Лава - Сергей Дмитрюк

Но разум мой отчаянно пульсировал, не в силах смириться с этой ужасной правдой, и требовал отмщения за смерть моей любимой. Поэтому я мчался туда, где гнездилось зло, чтобы свершить справедливое возмездие. Нужно было добраться до Шень-Цян еще до наступления утра, но я уже понял, что не успею сделать этого, — слишком много времени ушло на то, чтобы перехитрить Хо, и уехать одному, не подвергая его жизнь опасности. Этот человек и так сделал для меня слишком много, вернув меня с того света и выходив после ранения, как собственного ребенка. Я был обязан ему многим, и не хотел отбирать у него последнего.

Уже на подъезде к городу я заметил усиленные посты Службы безопасности, и круто свернул с основной дороги, поехав в объезд. Но, оказавшись на окраинных кварталах, понял, что продвигаться дальше на магниторе будет небезопасно. Поэтому машину пришлось оставить. Улицы Шэнь-Цян поражали безлюдьем: не было ни привычных митингов, ни очередей за продуктами, даже бродячих собак и тех не было! Наглухо закрытые дома, пыльные, продуваемые ветром, улицы, и вооруженные патрули в каждом квартале, встречи с которыми я старался избегать. Ветер трепал пыльные лозунги на домах, а грозная громада памятника первому вождю народа на главной площади города с какой-то обреченной неуклонностью указывала простертой к небу ладонью в сторону, противоположную солнцу.

Именно здесь, на площади, я столкнулся с очередным патрулем, от которого мне не удалось скрыться. Я прекрасно понимал, что меня могут искать. Ен, используя свое служебное положение, вполне мог устроить на меня настоящую охоту. Но у меня было одно преимущество, — Ен знал, что я мертв. К тому же сейчас у него хватало другой «работы». Во всяком случае, карточка работника ОЗАР подействовала безотказно. Старший патруля даже слегка вытянулся и почтительно козырнул мне. Для пущей убедительности, я деловито осведомился об обстановке в городе, и услышав ответ, что все спокойно, распорядился не терять бдительности. Распрощавшись со своими бывшими коллегами, я поспешно свернул на боковую улицу, по которой без проблем добрался до центра города, к зданию ОЗАР.

Здесь царило заметное оживление. Большое скопление машин у подъезда наводило на мысль, что именно в этом месте сосредоточена теперь вся городская власть. Стараясь остаться незамеченным, я проник в здание через запасной вход. Впрочем, на меня никто и не обращал внимания. Вестибюль первого этажа был забит какими-то людьми, сидевшими прямо на полу, под охраной нескольких солдат. Время от времени кого-то из них выводили во двор, сажали в зарешеченные фургоны и увозили в неизвестном направлении. Судя по лицам и одежде арестованных, это были не простые рабочие, а образованные, интеллигентные люди. Среди них я заметил немало женщин, что поразило меня еще больше.

Похоже, машина уничтожения «врагов революции» набирала обороты, подминая под себя все больше и больше безвинных людей. Если раньше мысли об этом казались мне чем-то не серьезным, словно я наблюдал за какой-то странной детской игрой — пускай и не очень гуманной, но все же игрой — то сейчас увиденное по-настоящему ужаснуло меня. Вокруг происходило что-то неправильное, что-то жестокое, что не должно было происходить, ни при каких обстоятельствах! Маховик смерти косил людей без разбору, без причин и оснований… Хотя, разве есть на свете какие-то основания и причины, по которым одни люди могли бы лишать жизни других?!

Внезапно я прозрел, словно сбросил с глаз пелену неведения, и ужаснулся еще больше, поняв, наконец, что сам был все это время частицей той огненной лавы, про которую мне говорил Хо, и которая залила всю планету, сжигая все на своем пути. Там, на Земле, мы понятия не имели, с чем столкнемся здесь, и я сам, по своей доброй воле, стал послушным винтиком, мелкой пружинкой в этой ужасной машине смерти, бездумно повинуясь чьей-то преступной воле! Теперь мне стало совершенно ясно, что весь этот исход был заранее предрешен, что кровь, страдания и слезы тысяч и тысяч людей были предопределены теми, кто задумывал все это грандиозное действо под названием «революция». Прежнюю диктатуру сменила еще более жестокая и беспощадная диктатура, потому что в роли тиранов теперь выступали алчные, ничтожные люди, пожелавшие вознестись над своим народом в отместку за свое былое ничтожество. И вместе с осознанием всего этого, ко мне пришла твердая уверенность в необходимости остановить этих людей, стоящих у власти, остановить, чего бы это мне не стоило!

