Павел I. Окровавленный трон - Николай Энгельгардт

Как водилось, он был представлен Екатерине, и красивая внешность, ум, благородство характера, эрудиция и широкое образование, тон и приемы истого аристократа привлекли внимание и благорасположение великой монархини.

Она отозвалась о достоинствах шевалье с отличной стороны.

Этого было достаточно, чтобы возбудить подозрительную ревность Платона Зубова. Фаворит искал, как бы уронить в глазах императрицы «саксонского батарда».

Но шевалье безупречностью поведения и отлично ревностным прохождением службы не давал повода к малейшему хотя бы упреку.

Тогда обдуман был «российский» способ погубить де Сакса.

Орудием подкопа Платон избрал шестнадцатилетнего мальчика князя Щербатова.

На гулянье в Екатерингофе Щербатов, будучи почти незнакомым с де Саксом, подъехал к нему и, дерзко глядя в лицо, крикнул:

— Comment vous portez vous?

— Sur mon cheval![10] — сквозь зубы процедил де Сакс и, повернув лошадь, отъехал в сторону.

— Как, я — шваль! Прошу быть свидетелями, что это саксонский батард меня первый оскорбил! — обратился Щербатов к своим спутникам. — А я же с ним ссоры не искал, но осведомился об его здоровье, что между изящнейшими кавалерами принято во всей Европе.

— Он тебя первый оскорбил! Он первый! — закричали хором всадники. — Ищи ему отомстить! Сатисфакция! Сатисфакция!

— Ладно! Он у нас попляшет! Господа, прошу вас завтра ко мне пожаловать и мы пойдем кое-что искупить.

— Что такое? Что купить хочешь? — закричала ватага.

— Оружие, достойное саксонской швали!

— А именно?

— Массю деркюль!

— Ха! ха! ха! Вот славно! Массю деркюль? Ха Ха! ха! Великолепно придумано!

В тот же день по городу разнесся слух, что де Сакс придрался к Щербатову и оскорбил его. На другой день это уже говорили при дворе.

На третий день вся история, весьма преукрашенная, дошла и до государыни.

— Удивляюсь, что с мальчишкой связался, — с сомнением сказала Екатерина. — Что-то плетут! Шевалье столь благовоспитан и человек разумный Платон, разузнай, верно ли?

Платон рассыпался в похвалах де Саксу.

— Зная шевалье, как живого, вспыльчивого, но благородного и чести исполненного, невозможно предположить, чтобы с мальчиком беспричинно в драку полез.

— Я и говорю, разузнай! — сказала государыня.

Платон разузнал и со смиренной миной доложил, что, к сожалению, все правда. Шевалье грубо оскорбил князя Щербатова, вежливо осведомившегося лишь о состоянии его здоровья и назвал его «русской швалью».

— Это с каких же пор мои подданные стали пред саксонцами швалью? — вспыхнув, сказала государыня.

С тонкой улыбкой Платон Зубов доложил, что тут особая есть причина, почему шевалье вопрос о здоровье за оскорбление принял. А Щербатов этой причины не знал.

— Какая же, братец, причина? Что за миракль?

— Шевалье, хотя собою и изряден, но с женщинами весьма не храбр, можно даже сказать, совсем в дело не годен, будучи, можно так выразиться, игрой природы смешанного пола.

— Что ты говоришь? Как это — смешанного пола?

— Hermaphroditus! — важно насупившись, сказал Платон Зубов.

Екатерина вспыхнула. Потом улыбнулась.

— Что за глупости! — сказала она.

Потом задумалась, вздохнула, покачала головой и, промолвив:

— Ах, бедный, бедный! — больше уже о нем не вспоминала.

В тот же вечер, при выходе из театра, князь Щербатов, в сопровождении оравы «петиметров» и «либертинов», имея в руках модную толстую, суковатую палку, называемую «массю деркюль» (палица Геркулеса), напал на шевалье де Сакса и ударил этой палицей, крича:

— Вот тебе за русскую шваль, саксонский батард!

Затем толпа сорванцов оттеснила не помнившего себя от бешенства де Сакса, и князь Щербатов, вскочив в кабриолет, помчался, махая над головой дубинкой и крича:

— Побил саксонского батарда!

Причем французское слово заменял соответственным русским.

Через час уже происшествие было доложено государыне.

Она велела арестовать де Сакса и немедленно выслать вон из России.

— Чтобы землю ни рюриковской, ни саксонской кровью не заливать. Князь же несовершеннолетен, есть мальчик, а де Сакс первый начал. Пусть же сей батард окажется выкидышем.

