Тринадцатый год. Часть четвертая - Вадим Барташ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как не старалась Ангелина, а Арина Мефодьевна ей не очень-то и поверила, но она не стала продолжать эту тему:
– Ну а как фильм?
– Конечно это не опера, он немой, нет завораживающего звука, но мне понравился. И Алексею тоже. На мой взгляд, это на сегодня лучший наш фильм! Сходи на него, мама.
– А кем поставлен?
– Яковом Протазановым. Ну, помнишь, у него был фильм «Бахчисарайский фонтан»?
– По Пушкину?
– Ну, да! Он ещё к этому фильму сценарий написал.
– Хорошо. Последую твоему совету. Может, вместе тогда на него сходим?
– Можем и вместе, – согласилась с предложением Арины Мефодьевны Ангелина. – Я согласна и повторно на него сходить. Его сняли по произведению любимого твоего автора.
– Ты кого имеешь в виду?
– Я имею ввиду Вербицкую.
– Вербицкую? Анастасию Алексеевну?
– Да.
– Да ещё и по тому самому её роману?
– По тому самому.
– О-о, это же мой любимый роман! Это – «Ключи счастья»? Который я сейчас как раз перечитываю?
– Да, мама.
– Если это так, то тогда я обязательно на него хочу сходить! А билеты мы достанем?
– Билеты будут.
После этих слов Арина Мефодьевна на какое-то время замолчала, но было видно, что ей хотелось ещё о чём-то поговорить.
Она заказала в номер чай с печеньем и леденцами, и вновь обратилась к дочери:
– Я обещала, что это до Сурикова не дойдёт, но если ты мне дашь слово, что будешь молчать…
– А что такое, мама? Суриков в чём-то провинился?
– Ты мне не ответила. Ты будешь молчать?
Ангелина вынуждена была дать слово, так как её начало распирать любопытство.
– Я обещаю, что никому ничего не скажу.
– Ла-адно… Ну, смотри, ты мне пообещала!
– Мама, я же уже сказала, что никто ничего не узнает!
– Так и быть. Кое-что я расскажу. Пока вы с Суриковым были в синематографе, сюда приходил Чудинов.
– Его компаньон?!
– Ну а кто ж ещё?
– И что он хотел?
– Он хотел поговорить со мной по душам.
– Ну и как? Получилось?
– Послушай… Он был очень откровенен, и он действительно сильно переживает, что Суриков намерен разорвать свою помолвку. Мы с ним долго говорили. Очень долго. Он мне о многом рассказал. Оказывается, Пётр Ефимович с отцом Сурикова были дружны с юности, и когда-то они начинали общее дело вместе, в Семипалатинске. А потом отец Алексея переехал в соседний город, и каждый из них начал развивать что-то своё, но у них продолжилось и прежнее общее дело, это касалось их торговли с Китаем. И когда у них родились дети, они договорились, что через своих детей должны будут породниться. Так что по их совместному уговору Алексей и Галя считались женихом и невестой, когда они оба ещё под стол пешком ходили, и можешь понять, как себя чувствует Чудинов, когда выяснилось, что Суриков теперь не намерен родниться! Я Петра Ефимовича всё-таки понимаю.
– Так что он от тебя хочет?
– Чтобы я Сурикова отвадила от нашей семьи, и, в частности, от тебя. Я тебе честно скажу, Пётр Ефимович очень меня об этом просил. Он передо мной вставал даже на колени.
– И как ты на это отреагировала? Что ты намерена делать?
– Даже и не знаю… Видишь, я с тобой откровенна! Я от тебя ничего решила не скрывать. Скажи мне…а ты действительно считаешь, что Суриков – это твоя судьба?
– О-о-ой, мама, – в сердцах вырвалось у Ангелины, – я и сама уже ничего не понимаю. Иногда мне кажется, что он действительно именно тот человек, которого я так долго ждала, и который мне нужен, а и-иногда… иногда у меня появляется чувство, что я ошибаюсь, что это не так и что я не права. Что я сама себе внушила, что он мой идеал, который я хочу видеть рядом с собой. Мама, я очень боюсь с Алексеем ошибиться.
– Тогда тебе надо прислушаться к своему сердцу.
– А если и оно ошибётся?
– Вот и я этого же боюсь. Плохо, если он тебе нанесёт душевную рану, – нахмурилась Арина Мефодьевна. – Такие раны иногда не зарубцовываются до конца жизни.
У Арины Мефодьевны было в молодости событие, которое не прошло для неё бесследно. Когда ей было семнадцать лет, у неё появился жених. Они знали друг друга с детства и друг друга полюбили. Но по необъяснимой причине жених бросил её. И ради кого? Он её оставил ради Елены, сестры Александра Керенского. А ведь эта Елена считалась лучшей подругой Арины.
Арина Мефодьевна очень долго страдала от предательства любимого человека, и до сих пор по-настоящему эта рана у неё так и не зажила. Но об этом она и словом ни с кем не обмолвилась. И тем более об этом не знали её родные.
***
Марк и Никич сутками напролёт находились каждый в своём торговом павильоне на Нижегородской ярмарке, им и почесаться то некогда было, потому что вся торговля практически держалась на них, и поэтому они виделись только вечерами, да и то лишь тогда, когда возвращались переночевать в «Савойю».
Никич хотя и считался по всем параметрам (и по возрасту, и тем более по здоровью) старой перечницей, но по-прежнему не переставал быть пронырой и любопытством своим походил не на мужика, а на какую-нибудь бойкую, разбитную и уж очень болтливую бабёнку. И он сразу узнал, что его хозяин, Суриков, объявил Чудинову о своём нежелании вести Галину под венец.
И как только Никич об этом узнал, то у него сразу зачесался язык, и он ели дотерпел до вечера, так как страстно захотел этой новостью поделиться с Марком.
Марк сделал отчёт и зашёл к Петру Ефимовичу. Тот принял от него бумаги, всё проверил, и не найдя ошибок и не стыковок в отчёте, отпустил его отдыхать.
Неустроев прошёл в свой номер, и собрался было поужинать, но тут завалился к нему Никич.
Никич тут же закрыл за собой плотно дверь и почти что шёпотом спросил Марка:
– А ты поди ничего ещё и не знаешь?..
– А что я должен по-твоему знать? – удивился Марк.
– Ну, да, ты завсегда обо всём узнаёшь последним, – хмыкнул Никич, – потому что ты совершенно не любопытен! Тогда слушай сюда, паря! Наши хозяева не шуточно вчера пересорились.
Марк удивлённо уставился на Никича:
– Ну, надо же! Поссорились?
– Да, да!
– И из-за чего?
– Ну, я ж тебе говорил, что Алексей Георгиевич втюрился в Цыбунову, ну в его дочку. Впрочем, ты и сам энтому был свидетелем.
– Я это знаю. А что, у них это серьёзно?
– Ну, ты