Я поднялся на второй этаж, к кабинету Ена. Порывисто распахнул дверь и быстро вошел внутрь. Но, к моему удивлению, Ена в кабинете не было. За столом сидел знакомый мне следователь Ю Чен. Он удивленно посмотрел на меня:

— Максим?

— Ен у себя?

Я осмотрелся по сторонам, словно он мог находиться где-то здесь.

— Ен? — Ю Чен удивился еще больше. — Нет, он теперь в столице. Пошел на повышение… Ты разве не знал?

— Не знал…

Я замялся у двери, соображая, как поступить дальше. В голове все смешалось. Мысли путались, не давая выстроить четкий план дальнейших действий.

— Ладно. Тогда я пожалуй пойду… Придется навестить его в столице.

Я повернулся, было к двери, собираясь уйти, но Ю Чен поспешно остановил меня, словно о чем-то вспомнил.

— Максим! Подожди-ка!

Я посмотрел на него. Он открыл ящик стола, достал оттуда лист какой-то бумаги. Несколько секунд сосредоточенно изучал его. Затем, не поднимая глаз, произнес:

— Ты, конечно, извини, но уйти сейчас ты не сможешь. У меня есть приказ на твой арест!

— Что? Ты спятил?!

Я недоуменно посмотрел в его, ставшие по-деловому холодными, глаза.

— Взгляни сам, — он протянул мне серый лист.

Я подошел к столу, взял бумагу из его рук. Пробежал глазами мелкий печатный текст: «… за связь с контрреволюционными элементами, угрозу народной власти и шпионаж в пользу врагов революции…»

— Что за чушь?!

Я возмущенно посмотрел на Ю Чена. Тот только пожал плечами, словно говоря: ничего не могу поделать!

— Но ты же понимаешь, что все это полнейшая ересь?! — Я швырнул бумагу ему на стол.

Ю Чен аккуратно поднял ее и убрал в ящик стола.

— Может быть, так оно и есть, — рассудительно произнес он, сцепив пальцы рук на крышке стола. — Суд во всем разберется. А пока я вынужден тебя арестовать! Оружие у тебя с собой?

— Постой, постой! — жестом остановил я его. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Какой суд? О чем ты?

— Суд народно-революционный, — вразумительно произнес Ю Чен, поднимаясь со стула. — Сдай оружие!

— Стоп! — Я остановил его протянутую руку. — Кем был подписан этот приказ?

Ю Чен открыл ящик стола, кинул взгляд на бумагу, лежащую в нем.

— Приказ подписал начальник отдела ОЗАР Ен Шао тридцатого июня сего года.

— Две недели назад?

Ю Чен на секунду задумался, кивнул:

— Да.

— Но сейчас же ОЗАР руководит кто-то другой? Верно?

— Да, — снова кивнул следователь.

— Значит приказ, подписанный Еном, потерял свою силу? Так?

Мои слова заставили Чена задуматься, но только на секунду. Затем он холодно произнес:

— Приказы такого содержания обратной силы не имеют! Извини.

Его рука скользнула под крышку стола. Двери кабинета распахнулись, и внутрь вошли двое конвоиров с оружием в руках. Я понял, что спорить дальше бесполезно.

— Куда меня отправляют?

— Тут, не далеко! — Ю Чен слегка усмехнулся. — Сдай оружие!

— У меня нет оружия.

Ю Чен сделал знак одному из конвоиров. Тот быстро и проворно обыскал меня. Ничего не найдя, отступил на шаг. Скомандовал:

— Пошли!

Меня вывели во двор, втолкнули в зарешеченный фургон. Дверцы за мной захлопнулись, и машина сразу же тронулась с места. В узкую зарешеченную щель на крыше фургона проникала полоса света, вздрагивавшая вместе с машиной на крутых поворотах дороги. Я поднялся с пола, сел на металлическую лавку у стены. Глаза постепенно привыкали к полумраку, царившему здесь. Я увидел, что вместе со мной в машине находятся еще четыре человека. Двоих из них я мог хорошо разглядеть.

На полу у стены фургона лежал молодой парень в изодранной рабочей куртке, с опухшим от побоев лицом. Время от времени он тихо стонал и держался рукой за грудь, словно был ранен. Второй — пожилой мужчина, с обрюзгшим лицом и фигурой, большой головой и маленькими руками — сидел рядом со мной на лавке, и сочувственно смотрел на раненого парня, сокрушенно качая головой. Два других моих спутника сидели в тени у противоположной стены фургона, и лиц их я не видел.

Около получаса мы ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Потом пожилой придвинулся ко мне, заискивающе и растерянно заглядывая мне в лицо.

— Вы понимаете, что с нами происходит? Нет?.. Я тоже не понимаю… — Голос у него был высокий и слегка дребезжащий. — Они говорят, что борются с каким-то заговором… По-моему, они сами не ведают, что творят.