И де Сакса арестовали и выслали.

Подвиг Щербатова прославлен был в свете и даже толстые сучковатые дубинки, подобные той, какою русский князь побил саксонского, стали носить наименование «щербатовских», massu à la Scherbatoff!

Можно себе представить негодование де Сакса, в особенности, когда он узнал всю подкладку этого приключения… Он стал посылать вызовы Зубову, считая его главной пружиной интриги. Ответа не было. Зубов был трус от природы, да и Екатерина возмутилась и вступилась за своего любимца. Ею были употреблены дипломатические пружины, и проживавшему в Вене шевалье де Саксу было лично его величеством римским императором запрещено настаивать на дуэли.

Де Сакс покорился. Все венское общество было на его стороне.

Ненависть шевалье обратилась на всех русских, и достаточно было появиться в венском высшем обществе новичку, русаку, чтобы де Сакс сделал все возможное, дабы поставить «русскую шваль», как он действительно стал звать после проделки с ним русских, — к барьеру.

Рыцарский дух, возросший в последовавшие царствования тогда еще был слаб в русском дворянстве, и, обыкновенно, де Сакса избегали встречать, а то и спешили совсем из Вены скрыться.

IX. Неожиданная дружба

Три красавицы привлекли в свой очаровательный круг юного кавалера посольства и забавлялись исполненными достоинства и грациозной веселости ловкими ответами мальчика на разнообразные расспросы о петербургской жизни.

Вдруг вошел шевалье де Сакс.

Это был стройный красавец, идеал немца. Его рыцарские манеры, благородное выражение лица, мягкий свет больших мечтательных глаз, гармоничный голос, слава лучшей шпаги и храбреца на ратном поле — все окружало как бы ореолом любимца высшего общества Вены. Он низко поклонился красавицам, протянувшим ему ручки для поцелуя. Потом раскланялся с мужчинами.

— Шевалье, в нашем кружке дорогой гость, — сказал принц де Линь, — только что прибывший из России кавалер посольства граф де Рибопьер.

И принц указал на Сашу.

Едва де Сакс услышал имя русского, лицо его приняло холодное, надменное выражение, губы презрительно сжались, и глаза сверкнули непримиримой ненавистью. Он отступил шаг назад и положил руку на эфес шпаги, не только не кланяясь, но, наоборот, поднимая вверх свой античный подбородок Адониса, который любила ласкать не одна прелестная ручка.

Кавалера русского посольства не смутила вызывающая поза де Сакса.

С утонченной вежливостью он поднялся и, тоже придерживая шпагу, выступил шаг вперед и первый приветствовал шевалье изящным поклоном.

— Конечно, мое имя вам неизвестно, — сказал мальчик, беспечно улыбаясь и глядя прямо в холодные глаза де Сакса, — зато я много слышал о вас и о том недружелюбии, которое вы питаете к русским.

— Вы об этом слышали? — отвечал де Сакс. — Я действительно не могу уважать народ, в котором рабство уничтожило чувство чести.

— Государь мой, — отвечал Рибопьер, — вспомните, что я имею честь носить звание камергера двора русского императора и кавалера российского посольства. Могу ли допустить в своем присутствии оскорбление, наносимое моей нации?

Слова эти произнесены были с большим достоинством и скромностью.

— Браво! Браво! — вполголоса сказала Замойская.

— Если вы способны чувствовать оскорбление, наносимое вашей нации, то составляете счастливое исключение, — сказал де Сакс, внимательно поглядев на отважного мальчика. — За мое пребывание в России я убедился, что русские сами первые готовы поносить свое отечество. Они же нечувствительны и к обиде личной, если защита чести сопряжена с опасностью жизни. Дворянин, уклоняющийся от дуэли! Ха! ха! И нас хотят уверить, что в России есть дворяне!

— Вы ошибаетесь, — сказал мальчик, энергично ударив рукой по эфесу шпаги, а другую закладывая за борт своего темно-вишневого фрака и незримо для других касаясь сокрытого медальона Селаниры. — Русские не уклоняются от поединка, когда этого требует честь. Но, будучи добрыми христианами они считают обязанностью человеколюбия не проливать без достаточного повода кровь ближнего Кроме того, они соблюдают интересы своего монарха и безопасности Европы, не считая возможным попусту лишать армию его величества хотя бы одного самоотверженного солдата, в особенности теперь когда далее спокойствие той прекрасной столицы в которой я имел честь с вами сегодня встретиться всецело зависит от русских штыков, противопоставленных врагу алтарей и тронов, мира и цивилизации.