Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Евгений Вишневский

Тут Игорь встал и нетвердой походкой вышел из палатки. Вскоре мы услышали звенящий звук: гость возле самой кают-компании мочился во Фрамку. Вскоре он вернулся назад (ширинка его была расстегнута), намереваясь продолжить свой рассказ, но Лев Васильевич с Наташей встали и, извинившись, ушли (у них сеанс связи), а с ними заодно ушла и Наталья Ивановна. Мы с Игорем остались вдвоем.

— Ну, так я пойду, — неуверенно сказал гость.

— Ладно, — согласился я.

— Проводи меня, а, — жалобно попросил он. — Я заплутать боюсь, тем более — выпивши.

Я проводил его до выхода из Тулай-Киряки, указал дорогу и ориентиры (на которые у этого геодезиста было якобы чутье).

Когда я вернулся, Лев Васильевич с Наташей уже сидели в кают-компании. Они были грустны: ни с кем связаться так и не удалось — стойкое непрохождение радиоволн.

Только мы легли спать, только сомкнули глаза, как услышали радостный визг Фрама: с выселок вернулись Люся, Эдик и Валера. Фрам прыгает, визжит и скулит от восторга, обнимает Валеру передними лапами, а Люсю он просто облизал всю с ног до головы. Ребята принесли с собой мяса: двух гусей, двух уток и двух зайцев. Гуси уж ленные.

— Летать хоть и не могут, — застенчиво рассказывает Валера, — но бегают, как страусы... В сапогах их догнать трудно, пришлось разуваться да босиком бегать. Пока одному голову крутишь, другие уже по всей тундре разбежались кто куда. Была бы палка, палкой их там десятков пять набить можно, да где же в тундре палку найдешь?... Вот только двух и добыл.

Наташа, не говоря ни слова, достала здоровенный кусок угля (тот самый) и протянула его Эдику с вопросом:

— Ну, что скажешь?

Тот поскреб свою лысину, повздыхал, покряхтел и после детального расспроса, где и как нашли уголь (ответы давно уже придумали Наташа со Львом Васильевичем), в задумчивости сказал:

— Та-а-ак... Уголь отличный... умеренно мета-морфизованный... почти антрацит... Дайте подумать... Угу... Так... Да, пожалуй, на том склоне он может быть... Ну конечно, там он просто обязан быть!.. Как же это я, старый дурак, раньше не догадался?.. — и далее все увереннее и увереннее стал развивать теорию, из которой явственно следовало, что уголь в тех местах быть просто обязан. Всем нам, и особенно Наташе, огромных трудов стоило не рассмеяться, но мы сдержались.

Целый день мы с Наташей щипали уток и гусей, потрошили дичь, а Лев Васильевич, Наталья Ивановна, Эдик и Валера разбирали и описывали образцы, приводили в порядок записи, сушили снаряжение. Я приготовил огромную кастрюлю чахохбили, миску паштета, зайца нашпиговал чесноком и сушеными и консервированными фруктами (семья-то теперь вон какая, да еще к ночи либо завтра с утра будут гости).

В седьмом часу усталость свалила всех нас, и мы отправились спать, а Лев Васильевич с Наташей отправились на сеанс радиосвязи (в запасное время). Однако выспаться в этот день, как видно, нам было не суждено: минут через сорок после того, как мы сомкнули глаза, к нам в палатку сунул голову Лев Васильевич и радостно закричал:

— Вставайте! По нашей долине идет танк!

Мы выскочили из мешков, на ходу одеваясь. По нашей долине, прямо по самой Фрамке, полз, сыто урча, танк и тащил за собой палатку на санях, ту самую, с выцветшим флагом, лозунгом, трубой и окошком. Правда, на торцевой стороне гольцы теперь не висели, так что был хорошо виден герб РСФСР, заплывший, правда, рыбьим жиром. Валера бросился в нашу палатку за ракетницей и ракетами (зачем? салютовать?), а Эдик и Люся сломя голову кинулись не разбирая дороги навстречу вездеходу. Они почему-то решили, что к нам едет другой отряд из их лаборатории, который работает как раз вот на таком вездеходе и живет в такой же вот палатке на санном ходу. Но ведь тот отряд работает в районе мыса Челюскин (отсюда по прямой километров пятьсот, не меньше), как он мог попасть сюда, да и зачем? Но ведь не могли наши ребята предположить, что здесь, где человек был лет десять — двадцать назад, а до той поры, скорее всего, вообще не был никогда, можно просто так кого-то встретить, как на улице в городе. А в том отряде у Эдика работает друг, молчаливый латыш Гунар (художник по профессии, а в поле, как и я, рабочий, повар и добытчик), очень похожий к тому же (внешне, только внешне!) на Игоря. А тут еще Игорь встал во весь рост и издалека закричал: — Фрам!

Но вскоре все разъяснилось. Ах, как был расстроен, разочарован Эдик, а тут еще наш «угольный» розыгрыш, который тоже разъяснился. Настроение у парня упало совершенно, весь вечер он просидел как в воду опущенный, да и нам тоже было немного совестно. Да-а, шуточка-то вышла довольно жестокой.

Через час все мы уже сидели вокруг стола в нашей кают-компании. На столе, кроме уже упоминавшихся мною кушаний, стояли сижки, жаренные в пикантном кляре, свежий хлеб, лук, чеснок, ну и, разумеется, все тот же разведенный спирт, настоенный на разных травах и специях. Геодезисты оказались хорошими, простыми парнями, особенно всем нам понравился их молчаливый, улыбчивый начальник Володя. Василий Васильевич, которого так хаял Игорь, отнюдь не произвел на нас какого-то неблагоприятного впечатления. Напротив, это был серьезный, обстоятельный и хозяйственный мужик. Я таких в поле люблю и ценю. Все портил только Игорь (он, оказывается, у них в отряде полевой рабочий и в геодезии понимает не больше, чем я в геологии). Этот фрукт лез в каждый разговор, даже в специальный, где ничего понимать не мог, мешался у всех под ногами; хватал два слова из фразы каждого собеседника, по своему усмотрению достраивал ее, получая, как правило, полную нелепицу, шутил, каламбурил (и все невпопад) — словом, извел всех нас до последней степени.

— Давно вы с ним в поле? — спросил Эдик у Володи.

— С двадцать девятого апреля.

— Тяжело же вам пришлось, — вздохнул Эдик. Володя грустно улыбнулся в ответ.

В двенадцатом часу ночи Игорь вдруг пожелал сделать мне подарок. Он кинулся в свою палатку на санях и вскоре вернулся оттуда с отличной мясорубкой настоящего каслинского литья (я в разговоре посетовал, что у нас нет мясорубки). Но никакой подарок от этого человека, как видно, не мог принести нам радости: убегая из кают-компании, Игорь в спешке зацепил ногой и начисто разлил ведро с бражкой, которая выхаживалась у нас пятые сутки. Мы согревали и кутали ее, как младенца; по нашим расчетам в аккурат к завтрашнему дню она должна была бы созреть совершенно, и мы намеревались заняться самогоноварением. Разумеется, как люди вежливые и даже отчасти интеллигентные, мы сделали вид, что ничего страшного не произошло, что бражка эта — повседневные пустяки, мелочи, но в душе дружно помянули и самого Игоря, и его замечательную мясорубку самыми последними словами.