День исповеди - Аллан Фоллсом

Не существовало ни одного места, куда он мог сунуться, где мог бы находиться без риска быть переданным в руки полиции — кроме нескольких десятков квадратных футов, ограниченных стенами этой квартиры. Да и здесь… Сколько времени он сможет в ней пробыть? Не торчать же в этих комнатушках до конца жизни!

И вдруг из соседней комнаты донесся звук. Звук ключа, поворачивающегося в замке. Почувствовав, что у него бешено заколотилось сердце, Гарри прижался спиной к стене кухни. Было ясно слышно, как открылась и закрылась входная дверь.

— Мистер Аддисон! — резко прозвучал мужской голос.

Гарри со своего места видел собственный пиджак, висевший на спинке стула в соседней комнате. И человек, вошедший в квартиру, тоже не мог не видеть его. Гарри затравленно огляделся. Кухня размером не превышала хороший платяной шкаф. И выйти из нее можно было лишь через ту дверь, в которую он вошел сюда.

— Мистер Аддисон! — повторил тот же голос.

Будь все проклято! Адрианна все же сдала его полиции. И он своими ногами пришел прямехонько в западню. Прямо под рукой Гарри красовалась подставка с несколькими разнокалиберными кухонными ножами. Но толку от них быть не могло никакого. Если он появится в двери с ножом в руке, то его прикончат в первую же секунду.

— Мистер Аддисон, вы здесь?

Пришелец, кем бы он ни был, говорил по-английски, причем без всякого акцента.

Что же делать? У Гарри не было ответа на этот вопрос, да и быть не могло. Лучше всего выйти и сдаться. Остается только надеяться, что вместе с полицейскими будет сама Адрианна или какой-нибудь другой журналист, при котором его не убьют на месте.

— Я здесь! — громко произнес он. — Я выхожу. У меня нет оружия. Не стреляйте!

Гарри глубоко вздохнул, поднял руки и вышел из кухни в гостиную.

Но там он увидел не полицейских, а одного-единственного человека — мужчину с рыжеватыми волосами, стоявшего перед закрытой входной дверью.

— Мистер Аддисон, меня зовут Джеймс Итон. Я друг Адрианны Холл. Она решила, что вам нужно где-то укрыться, ну и…

— О боже!..

Итону было на вид лет пятьдесят. Среднего роста и телосложения. Одет в серый костюм и рубашку в полоску с серым же галстуком. Самой заметной особенностью его внешности, бросившейся Гарри в глаза с первого же взгляда, была ординарность. Он мог бы быть банковским клерком средней руки, из тех, которые регулярно ездят со всем семейством в Диснейленд и по субботам подстригают газоны около дома.

— Я не хотел вас пугать.

— Это ваша квартира?.. — Гарри, не совсем еще веря в собственную безопасность, все же рискнул опустить руки.

— В некотором роде.

— Как это — в некотором роде?

— Она оформлена не на мое имя, и моя жена не знает о ее существовании.

Гарри почему-то очень удивился.

— Так вы и Адрианна…

— Уже нет.

Итон постоял несколько секунд, словно в нерешительности поглядывая на Гарри, а потом пересек комнату и открыл дверцу над телевизором.

— Хотите выпить?

Гарри скосил глаза на входную дверь. Кто же этот парень? Агент ФБР? И сейчас обхаживает его, чтобы убедиться, что он действительно один и безоружен?

— Неужели вы думаете, что если бы я хотел выдать вас полиции, то сейчас стоял бы здесь, предлагая вам выпить? Водку или скотч?

— Где Адрианна?

Итон взял бутылку водки и налил в оба стакана на два пальца.

— Я работаю в посольстве США. Первый секретарь советника по политическим вопросам. Извините, льда нет. — Он протянул стакан Гарри, отошел и опустился на диван. — Вы попали в большую беду, мистер Аддисон. Адрианна решила, что нам с вами будет полезно поговорить.

Гарри стиснул стакан в руке. Он был измотан физически и морально. У него расшалились нервы. Но он должен был собраться. Сосредоточиться и найти в себе силы, чтобы иметь возможность хоть как-то защищаться. Возможно, Итон говорит правду и пришел, чтобы попытаться помочь ему. А возможно, и нет. Он может вести какую-то свою дипломатическую игру, чтобы потом, когда Гарри окажется в руках полиции, между Италией и США не возникло ненужных трений.

— Я не убивал этого полицейского.

— Вы…

— Нет.

— А как насчет видеозаписи?

— Меня пытали, а потом заставили наговорить все это. Вероятно, те самые люди, которые убили его. Потом меня вытащили оттуда. В меня стреляли и бросили умирать. — Гарри поднял забинтованную руку. — Вот только я не умер.

