Спасти шпиона - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. Держи распорку. Это временная мера, завтра пришлем техников, они сделают капитально. Пить хочешь?
– Да, очень… Прямо как наждак в горле.
– Это нормально. Обычная подземная реакция. Держи. Можешь пить все, я глотнул, мне достаточно.
Мигунов протянул старлею плоскую бутылочку с холодным чаем.
«Замечательный мужик!» – в очередной раз подумал Бабин.
Они вернулись в штаб Службы, отбили время прибытия, сдали допуск с отметкой автоматического контрольного хронометра в первый спецотдел. Написали отчеты, расписались в журналах. Поскольку они уложились в три часа, то и вопросов к ним не было. А может, тут сыграла роль важность фигуры полковника Мигунова – если бы Бабин пошел на особорежимный объект с кем-нибудь из инспекторов своего уровня – Зиминым или Воробьевым, возможно, въедливые особисты попили бы у них крови и без всяких оснований. Даже наверняка попили бы!
Мигунов доложил результаты выхода начальнику Службы генералу Волохину – здоровенному бритоголовому мужику с носом-картошкой и бульдожьей челюстью. Тот был чем-то раздражен, но, вопреки обыкновению, на заместителе раздражения не срывал, а напротив – держался очень любезно. Даже дружески попенял:
– Напрасно ты лично выходишь в коллекторы, Сергей! Несолидно… Ты – мой заместитель, вот и осуществляй руководство на стратегическом уровне. Пусть под землю капитаны да майоры спускаются. Мы свое в пыли и паутине отлазали, пора спокойно в кабинетах посидеть…
– Учту, Николай Федорович, – кивнул удивленный Мигунов. Суровый начальник всегда призывал его не почивать на лаврах, а пахать в полную силу, подавая пример молодым сотрудникам.
Вернувшись к себе, Мигунов распорядился выписать наряд-задание для линейных техников на завтрашнее утро: ночные работы на объектах уровня «колодца № 1» не приветствовались и допускались лишь в исключительных случаях.
Спустя несколько часов, когда за окнами уже ощутимо сгущались сумерки и рабочий день уверенно подходил к концу, в кабинете заместителя начальника Службы правительственной связи материализовался начальник первого отдела полковник Комаров – незаметный, всегда неброско одетый, с незапоминающимся лицом и сдержанными манерами, а точнее, вообще без каких-либо манер, без индивидуальных признаков и личностных особенностей. Больше всего он напоминал летучую мышь, вытащенную из уютного темного чердака на отвратительный солнечный свет.
Но даже если не летучая, а самая обычная серая мышь призвана обслуживать святая святых – режим секретности, если она назубок знает каждый параграф, букву и дух приказов, наставлений, инструкций, призванных предотвратить утечку информации, если она всегда и во всем права, а назначают ее на должность в тех же сферах, где и начальника Службы, то отношение к ней будет соответствующее. Как к писарю инквизиции или дьяку пыточного приказа. Это отношение наглядно отражал не имеющий никакой официальной почвы, но много лет циркулирующий в аппарате неистребимый слух о том, что по особо сверхсекретному приказу первый отдел осуществляет функции внутренней контрразведки. И по еще одному неистребимому слуху, особиста побаивается даже сам генерал…
– Извините, товарищ полковник, не помешал?
– Да нет…
Мигунов несколько растерянно смотрел на прошитый и опечатанный журнал, зажатый под мышкой могущественной «летучей мыши». Поверх мятой формы не хватало средневекового плаща с торчащей внизу шпагой – я пришел взять вас под стражу, сударь… Полковник Комаров никогда не заходил просто так. И никаких предметов при нем «просто так» оказаться не могло. Наверняка в этом журнале зафиксирована какая-то неточность, какая-то ошибка, какой-то прокол. Но эти мелочи Мигунова не пугали.
– Как прошел режимный выход? – с обманчивой мягкостью поинтересовался Комаров. – Все штатно, без осложнений? Отклонений не имелось?
– Конечно. Мы же написали в отчетах…
Мигунов хотел было покаяться, что наряд на работы они не отнесли в комендатуру, а оставили старшему караульному: в конце концов – небольшой грех. Но передумал. Даже небольшие грехи не следует самому вешать себе на шею: охотников и так найдется очень много – и гирю привесят, и жернов.
Чтобы замаскировать неоконченность интонации, он вполне невинно и естественно поинтересовался:
– А что, возникли какие-то вопросы?
Человек—летучая мышь испугался, замахал руками.
– Что вы, что вы, товарищ заместитель начальника Службы! У нас к вам никогда не возникало вопросов! Наоборот, вы очень удачно успели! Тридцать минут, как пришла шифровка оттуда…
Палец – не кожистый и когтистый, а вполне человеческий, многозначительно указал на потолок.
