Адвокат - Джон Гришэм

— Но и это не все, — тихим грудным голосом произнес он.

— Продолжайте.

— Мы говорим конфиденциально, не так ли? То есть я хочу сказать, у меня было немало адвокатов, но всем им я платил. Один Бог знает, сколько я платил!

— Наша беседа абсолютно конфиденциальна, — искренне заверил я.

Вопрос платы никогда не влиял на мои отношения с клиентом.

— Вы никому об этом не скажете?

— Ни слова. — Я подумал, что если человек желает спрятаться от мира, то лучшего места, чем приют с тысячью тремястами обитателями, не найти.

Мое обещание, похоже, удовлетворило Пола.

— Совершенно случайно, — зашептал он, — я выяснил, что моя жена имеет любовника. Проболталась пациентка. Когда женщина раздевается перед врачом донага, она рассказывает все, что знает. Я не поверил и нанял частного детектива. Очень скоро сыщик подтвердил ее слова, и любовник как в воду канул. — Ожидая реакции, Пелхэм замолчал.

— Исчез?

— Пропал.

— Он мертв?

Пол едва заметно кивнул.

— Вам известно, где находится тело?

Новый кивок.

— Давно это случилось?

— Четыре года назад.

Трепещущей рукой я торопливо черкнул в блокноте.

Пол подался ко мне:

— Он был агентом ФБР. Старый ее дружок, они познакомились в колледже.

— Говорите-говорите. — Я уже не знал, верить или не верить ему.

— Они охотятся за мной.

— Кто?

— ФБР. Все эти четыре года.

— Какой помощи вы ждете от меня?

— Может, договоритесь с ними? Надоело чувствовать себя загнанной дичью.

Я задумался. Мордехай пригласил четвертого клиента под настороженным взглядом Пелхэма.

— Мне нужна дополнительная информация. Имя пропавшего агента вам известно?

— Да. Знаю также, где и когда он родился.

— Как и место и время его смерти?

— Да.

Никаких документов у Пелхэма не было.

— Почему бы вам не прийти ко мне в офис? Поговорим более обстоятельно.

— Дайте подумать. — Он взглянул на часы и объяснил, что работает уборщиком в церкви. — Извините, опаздываю.

Мы обменялись рукопожатием, Пол вышел.

Я довольно быстро усвоил простую истину: в профессии уличного адвоката главное — это умение слушать. Очень многим нашим клиентам был нужен только собеседник. Устав от бесконечных унижений, они шли к юристу излить душу. Мордехай мастерски ориентировался в среде: доброжелательно и мягко задавая вопросы, выяснял, есть ли действительно нужда в его профессиональной помощи. Я же никак не мог опомниться от удивления, что люди бывают настолько несчастными.

К полудню через нашу комнату прошли двадцать шесть человек. Мы с Грином чувствовали себя опустошенными.

— Нужно прогуляться, — сказал Мордехай.

После трехчасового заточения в каморке без окон было настоящим счастьем увидеть безоблачное небо и вдохнуть бодрящий холодный воздух. На противоположной стороне улицы возвышалось новое здание Налогового суда. Приют вообще окружали современные симпатичные постройки.

На перекрестке Секонд- и Ди-стрит мы остановились.

— Срок аренды у них истекает через четыре года. — Мордехай кивнул в сторону приюта. — Агенты по недвижимости зашевелились. В двух кварталах отсюда собираются строить деловой центр, на их участок положили глаз несколько компаний.

— Борьба обещает быть кровавой.

— Не борьба, а война.

Перейдя улицу, мы двинулись по направлению к Капитолию.

— Что поведал белый парень? — поинтересовался Мордехай.

Из двадцати шести клиентов единственным белым был Пелхэм.

— Потрясающая история! Бывший врач, жил когда-то в Пенсильвании.

— От кого он сейчас спасается?

— Что?

— Кто его теперь преследует?

— ФБР.

— Угу. В последний раз было ЦРУ.

Я замер. В отличие от Мордехая.

— Ты уже видел его?

— О да! Не единожды. Питер какой-то там, — бросил он через плечо.

— Пол Пелхэм.

— Отнюдь не всегда. Великолепный рассказчик, не правда ли?

Я стоял и смотрел, как неторопливо удаляется Мордехай — руки в карманы, плечи сотрясает дрожь.

Он хохотал.

Глава 21

Набравшись храбрости, я сообщил Мордехаю, что мне нужно полдня. В ответ услышал: здесь все равны; никто не считает, сколько ты просидел в офисе; если человеку надо — он уходит, и все, черт бы его побрал.

Я так и поступил.

