Лава - Сергей Дмитрюк

— Что будем делать, Максим? — задыхаясь от пыли, спросил он. Глаза его яростно горели.

— Нужно остановить эту бойню! Нам не вырваться отсюда так!

— Остановить? Как?

Рэд Ван перевернулся на спину, озираясь по сторонам. Кругом лежали люди: кто-то был еще жив и громко стонал и просил о помощи, кто-то был уже мертв. Трупы лежали один на другом. Все вокруг было залито кровью, спекшейся на раскаленной земле, на рваной прострелянной одежде.

— Постой! — Рэд схватил меня за руку. — Мы сможем выбраться отсюда — ты и я!

Я недоверчиво посмотрел на него.

— Выбраться? Как? Ты в своем уме?!

— Смотри! — вместо ответа, он указал на несколько мертвых тел лежавших невдалеке от нас. — Когда все закончится, они начнут вывозить трупы… Ты понимаешь?

Кажется, я начал понимать его план. Искра надежды вспыхнула в сердце, но тут же угасла.

— Нет, я не могу уйти без нее!

— Брось! — Рэд Ван изумленно воззрился на меня. — Ты понимаешь, что это наш единственный шанс? Другого не будет!

Я упрямо замотал головой.

— Я не уйду отсюда один! Здесь моя жена, которую я считал погибшей. Теперь, когда она жива, я не брошу ее здесь! Ни за что!

— Максим! Послушай! — Рэд схватил меня за руку, придвигаясь ближе.

Пулеметы на вышке затихли. Слышался только злобный лай собак, ругань охранников и стоны раненных.

— Нам нужно вырваться отсюда, во что бы то ни стало! Ты понимаешь? Женщин все равно никто не тронет, а мы вернемся сюда за твоей женой, и других освободим… Поверь мне! Нам бы только оказаться на свободе, а там у меня много надежных и верных друзей. Они помогут нам… Ты веришь мне?

Я посмотрел на его взволнованное лицо. Не доверять ему у меня не было никаких оснований. Месяцы, проведенные в лагере, сблизили нас, превратив в хороших друзей. Может быть, он, в самом деле, прав, и стоит попробовать? Все равно здесь я бессилен помочь Юли, а умирать вместе с ней под насмешки охранников — глупо и нелепо. Нужно спасти ее жизнь, нужно спасти нашу любовь. Слишком дорого она мне досталась!

— Хорошо, — согласно кивнул я Рэду, и посмотрел в сторону ворот, где десяток охранников с собаками уже вошли в лагерь и бесцеремонно пинали ногами раненных и трупы.

Собаки рвались с поводков, истошно лаяли и кусали живых заключенных. Никогда раньше я не испытывал такого отвращения к этим животным. На Земле собаки, верно, служили человеку, были ему другом — ласковым и заботливым. Здесь же они превратились в кровожадных злобных тварей. Медленно охранники двигались в нашу сторону, и нужно было спешить. Рядом со мной, в луже крови, лежало бездыханное тело. Я перевернул его на спину и отшатнулся — это был Куросава. Широко открытыми, полными ужаса, глазами он смотрел в нависающее пыльное небо. Руки его сжимали разорванную пулями и залитую кровью грудь. Сделав над собой усилие, я прижался к нему всем телом, чувствуя, как рубаха моя намокает его кровью. Затем измазал лицо раскисшей багровой землей. Рэд сделал тоже самое, и мы уткнулись лицом в землю, притворившись мертвыми. Спустя мгновение я почувствовал, как мокрый собачий нос ткнулся в мою шею. Тяжело дыша, псина неожиданно громко залаяла над самым моим ухом.

— Эти тоже готовы! — услышал я хриплый голос охранника. Он выругался и со всего маху пнул меня тяжелым ботинком в бок.

Закусив от боли губу, я даже не шелохнулся. Постояв над нами с минуту, солдаты двинулись дальше. Наверное, через час в ворота лагеря въехало несколько грузовых фургонов, и охранники принялись закидывать в них трупы. Все это время мы с Рэдом пролежали, уткнувшись лицами в землю, глотая пыль, и не смея пошевелиться. Даже дышали через раз. Наконец, дошла очередь и до нас. Двое солдат взяли меня за ноги и поволокли к фургону. Я старался, как мог, выглядеть похожим на труп, не обращая внимание на то, что голова моя болталась по земле и билась о камни, а в нос набилось столько пыли, что дышать стало невозможно. Сердце уже замирало от радостного предчувствия свободы, и тут все оборвалось в самую последнюю минуту.

— А ну-ка, постой! — скомандовал дежурный офицер у самого фургона. — Да эти двое, похоже, живы!

Я почувствовал, как у меня прощупывают пульс, и все надежды рухнули разом.

— Так и есть! Живы оба! — констатировал все тот же голос.

