столь удачной, что ч решила ее обязательно осуществить. Петя пока прекрасно обходится без блокнота — пользуется моей старой, не до конца исписанной тетрадкой по истории. А Люся вообще не заметила пропажи блузки. Когда заметит — скажу, что утащил кот Кулек или Петя гладил ее и нечаянно сжег, да мало ли что могло случиться с ее блузкой. Новую куплю ей с зарплаты.

Таким образом, у меня хватало денег на две хороших книжки и на день разгула.

Вполне довольная собой (все-таки я провела сегодня большую серьезную работу по самокритике) и своим новым положением богатой дамы, я вышла из метро на ближайшей станции и отправилась в обменный пункт. До встречи с Пульсом осталось часа два, поэтому пойду в бар и начну кутить...

Я прокутила сто рублей. Сыграла с каким-то квазимодой партию в бильярд (по чистой случайности проиграла), выпила бокал пива и съела большую пиццу. Потом поехала на «Маяковскую».

На улице снова было холодно. Дул резкий, хотя и не сильный ветер, менявший направление каждую минуту. В потемневшем небе моргали редкие крошечные звезды. Сверху сыпалась мокрая гадость, непохожая на снег и совсем непохожая на дождь. Что-то вроде маленьких мертвых лягушек.

Я встала к подножию памятника, огляделась. До восьми еще оставалось двадцать минут. Кроме меня, Маяковского подпирала странная особа неопределенного возраста, в черной косынке и с хозяйственной сумкой. У меня возникло такое чувство, что я ее где-то видела. Мы покосились друг на друга с неприязнью и отошли в разные стороны. Она встала к ботинкам поэта, а я к его боку.

Минут через пять я замерзла. Подошел высокий парень, попросил закурить. Я сразила его таким взглядом, что он предпочел уйти. Вот наглость! Неужели я произвожу впечатление курящей девушки? Он бы еще стакан у меня попросил и пять рублей на бутылку. Возмущенная, я достала из кармашка сумки сигарету, зажигалку и закурила.

Затем подошел милиционер, козырнул и спросил, который час. Я ответила, с подозрением всмотревшись в его лицо. Уж не Сахаров ли подослал шпиона? Боюсь, скоро у меня разовьется мания преследования...

Я уже продрогла; на моих часах было без трех минут восемь, а Пульс все не появлялся. Глазами я искала в толпе у метро его длинную сутуловатую фигуру, несколько раз обозналась, принимая за него других, отходила от памятника, убеждалась в ошибке и возвращалась обратно... Так же вела себя моя соседка в черной косынке.

Пять минут девятого. Пульса нет. Может, он стоит в арке на другой стороне и смотрит на меня? А смысл? Что он, раньше никогда меня не видел?

Десять минут девятого. Скоро Петя позвонит Мадам, узнает, что я давно ушла, и начнет беспокоиться. Но у нас с ним договор: если я задерживаюсь после десяти, то звоню ему и предупреждаю об этом. Сейчас еще рановато... Пусть начинает беспокоиться часа через полтора. Хотя полтора часа я тут стоять не собираюсь.

Восемь часов восемнадцать минут. Все, жду еще минут десять и ухожу. А завтра выскажу Пульсу все, что о нем думаю. Ног уже не чувствую. Холод кажется морозом, а мертвые лягушки, падающие с неба, — живыми жабами.

Моя соседка тоже не дождалась — медленно-медленно пошла в сторону метро. Я бросила взгляд ей вслед и отвернулась. Потом посмотрела снова... Не может быть... А почему бы и нет?

Я двинулась за ней. Ее куртка была для меня как маяк. Именно куртка. Потому что она была черная, кожаная, с красной вставной полосой на спине. Косой полосой...

Сколько может быть в Москве таких курток? Сто? Двести? Тысяча? Я лично не видела ни одной. Только у малолетнего хулигана Брыльникова.

Женщина оглянулась. Я вовремя сориентировалась и перешла на тротуар, ускорила шаг. Теперь мы шли параллельно. Она меня не замечала.

В метро я смешалась с толпой, но ее из виду не выпускала. Красная косая полоса маячила передо мной, отклоняясь то влево, то вправо. К счастью, женщина не торопилась, и у меня была отличная возможность выследить ее.

Я не задумывалась о том, что буду делать, когда она подойдет к своему дому. На месте соображу. А пока меня волновала одна мысль: та это куртка или не та? Конечно, вероятность того, что именно эта дамочка позвонила в дверь Толе и удрала, весьма мала. Но я не хотела упускать даже крохотного шанса.

В вагоне было полупусто. Я испугалась, что теперь-то она меня точно углядит, но она была погружена в свои мысли и вокруг не смотрела. Тут я вдруг подумала, что она ведь тоже никого не дождалась у памятника Маяковскому... Мой крохотный шанс стал чуть больше: а что, если она ждала как раз меня? То есть не меня, а Мадам. Но при чем тут тогда Пульс?

Без десяти минут девять мы вышли из метро. Меня начало трясти. Не от холода. Его я уже не ощущала. Просто мы направлялись к Мишиному дому! Совпадение?

Это было не совпадение. Она вошла именно в Мишин подъезд. Я встала на улице и стала смотреть на окна. Минуту спустя в одном окне на третьем этаже вспыхнул яркий свет.

Прочь все сомнения! Я развертываю знамена и бью в барабан! Иными словами, играю в открытую.

Пулей влетев в сырую зябкую дыру подъезда, перепрыгивая через две ступеньки, я поднялась на третий этаж. Звонок висел на проводке. Я надавила на красную кнопку. Раздался гнусный резкий писк. Потом шаги...

Шаги были осторожные. Если бы я не прислушивалась, я бы их и не услышала. Они замерли у двери.

Я позвонила еще раз.

Тишина. Мне казалось, что я чувствую ее дыхание у замочной скважины. Мне повезло, что в двери не было глазка. А может, наоборот, не повезло. Она бы посмотрела, увидела невинное создание и спокойно открыла бы дверь. А так, наверное, боится бандитов.

Надо подать голос. Все равно не откроет, так чего мне терять?

— Гражданка, — сказала я таким нежным голосом, что сама удивилась. — Откройте, пожалуйста.

За дверью раздалось тихое утробное рычание.

— Откройте, — повторила я еще нежнее, хоть это и казалось невозможным. — Будьте так добры.

Рычание перешло в стон. Я уже поняла, что имею дело с особой, мягко говоря, неадекватной. Чего стоила одна ее черная, рваная на затылке косынка. Наверное, именно эту женщину имел в виду участковый Вася Алексеев, когда рассказывал, как одна психопатка с третьего этажа делала ему призывные знаки, а после грязно приставала. На нее похоже...