Примерно час потребовался мне, чтобы разобраться с машиной. За «лексус», не подлежавший ремонту, страховая компания выплатила двадцать одну тысячу четыреста восемьдесят долларов. Я вернул банку одолженные шестнадцать тысяч. Оставшихся пяти с небольшим вполне хватит для покупки средства передвижения, соответствующего моему нынешнему статусу и не вводящего в искушение угонщиков.

Шестьдесят минут, листая журналы и слушая мерное тиканье часов, я просидел в приемной у врача.

Двадцать минут, раздевшись по приказу сестры до трусов, провел на холодном хирургическом столе. Кровоподтеки из синих стали багровыми. Истыкав меня пальцами, врач сообщил, что через две недели синяки рассосутся.

Ровно в четыре я прибыл в офис нового адвоката Клер.

Встретила меня суровая секретарша. Стены приемной, казалось, источали ненависть ко всему мужскому, издевка по адресу представителей сильного пола слышалась в каждом звуке.

Журналы на столике были агрессивно деловыми: никаких домашних советов, никаких светских сплетен. Задача — произвести впечатление, а не помочь скоротать время.

Фундамент своего состояния Жаклин Хьюм заложила громкими исками к врачам, позволявшим себе вольности в отношениях с пациентками. А после расправы над двумя весьма любвеобильными сенаторами ее имя стало наводить ужас на любого мужчину, имеющего основания быть недовольным своим браком плюс приличный доход.

Мне не терпелось подписать необходимые бумаги и побыстрее уйти. После получасового ожидания я был на грани истерики. Наконец из кабинета вышла ассистентка и вручила текст соглашения о раздельном проживании. Я прочитал заголовок документа: «Клер Эддисон Брок против Майкла Нельсона Брока».

Закон требовал, чтобы граждане, желающие расторгнуть брак, прожили отдельно друг от друга в течение шести месяцев. По истечении данного срока супруги будут официально считаться разведенными.

Внимательно изучив, я подписал документ и вышел на улицу. Ко Дню благодарения[11] я стану свободным человеком.

В пять часов у здания «Дрейк энд Суини» Полли передала мне коробки с моим барахлом. Секретарша держалась предупредительно-вежливо, но к разговору интереса не проявила, очень торопилась. Наверное, и ей прицепили «жучок».

Через несколько кварталов я из автомата позвонил Барри Нуццо. Как обычно, он сидел на совещании. Я назвался, попросил ему передать, что у меня срочное дело, и вскоре Барри очутился у телефона.

— Мы можем поговорить? — спросил я, уверенный, что наша беседа записывается.

— Конечно.

— Я в будке на углу Кей-стрит и Коннектикут-авеню. Не хочешь выпить кофе?

— Через час.

— Нет, Барри. Либо ты выходишь сию минуту, либо забудь о встрече. — Нет смысла давать им время на подготовку, да и «жучки» ни к чему.

— Договорились.

— Жду в кофейне у Бинглера.

— Знаю такую.

— Приходи один, Барри.

— Ты насмотрелся детективов, Майкл.

Через десять минут мы сидели перед чашками горячего кофе за столиком у окна и смотрели, как по тротуару медленно течет поток пешеходов.

— Зачем фирме потребовался ордер на обыск?

— Из-за досье. Оно у тебя, мы хотим вернуть его. Все очень просто, Майк.

— Вам его не найти, так и знай. Всякие обыски бесполезны.

— Где ты теперь живешь?

Я чуть не расхохотался.

— За ордером на обыск следует ордер на арест, не так ли, Барри?

— Не могу сказать, Майк.

— Спасибо, дружище.

— Послушай, Майк, будем исходить из того, что ты не прав. Ты присвоил чужую собственность. Это называется коротко и ясно — кража. Ты стал врагом фирмы. Я же, твой друг, продолжаю на нее работать. Ты не смеешь рассчитывать на меня в том, что вредит фирме. Кашу заварил ты, а не я.

— Значит, Брэйден Ченс не сказал вам ни слова. Он ничтожество, надменный подонок, совершивший должностное преступление и пытающийся спасти свою задницу. Он убедил вас, что речь идет лишь о воровстве, что я не опасен. Но досье может навсегда разрушить репутацию фирмы.

— К чему ты клонишь?

— Отступитесь. Не нужно совершать новых глупостей.

— Типа твоего предполагаемого ареста?

— Хотя бы. Не очень приятно весь день оглядываться по сторонам.

— Зря ты пошел на кражу.

— Я не собирался воровать досье. Я взял его на время, чтобы снять копию и вернуть. Обстоятельства помешали.

— Значит, ты признаешь, что оно у тебя?