Притворяться дальше не имело смысла. Я открыл глаза и увидел стоящих надо мной солдат. Один из них передернул затвор своего оружия, и медленно направил ствол на меня.

— Постой! — остановил его офицер. — Эту ошибку мы всегда успеем исправить! Похоже, этим двоим, захотелось свободы? — усмехнулся он. — У нас им не нравится! Не нравится, да?

Он повернулся к остальным, и все дружно рассмеялись.

— Что ж, ожидание смерти страшнее самой смерти! Не так ли?

Офицер снова взглянул на меня и прищурился.

— В машину их, с трупами! Обоих прикончить там, на месте! Пусть увидят своими глазами, что ждет таких, как они. Пока я здесь главный, никто не выйдет из этого лагеря живым!

Меня подхватили с двух сторон и поставили на ноги. Теперь я мог увидеть и Рэда. Лицо его, покрытое пылью и кровью, казалось серым. Глаза наши встретились, и я прочел в них те же чувства, что переполняли сейчас и мою душу. Нас безжалостно избили прикладами и бросили в фургон, прямо на трупы. Двери наглухо закрыли. Внутри стало темно. Подо мной были мертвые тела. Я искал опоры, но наталкивался на чьи-то руки, ноги, головы, липкие от крови, остывающие и недвижимые. Почувствовал, как мне становится плохо, но в это мгновение рука Рэда Вана отыскала меня в темноте, и его пальцы сильно сжали мое плечо. Я резко отодвинулся к дверям и прижался спиной к металлической стене фургона. Пот струился по моему лицу, было душно и жарко. Из разбитого рта сочилась кровь.

— Что будем делать? — услышал я глухой голос Рэда над самым моим ухом.

Я не мог ему ответить, да и не знал что сказать. В голове все перемешалось, мысли спутались. В ушах стоял противный заунывный звон. В следующую минуту я ощутил всем телом, как фургон тронулся с места. Судя по звукам, доносившимся снаружи, нас вывезли из лагеря в степь, и фургон стал набирать скорость, удаляясь в неизвестном направлении. Немного придя в себя, я лег на спину, и со всей силы пнул обеими ногами в двери фургона. В ответ они только задребезжали, но не поддались. Я ударил их еще, и еще раз, быстро выбиваясь из сил, но результат был тот же.

— Бесполезно, Максим! — остановил меня Рэд. — Так нам не выбраться отсюда. Охранники сразу же заметят и убьют нас.

— Что же теперь? — едва ворочая губами, спросил я. Лица его я не видел, только неясный контур в темноте.

— Я не знаю… Прости, что втянул тебя в это!

— Брось! Ты здесь совершенно ни при чем. Твой план был неплох, но все висело на волоске, и удача, в конце концов, отвернулась от нас…

Какое-то время мы молчали, прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму ветра, и пытаясь определить дорогу, по которой нас везли. Отчаяние с каждой минутой все больше охватывало меня. Весь наш план сорвался в самом начале, и теперь мне уже никогда не спасти жизнь Юли! Предстоящая смерть не страшила меня. Сознание того, что я обрек на смерть свою любимую, терзало мое сердце, заставляя метаться в бессильной ярости и отчаянии.

Сейчас я живо представил себе всю нашу с ней жизнь, все радости и печали, все хорошее и светлое, что связывало нас здесь, на Гивее, и там, на Земле — теперь безмерно далекой и чудовищно недостижимой для нас обоих. Перед моим мысленным взором стояли глаза Юли в тот миг, когда я предстал перед ней, раздвинув ветви якоранды[7], склоненные к настежь распахнутому окну ее коттеджа на окраине Города. Она стояла в безмолвной печали, ожидая моего возвращения… Она верила, что я вернусь к ней, несмотря ни на что!..

Как давно это было, как далеко! Словно и не с нами вовсе, а с кем-то другим в прекрасной несбыточной сказке… Сердце сдавила невыносимая боль. Все мое сознание в этот миг протестовало против несправедливости судьбы и безудержно рвалось сквозь холодные просторы Вселенной к заветной, родной и далекой Земле, с которой была связана вся моя жизнь, без которой я не мыслил себя даже после смерти. Только теперь я понял давние страхи Юли, боявшейся умереть вдали от Земли, и ясно осознал, что тоже хотел бы, чтобы мой прах был развеян животворным огнем Храма Памяти, и унесен ласковым ветром на просторы родной планеты. Я не хотел умирать так, как предрекли мне мои палачи — в чужих степях, среди крови и грязи, за чужие идеалы… Но помочь нам сейчас могло разве что чудо, а чудес на свете не бывает.

Видимо, поглощенный сходными мыслями, Рэд Ван протянул мне руку, и я сжал его сильные сухие пальцы, в немой благодарности.

— Жестокое правление куда свирепее лютого тигра! — глухо произнес он. — Воистину древние были правы! Мы понимаем это всегда слишком поздно, когда ничего уже невозможно исправить…