Брак во имя Альянса - Оливия Штерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне будет не хватать тебя, – прошептала я, – быть может, все же рискнешь? Все равно твое состояние сложно назвать жизнью.
«Марго…»
Я вздрогнула, когда он накрыл мои руки своими, теплыми, немного шершавыми. А потом переплел свои пальцы с моими. Как хорошо… такие простые прикосновения, а столько в них приятного тепла.
– Мне так хочется услышать твой голос.
«Но я не могу говорить, что-то изменено во мне».
– А мы бы тебя починили, – шепнула я, – совсем починили…
И всхлипнула невольно. Аэдо осторожно повернулся ко мне, все еще держа мои руки в своих, чуть наклонился, заглядывая в лицо – а я опустила голову, чтобы не видеть этого ужасного рисунка пчелиных сот. Так мы и стояли молча, он рассматривал меня, а я – его руки.
Вот на правом запястье рукав сдвинулся выше, чем следует, и там – узкая белая полоска, так похожая на шрам. Но это не шрам. Скорее участок кожи, лишенный пигмента.
Внутри у меня как будто что-то хрустнуло, ломаясь.
Эта полоска сантиметра два в длину… Такая же была у Алекса. Он говорил, что с ней родился, такой маленький депигментированный участок.
Я перестала дышать, горло перехватило.
Внутри все стремительно сжималось в одну точку, которая тем не менее могла разорвать меня в клочья, как Вселенная во время Большого Взрыва. А я… слепая курица!
Я просто не принимала того, что было на поверхности. Походка. То, как он поворачивал голову. То, как работал с программными модулями. Все это было очень знакомо – а я не видела, потому что не хотела видеть и ничего не ждала. То, что он обвешал моими цифрографиями каюту. И то, что решил спасти, невзирая на последствия…
Конечно, его тело очень изменилось. Ему нарастили мышечную массу, заменили руку и ногу, которые, видимо, просто оторвало тогда… Его лицо спрятали навсегда. Но маленькое белое пятнышко на запястье – кому оно было интересно? На него попросту не обратили внимания те, кто все это сотворил с моим…
– Алекс, – резко выдохнула я, чувствуя, что пол уходит из-под ног, – почему ты не сказал мне сразу?!!
«Я не Алекс, – прилетело мгновенно, – я – Аэдо».
Кажется, я пошатнулась, он легко подхватил меня на руки и усадил в кресло. А я, вскинув руки, сунула их под интерфейс, жадно ощупывая лицо, которого не видела – и которое уже начала забывать.
Слепая, глупая курица!
Судорожно хватая ртом воздух, я гладила выпуклый лоб, широкие брови, твердые скулы, переносицу с небольшой кривизной… И маленький рубец прямо под нижней губой, очень старый, он почти не ощущался под пальцами, но – был!
– Но ты же Алекс, – прошептала я, понимая, что еще немного – и сойду с ума. – У тебя его тело! Тело Александра Вейна, который погиб в ловушке девиран!
«Я не знаю, откуда у меня мое тело. Кажется, его создал Верховный стор».
Это было слишком больно. И жестоко.
И тогда я оттолкнула его от себя изо всех сил, а сама, перекатившись на другую сторону кресла, вскочила на ноги.
– Если ты… не Алекс, то… то… тогда ваш стор украл это тело, чтобы дать его тебе! Вор! Проклятый вор! Ты носишь тело того, кого вы убили!
Все вокруг словно окунулось в багровый свет, взялось мелкими точками. Я схожу с ума? Возможно. Но – мужской силуэт в черном. И в голове бьется, пульсирует мысль: это тело Алекса, моего Алекса. Но его забрали. И отдали непонятно кому. Подселили какую-то дрянь инопланетную и теперь используют… О-о-о, Алексу даже отказали в посмертном покое, потому что самого Алекса, выходит, больше нет – а его тело движется, ходит, что-то делает. Невозможно, просто невыносимо все это понимать и видеть.
«Марго».
– Иди в задницу! – взвизгнула я. – Не смей ко мне приближаться! Воры! Вы – жалкие, трусливые воры! Да лучше бы ты меня в самом деле убил, тогда бы я не увидела всего… этого…
Я хотела еще сказать… Много чего, наверное. Но слова, мысли – все путалось. И единственное, что я оказалась в состоянии сделать, – это выскочить из лаборатории и бежать, задыхаясь, к себе, чтобы потом, забившись в угол между кроватью и стеной, прижать к груди колени, уткнуться в них носом и плакать. Долго, непрерывно.
Да, тело Алекса Вейна осталось. Но самого его, выходит, больше не было. В теле моего любимого теперь жила совершенно другая личность.
* * *
В моей каюте было темно, единственным источником света служила плотная мембрана двери, сквозь которую просачивались редкие, рассеянные лучи ламп в коридоре.
И я… устала плакать.
Все, что оставалось, – сидеть и размышлять. И тело затекло от неудобной скрюченной позы. И ничего тут не сделаешь, потому что все не просто плохо, но ужасно.
Наверное, если я сейчас выйду из каюты и сделаю вид, что ничего не произошло, Аэдо последует моему примеру и будет так же слать однообразные короткие сообщения, и продолжит готовить мой побег.
Но я просто не могла себя заставить выйти и посмотреть на то, что осталось от Алекса, на то, что ему больше не принадлежало. Не могла.
Похоже, все, что мне оставалось, – сидеть в темноте и таращиться в темный округлый угол, совершенно не зная, что делать дальше. Мысли плавали в голове как большие грустные рыбы.
Возможно, если бы я могла спросить совета у отца, он бы подсказал что-нибудь дельное. Но я была отключена от сети Альянса, да и пытаться слать куда-либо сигнал стало опасно, потому что я умерла для всех.
А что бы он сказал, мой папа?
Я представила его – в очках, в белоснежном отглаженном халате.
«Если в этом теле остался мозг Алекса, то, наверное, это и есть Алекс. С другой стороны, личность определяет не только тело и мозг, но еще и информационное наполнение мозга. Если оно поменялось, вряд ли это тот же самый человек. Это совсем иная личность».
Возможно, там и правда остался мозг. Но в этом мозгу не оставили ни единого воспоминания, все стерли… Так можно ли было этого человека называть Алексом, если он все начал с чистого листа, как новорожденный, и развивался совсем не так, как Алекс? Вряд ли.
С другой стороны, какие-то крохи Алекса, невесомые, но такие значимые, остались – там, куда не дотянулось чудовище по имени Верховный стор. Походка, некоторые жесты… Привязанность ко мне. Все оказалось довольно легко объяснимо: Аэдо увидел меня, в нем заговорили отголоски стертой памяти, что-то на уровне инстинктов – и он начал действовать так, как считал правильным. Правильным для меня, конечно, потому что все, к чему он пришел, было ему же в ущерб.
А я?