– Вводятся новые уровни секретности, переоформляется вся документация, сейчас бы вас в Кремль уже не пропустили. Сдайте, пожалуйста, на замену кремлевский пропуск. И сразу распишемся в журнале: вы сдали, я – принял. А через несколько дней получите другой, по новой форме.
«Дзинь!» – звякнул в обостренном сознании серебряный колокольчик тревоги.
– Пожалуйста, – не выдавая охватившего его волнения, Мигунов выложил на стол заламинированный прямоугольник с красной полосой и голограммой на фотографии. Поставил росчерк в нужной графе, посмотрел, как расписался Комаров.
– И универсальный ключ, пожалуйста, – попросил начальник первого отдела.
«Дзинь! Дзинь! Дзинь!»
Резиновой рукой замнач Службы достал круглую печатку. Она была точно такая, как настоящая, только без электронной начинки. Комаров спрятал идентификатор в деревянный пенальчик, ловко опечатал крышку.
– Ну, вот и отличненько! И не надо вам никуда ходить, от дел отвлекаться не надо…
– Да, спасибо, вы очень любезны, – бледно улыбаясь, сказал Мигунов. У него захолодело под ложечкой, сердце бешено колотилось, по спине струился холодный пот.
Выходя из здания, в вестибюле он встретил старлея Бабина, радостного, как вырывающийся на волю молодой щенок.
– До свидания, товарищ полковник! – звонко выкрикнул он. – Хорошо мы сегодня с вами успели! Повезло, правда?
– Правда, – кивнул Мигунов. – Здорово повезло.
* * *– Должна предупредить: у меня почти мужской аппетит, – сказала Марина.
– А у нас домашние пельмени, – парировал Петр Данилович. – Вот такие!
Он согнул указательный и большой пальцы, как заядлый рыбак, одной рукой разливающий водку, а второй показывающий, какой глаз был у выловленного вчера сома. Марина посмотрела, кивнула:
– Нормально.
Для первого знакомства она держалась на удивление уверенно.
– У вас такая хрупкая фигура! – заметила Клавдия Ивановна с той особой двусмысленной интонацией, которая появляется у нее, только когда Юра приводит свою очередную пассию. – Я думала, все танцовщики сидят на диете!
– Сказки, – просто сказала Марина. – На занятиях по семь потов сгоняют, тут ни на какой диете не продержишься.
– Ну, тогда прошу к столу, – довольно ухмыльнулся Петр Данилович и подкрутил пальцами несуществующий ус.
В гостиной уже исходила паром супница с запотевшими пельменями, стояли соусницы, приправы кое-какие, но – за что Юра был благодарен матери – никакого оливье, никакого мяса по-французски и селедочки под шубой. Даже выпивки на столе не было. Обычный семейный обед.
Отец, правда, спросил на всякий случай:
– Может, по глотку сухого?
Марина заулыбалась и выдала:
– Пельмени сухими не бывают. Налейте-ка мне обычной водки. Если можно.
Петр Данилович едва заметно дернул лицом, но полез в бар, достал водку, рюмки, налил всем. Клавдия Ивановна незаметно потрясла рукой над своей рюмкой: чуть-чуть.
– Ну что ж, за знакомство, – объявил Петр Данилович.
Неожиданно как-то, спонтанно чокнулись (Юра впервые увидел, чтобы родители чокались), выпили.
– Мне кажется, когда на улице такая погода, лучше водки ничего быть не может, – дипломатично заметила Клавдия Ивановна.
Марина молча покивала – у нее был занят рот.
…В общем, визит как бы провалился. Отец был решительно «за», мать «против» – несмотря на то, что Марина так и не допила свою единственную рюмку. Они даже поссорились немного.
– Она не строит из себя ничего, неужели ты не понимаешь? – доказывал Петр Данилович. – Не ломака! Цельный, честный человек, без этих ваших дурацких женских хитростей! Уважаю!
– Тебе просто всегда нравились разбитные да смазливые! – наседала мать. – Она же, наверное, еще и курит? – это уже Юре.
– Нет, – дернул головой Юра.
Клавдия Ивановна вздохнула.
– Наверное, скрывает…
Правда, на Юрины отношения с Мариной все это никак не повлияло. Время от времени они встречались – не очень часто, потому что Марина репетировала уже другой, новый спектакль, да и Юре стало не до личной жизни. Но – встречались. Сколько Юра ни приглядывался, в Марине не было никакого намека на богемное высокомерие и развращенность, которых он так боялся. Простота, ясность. Бесшабашность даже какая-то мальчишеская. Ему было хорошо с ней. Он надеялся, что и ей тоже.
