Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945 - Ольга Голубева-Терес

Радость бытия буквально распирала меня и требовала какого-то действия. Увидев, как истребители готовятся к взлету, Нина спикировала, а потом прошлась над ними низко-низко, убрав газ. Я прокричала им: «Доброе утро!» – и пожелала всем возвратиться с победой.

Уже выглянуло солнце, когда мы подлетали к своему аэродрому. Нина пошла на посадку. На старте стояли две фигуры, которые я почти сразу узнала: командир полка Бершанская и Данилова. Только сейчас до меня дошло: ведь тревожатся! Нина, высадив меня на посадочный, порулила машину на стоянку.

– Ступай доложи.

Я иду к командиру и ничего не могу с собой поделать: во весь рот улыбка. Не могу заглушить в себе восторг от дивного весеннего утра.

– Кто разрешил? – Она уже знает, что мы заправлялись у братцев. Позвонил командир полка, но еще и добавил, что какой-то самолет сильно обстреляли. Она боялась за нас.

Мне бы изобразить раскаяние, а я улыбаюсь, и все! Данилова делает большие глаза, подает знаки, чтобы я потушила улыбку. А я ничего не могу с собою поделать.

– Товарищ командир! – начала я весело. – Мы решили…

Сдерживая гнев, командир приказала:

– Идите. Поговорим на разборе.

Я повернулась, как положено, и пошла к Ульяненко. Данилова шла рядом и ворчала:

– Чего только мы не передумали. Переволновались… – А потом рассмеялась: – Вот же черти! Выговор схлопотали – это точно.

Навстречу шла Ульяненко:

– Ну как? Попало?

И вдруг мы втроем расхохотались без всякого на то повода. Уж больно было утро хорошее: теплое, яркое, веселое. Солнце согревало все вокруг. И мы чувствовали себя бодрыми, сильными. Растерянность, недоумение за выговор – мы ведь искренне верили в правоту своего полета – все это провалилось вместе с утренней дымкой в тартарары. Я верила: будет удача! Мы были молоды и очень любили жизнь.

Спецзадание

«29.06.44. 5 посадок. Продолжительность полета – 2,45 ч. Спецзадание».

До чего же туго стало с этими взлетными площадками! Земли в Белоруссии обширные, но большая часть их занята лесами да болотами. Только позавчера полк расположился на маленькой площадке на опушке леса, как опять перелетать надо. Наши войска так стремительно наступают, что мы едва успеваем за ними. Сели в районе Новоельни. Сесть-то сели, а как дошло дело до взлета, да еще с бомбами, за голову схватились. Ведь западня! Со стороны взлета высокий сосновый лес. Поломали голову командиры и решили использовать принцип катапульты.

На старте несколько человек уцепились за нижние плоскости самолета, два человека улеглись на хвост, а комэск Смирнова все увеличивала и увеличивала обороты, мотор уже ревел, люди еле-еле удерживали рвущуюся вперед машину, но Смирнова продолжала увеличивать обороты. Когда мотор заработал в полную силу, люди по команде летчицы отпустили самолет, отбежав в стороны. По-2 рванулся вперед и почти без разбега оторвался от земли. Все затаили дыхание. Зацепится колесами – костей не соберешь. Натужно воя, машина пролетела над лесом.

Несколько ночей летали с этой площадки. Командир, наверное, за сердце хваталась, когда самолет впритирку тащился над деревьями. Не желая больше испытывать судьбу, она послала нас с Ниной Худяковой искать новую площадку. Эти полеты не входили в разряд боевых. Однако задание это сложное, небезопасное – сядешь, а площадка неровная, можно сломать машину, а то и угодить на минное поле, или попасть под огонь «Мессершмитта», или утопнуть в болоте. И самое тревожное в таком полете – это опасность нарваться на гитлеровцев. Их очень много оказалось в кольце окружения наших войск – в лесах, перелесках, посадках, в полях, прячущихся в пшенице и в высокой траве. Они с пушками и пулеметами.

При поиске рабочей площадки учитывались размеры летного поля, плотность грунта, возможность маскировки техники, наличие жилья и питьевой воды. А девчатам хотелось еще и немного комфорта в виде лесной прохлады и реки: стояло жаркое лето, и после трудной работы тянуло искупаться.

Когда комэск услышала, что девушки просят нас найти площадку возле реки, она буркнула, что мы вечно демаскируем аэродром своими постирушками. На что штурман Полина Ульянова примиряюще произнесла:

– Тогда и у леса. Там спрячем свои постирушки.

Полина очень любила аккуратность во всем. Всегда у нее все было начищено до блеска. Работая еще механиком по приборам, она всегда ухитрялась ходить в чистом обмундировании. Даже на комбинезоне не было ни пятнышка. От сна урвет время, но постирает все. В любом месте находила воду. И каждый раз просила находить аэродром у реки. Но комэск была права. Дорвавшись до воды, девчата расстилали для просушки постиранное белье на траве, и оно, конечно, хорошо было видно с воздуха, и парни, смеясь, говорили, что девчат легко можно найти по тряпкам.

Летим. Ищем. И вот словно по заказу появилась живописная поляна у реки и совсем рядом – лес. Прямо райское местечко. Худякова делает круг, а я, высунувшись из кабины, пытаюсь определить, болото то или не болото. Вижу настоящий ковер с разбросанными цветами по нежной зелени. Но если это болото, то машина провалится на пробеге, полное сальто-мортале обеспечено…

– Садимся? – спрашивает летчица.

– Давай еще посмотрим.

Нина делает еще круг.

– Ну?

– Черт его знает. Может, еще поглядим?

Глядели, глядели и ничего не углядели. Худяковой надоело виражить. Внизу такая красотища, что просто невозможно улететь.

– Иду на посадку, – решает она.

Соблазн иметь аэродром около реки и леса настолько велик, что мы пренебрегаем здравым смыслом. Вокруг ни души. Населенный пункт далеко.

Садимся. Колеса зарылись в топкую почву болота, и самолет встал свечой на нос, высоко вверх задрав хвост.

Молча выбираемся из кабин. Ноги увязают в топкой, мягкой почве. Трава почти до моих плеч. Нине до пояса. Тишина. Оглядываемся.

– Кто это, Нина? – спрашиваю, хотя вижу, что из леса идут немцы.

Я впервые воочию вижу так близко врагов. Но почему-то не чувствую страха. Только острое, холодящее душу любопытство переполняет меня. Словно загипнотизированная смотрю, как они движутся к нам, раздвигая высокую траву и кустарник.

– Придется стрелять. – Охрипший голос летчицы выводит меня из оцепенения. – Влопались…

Я бросаюсь к пулемету, но машина встала свечой, и пулемет повис над головой. Не доберусь. И тут я почувствовала противную дрожь в коленках. Спина взмокла. «Да не трусь же ты! Держись как человек. Вот рядом Нина. Всегда румяная, она заметно побледнела. Разве ей не страшно? Надо драться! Может, даже и самолет спалить, чтобы только врагу не достался. Двум смертям не бывать…» И я шагнула в сторону немцев, держа пистолет в руке. В кармане – с пяток запасных обойм да еще рассыпанные патроны – не так уж и плохо.