Post Scriptum - Марианна Альбертовна Рябман

мной все так же, как со всеми. Был у меня завод, теперь он волею работников моих, сожжен дотла. Была семья. Нынче и она, старанием Анфисы, рассыпалась в прах. Пожелали другие и пропало прочь мое счастье.

Смыковскому все труднее становилось говорить. Он почувствовал вялость, сонливость, слабость во всем теле. Еспетова сразу же заметила это.

– Ну вот, Антон Андреевич, совсем глаза у вас сонные, – сказала она, заботливо укрывая его пледом.

– Да… – протянул Смыковский, – это все Катины порошки…

– А вы поспите, голубчик, поспите. Ведь которую уж ночь, верно без сна, проводите. Поспите, спать нужно.

Тихий голос Полины Евсеевны совсем успокоил Антона Андреевича. Он перестал уже сопротивляться этому темному провалу во что-то, и вскоре глубоко и спокойно заснул.

– Во всем вы правы, сердечный мой, – прошептала Еспетова, – одно только вам неведомо, что и сами вы препятствуете счастью некого человека. Моё-то счастье тоже ко мне не торопится. А я все жду, надеюсь… Всё думаю, вдруг когда-нибудь вы разглядите меня и полюбите. Дождусь ли?

Еспетова провела рукой по щеке Антона Андреевича. Поднялась тихо, и постояв рядом с ним ещё немного, задула затем свечи и ушла.

X.

В то самое время, когда Смыковскому, после бесконечных бессонных ночей, удалось, наконец, уснуть, безмятежным и глубоким сном, его дочь Анна Антоновна спешила встретиться с Филаретом Львовичем.

Постучав нервным движением в его дверь и вбежав в комнату, как только учитель отворил, она бросилась в его объятия и стала говорить без умолку и очень скоро.

– Медлить более невозможно, я очень боюсь, меня лихорадит от страха, и сердце то и дело сжимается, однако откладывать нельзя. Няня только что рассказала мне, что батюшка совсем плох, он останется ночевать в спальне и в свой кабинет уже не вернется сегодня. Катя заварила ему какие-то, оставленные доктором порошки и теперь он должно спит. Я намерена идти сейчас же в его кабинет и забрать из тайника шкатулку с деньгами, но умоляю Филарет, не отпускай меня одну! Пойдем со мной, тебе ничего не придется делать, я достану шкатулку и передам тебе содержимое. Только будь рядом, ты видишь, я не владею собой, помоги мне довести задуманное до конца.

Филорет Львович был в замешательстве. Его терзали сомнения и тяжкие предчувствия.

– Право, я не знаю, как ответить тебе, – произнес он взволнованно, – ты подвергаешь меня огромному риску. Рассуди, что будет, если кто-нибудь войдет внезапно и увидит нас, что последует за тем? Способна ли ты только вообразить себе это?! Объявленный вором, я с позором буду изгнан из этого дома и никогда уже не смогу даже надеяться на получение выгодного места у прочих господ. Если откроется, что деньги взяла ты, то я по-крайности смогу утверждать, что ничего не знал о твоих намерениях, и совсем другое, если я пойду с тобой.

– Но ведь иного пути нет, – плакала Анна Антоновна, – без батюшкиных денег, ты вынужден будешь таиться всю жизнь! Ведь я всё обдумала, никто не узнает нас, даже если увидит. Мы нарядимся в черные плащи, скроем наши лица капюшонами, все примет такой вид, будто это воры, я и окно нарочно раскрою, словно грабители забрались в дом через него. К тому же, мы можем уехать, как только возьмем деньги. Я все права имею и даже обязана покинуть этот дом, так же как и матушка, отчего я должна страдать в разлуке с тобой, если здесь никому нет до меня ровно никакого дела. Батюшка отверг мои мольбы о помощи, он пренебрег своей единственной дочерью, принес меня в жертву во имя других, живущих с ним рядом, для чего же мне тогда беспокоиться о нём и о том, что станет с ним после моего исчезновения. Не оставляй же хотя бы ты меня, раздели со мной эту скверную участь грабежа родительского дома. Минует лишь четверть часа и всё уже окажется позади, мы обретем средства и свободу ото всех! Ну что же ты молчишь? Пойдешь ли ты со мной?

Филарет Львович, хмурый, осунувшийся, покачал утвердительно головой.

– Благодарю тебя, любимый мой, – прошептала облегченно Анна Антоновна.

Спустя несколько минут, они уже пробирались осторожно по темному коридору, закутанные в плащи. Приоткрыв неслышно дверь кабинета, войдя внутрь, и дождавшись пока учитель последует за ней, Анна Антоновна зажгла короткий огарок свечи. Тусклый свет упал на ее лицо, и затем на обезображенное страхом лицо учителя. Не говоря ни слова, она бесшумно ступая, прошла к столу и аккуратно выдвинула ящик. Дрожащей рукой вытащив шкатулку, она поискала рукой ключ и удивилась тому, что не обнаружила его.

– Я не нашла ключа, – тихо произнесла она, предавая тяжелую резную шкатулку Филарету Львовичу, – но в этом пожалуй нет нужды, – добавила она, – мы подумаем как открыть ее позже, когда будем уже далеко отсюда.

Внезапно вспомнив о том, что необходимо убедить всех в посещении комнаты грабителями, Анна Антоновна отдернула шторы и распахнула настежь окно.

В кабинет ворвался холодный зимний ветер. На небе, бездонно-черном красовалась луна, окруженная мелкими звездными точками. Анна вдохнула ледяного воздуха, дыхание ее сбилось, она закашлялась и закрыла лицо руками, так словно ей стало стыдно перед всей этой небесной красотой, за то, что она сотворила.

– Давай вернем все обратно! – сказала она вдруг, обернувшись к учителю, – покуда можно ещё исправить…

Немногим ранее, когда две темные фигуры ещё только приближались к кабинету Смыковского, он сам неожиданно проснулся у себя в спальне, разбуженный мерцающим светом, огромной луны, упавшим небрежно на его лицо.

– Деньги, – прежде всего пронеслось у него в голове, – я так и не отдал Анечке деньги.

Поднимаясь с дивана, он проверил свои карманы и убедившись, что свертки с деньгами, остались при нем, медленно передвигаясь, направился в комнату дочери.

У него не было свечи, на первом этаже и перед лестницей, оставалось светло, на втором же, напротив царила непроглядная тьма, и он пробирался на ощупь. Слабость, ещё сковывающая его, мешала ему идти скорее, головокружение, пелена перед глазами, всё это Антон Андреевич преодолевал с непосильным трудом.

Проходя по коридору мимо своего кабинета он заметил, что сквозь широкую щель, виднеется полоса блеклого света. Как раз тогда, когда Анна Антоновна с надеждой ждала согласия учителя вернуть украденное на прежнее место, Смыковский взявшись за гладкую золоченную ручку, открыл дверь в комнату. Дверь чуть скрипнула, и Анна вздрогнув уронила свечу. Ударившись об пол, свеча тот час погасла и кабинет погрузился во мрак.

– Кто здесь, – спросил Антон Андреевич, ничего ещё не подозревая.

Услышав его голос, Филорет Львович,