Итон откинулся на спинку дивана.

— И что же это были за люди?

— Не знаю. Я не видел их лиц.

— Они говорили по-английски?

— Иногда. Но большей частью по-итальянски.

— Значит, они убили полицейского и фактически похитили вас, а потом пытали?

— Да.

Итон отхлебнул из стакана.

— Но почему? Что им было нужно?

— Они требовали, чтобы я рассказал о брате.

— Священнике?

Гарри кивнул.

— Что они хотели узнать?

— Где он находится…

— И что же вы им сказали?

— Сказал, что не знаю. Не знаю даже, жив он или мертв.

— Это правда?

— Да.

Гарри поднял стакан и одним глотком влил в себя половину содержимого. Следующим глотком он допил водку и поставил стакан на стол перед Итоном.

— Мистер Итон, я ни в чем не виноват. И уверен, что мой брат тоже не совершал никаких преступлений… Сейчас же я до смерти боюсь итальянских полицейских. Посольство может мне помочь? Неужели совсем ничего нельзя сделать?

Итон довольно долго молча смотрел на Гарри, видимо собираясь с мыслями. В конце концов он, так и не проронив ни слова, поднялся, взял пустой стакан Гарри, вновь подошел к стенке и налил еще по одной.

— Мистер Аддисон, по всем правилам я должен был бы сразу после звонка Адрианны поставить в известность генерального консула. Но он, по тем же правилам, был бы обязан немедленно связаться с итальянскими властями. Я не оправдал бы оказанного мне доверия, а вы очутились бы в тюрьме, если не в морге. Ну, что мы с вами выиграли бы от этого?

Гарри вскинул на него изумленный взгляд.

— Что вы хотите сказать?

— Мистер Аддисон, наше дело — сбор информации, а не борьба за соблюдение законов. Советник по политическим вопросам изучает политический климат в той стране, куда его или ее назначили. В нашем случае речь идет не только об Италии, но и о Ватикане. Убийство кардинала-викария Рима и взрыв ассизского автобуса, которые, насколько мне известно, полицейские считают взаимосвязанными, касаются обеих стран. Как личный секретарь кардинала Марчиано, ваш брат занимал привилегированное положение в церкви. Если он действительно убил кардинала-викария, то следует признать более чем вероятным, что он действовал не в одиночку. Если так, есть все основания считать, что убийство было не единичным случаем, а элементом некоей крупномасштабной акции, затрагивающей высшие ступени Святого престола… — Итон отошел от шкафа и передал Гарри стакан. — Вот тут-то и лежат наши интересы, мистер Аддисон, внутри Ватикана.

— Ну а если мой брат этого не делал? Если он вообще непричастен к преступлениям?

— Мне, как и полиции, приходится верить, что ассизский автобус взорвали с единственной целью — расправиться с вашим братом. Виновники взрыва считали, что он погиб, но теперь усомнились в этом и ужасно боятся того, что он что-то знает и может рассказать. И потому они приложат все силы, чтобы отыскать его и заставить замолчать.

— Что-то знает… Может что-то рассказать… — И только тут до Гарри дошло. — И вы тоже хотите разыскать его?

— Совершенно верно, — спокойно отозвался Итон.

— Нет, я имею в виду: лично вы. Не посольство. Не ваше руководство. Вы сами. Вы поэтому пришли?

— Мистер Аддисон, мне пятьдесят один год, а я так и не поднялся выше секретаря. Мне отказывали в повышении столько раз, что, если я начну перечислять, вы устанете слушать. И я совершенно не хочу выйти в отставку с того же самого поста секретаря. Следовательно, я должен сделать нечто такое, что никак нельзя будет оставить без внимания. И раскрыть заговор, уходящий в самые глубины ватиканского двора, было бы самое то.

Гарри не верил своим ушам.

— Так вы хотите, чтобы я помог вам?

— Не только мне, мистер Аддисон. Но и самому себе. Тем, что известно вашему брату… Ведь никто, кроме него, не может помочь вам сорваться с крючка. И вы сами знаете это не хуже меня.

Гарри молча смотрел на дипломата.

— Если он жив, то, несомненно, боится за свою жизнь. Откуда ему знать, не фальшивая ли это запись? Единственное, что он может знать наверняка — что вы просите его сдаться. Ну а когда он совсем отчается, ему захочется кому-нибудь открыться. И кто же для этого лучше подойдет, чем родной брат?

— Возможно… Но ведь это все пустые разговоры. Потому что ему неизвестно, где я. А мне — где он. И никому это не известно.