Вся правда - Татьяна Веденская

– Забавно, что Лекс решил на ком-то жениться. Когда-то я сказала ему, что если такой волк-одиночка решит окольцеваться, я ему это всенепременно устрою, – смеялась знакомая, записывая данные наших паспортов.

– И я решил воспользоваться твоей угрозой, – кивнул Лекс, смеясь. Мы целовались, хотя уже в этот момент нашей совместной жизни мы не только целовались. Еще я готовила ему еду, успела постирать его шмотки, что он очень одобрил. Мы уже начинали чувствовать себя парой, такой семьей со стажем лет в пять. Пели вместе в переходах, то есть он пел, а я подыгрывала и изображала бэк-вокал. Он не очень любил, как пела я.

– Те прости, но твой бабий вой мне не нравится. – Сказал он.

– Прости, – замолчала я и больше не навязывала ему свое исполнение. Данька при этом очень помрачнел, но ничего не сказал. Мол, сами разбирайтесь, но доволен он не был.

– Да брось ты, – махнул рукой Лекс, пристально глядя на Даню. – Ты же не планировала карьеру звезды рока.

– Нет, конечно, – согласилась я. Какая разница, что я там себе намечтала. Он прав, мне в реальности это не светит. Я на самом деле даже не очень расстроилась. У меня же был ОН, и его песни. Его жизнью я и буду жить. Вы спросите, как мне не было противно так сильно отступать от себя? Как я могла предать свою личность, свой возможный талант? Да я в то время и слов-то таких не знала – личность. Личность – это кто угодно, но только не я. Спасибо, что для меня есть место на коврике в прихожей вашего дома и вашей жизни. Когда-нибудь я умру, а сейчас не все ли равно, чьими интересами жить. Моими или Лекса? «Любовь в комендантский час…»

– Согласны ли Вы, Алиса Александровна, взять в свои законные мужья Александра Александровича?

– Да, согласна, – легко кивнула я. Пятнадцатого декабря было холодно, так что выглядели мы не очень-то по свадебному. Мы – это мы с Лексом, который оказался по паспорту Александром Александровичем Бобковым, Даня Тестовский и пара залетных хипарей с Китай-города, которые стали нашими свидетелями. На обычные свитера были натянуты еще и дополнительные. Но все равно мы замерзли, пока добирались.

– Согласны ли Вы, Александр Александрович, взять в законные жены Алису Александровну?

– Не вопрос! – хохотнул он. Кольцами нам обменяться не предложили за их отсутствием. Сообщили радостную новость, что я отныне вместо Новацкой стала Бобковой, что меня несколько расстроило, и мы всей компанией двинули ноги к Тестовскому.

– Горько! Горько! – негромко скандировали проавансированные нашей травой гости. Мы целовались, они укали, хлопали и забивали новый косяк. На горячее у нас был Винт, который изготовил сам Лекс. Долго и нудно он что-то отбивал на бензине, который мы выпросили на местной бензоколонке. Потом какие-то кристаллы сушил на страницах символической книжки «Алиса в стране чудес», намекая, что теперь у меня начнется волшебная жизнь.

– Ты же ведь у нас Алиса в стране чудес.

– Я Элис. Зови меня только так, – в который раз сказала я Лексу, но со временем поняла, что он по любому делает и говорит только то, что хочет. В общем, потом он кипятил какие-то флаконы, стучал по колену, что-то вытягивая, как он пояснил. И, наконец, он достал из рюкзака симпатичный черный кожаный пенал, в котором жил его портативный набор и стал раздавать народу шприцы. Мы, как молодожены, в фуршете не участвовали. Народ обдолбался и ушел, оставив нас наедине на всю ночь. Это был подарок Дани на свадьбу, хотя ее необходимости он почему-то начал сомневаться.

– Элис, ты уверена, что этого хочешь? – тихонько спросил он меня накануне.

– А почему нет, – удивилась я.

– Он не такой уж принц, как кажется. Он может сделать тебе очень больно. Я уже жалею, что вас познакомил. Кто бы мог подумать, что все так сложится?

– Никто, – согласилась я. – Но весь вопрос в том, что на самом деле кто угодно может сделать мне больно. Почему бы не он?

– Может и так, – вздохнул Даня и пообещал нам целые сутки наедине после свадьбы. Они ушли, а мы долго курили траву, трахались на Данином диване и разговаривали о том, как будем жить. Тогда-то я и узнала, что мы поедем в Питер.

Глава 4. Настоящее дно.

Две недели – не очень-то большой срок для свежеобженившихся молодых людей. Молодожены, по логике, должны бы не разлепляя рук и не отрывая глаз провести первые полгода-год. От счастья они даже и ощутить не должны, как время прошло. Но для нас и пара недель тянулась достаточно долго. С того момента, когда Лекс вручил свое сердце в мои нежные руки, сделав меня мадам Бобковой, он успокоился и принялся заниматься привычными делами. То есть, пропадать часами неизвестно где, возвращаться затемно в мягко говоря неадекватном состоянии и на попытки увязаться за ним вяло от меня отмахиваться. Медовый месяц был отменен как пережиток презренного мира обывателей.

– Лекс, я пойду с тобой?

– Зачем это? Холодно. Сиди дома. – Он называл Тестовскую домом, хотя и видел, что от подобной формулировки Данилу прямо перекашивает.

– Я пойду попою тогда в переходе.

– Вот еще глупости! Чего ты там напоешь? Слезы.

– Но мне тоскливо тут сидеть одной.

– А Даня?

– Она, кажется, не за меня замуж вышла, – вмешивался Даня.

– Но это же не значит, что я теперь за ней должен ходить, как долбаная тень. – Злился Лекс. И вроде бы он был прав. Надо было как-то наладить отношения так, чтобы я могла жить и не дергаться каждый раз, как только Лекс переступал порог. И вообще, непонятно было, почему я дергалась. Еще каких-то две-три недели назад я жила и знать не знала какого-то там Лекса, а теперь сижу и покрываюсь испариной, когда его нет. Так страшно, словно моя жизнь закончится, если он не вернется в означенный час в нашу берлогу, временное пристанище для бродяг. Мои слова и мысли могли бы показаться слишком слащавыми, розово-сопливыми, если бы не одно «но». Нет ничего особенного в том, что жена скучает по любимому мужу. Но я не была ничуть женой, влюбленной в мужа. Словно бы какая-то чужеродная сила против нашей воли соединила в одно двух непримиримых врагов. С ним было плохо. Он кололся, пел, раздирая мне душу, и наплевал на меня сразу, как только женился. Я вспоминала Артема, обижалась на Лексово высокомерное отношение к моему голосу и песням. С Даней мне было куда лучше, чем с ним. Но когда он уходил, я чувствовала странную пустоту, словно бы у меня отняли руку или ногу. Пусто и больно до одурения. Больно так, что ты на стенку готова полезть, только чтобы это кончилось. Я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что его нет. А когда он приходил, то я вся сжималась от предчувствия того, что он опять уйдет. Или оттого, что он однажды уйдет совсем. И тогда-то я и сделаю этот шаг в вечность. «Всего приятней прыгнуть из окна, отринув тьму…»